— Спасибо, не нужно.

— Кроме того, не забывай про Эши. Он может помочь нам собрать остальных. Ты пропела его имя ветру, и он пришел.

Рапсодия поморщилась.

— Да, но тогда я стояла в беседке в Элизиуме, которая естественным образом усиливает вибрации. Не уверена, что смогу проделать это еще раз, стоя где-нибудь в поле. К тому же ты прекрасно знаешь, я не хочу рассказывать Эши про этих детей до тех пор, пока не вернусь от Покрова Гоэн.

Акмед сжал кулаки, но его лицо оставалось спокойным.

— Он не заслужил того, чтобы ты оберегала его, словно маленького беззащитного ребенка, — с горечью в голосе произнес он. — Может быть, стоит позволить ему самому сражаться за себя. Пусть учится вытирать собственную задницу. Меня выворачивает наизнанку, когда я вижу, как ты выступаешь в роли его подтирки.

Последние отблески заходящего солнца отразились в изумрудных глазах Рапсодии.

— За что ты его так ненавидишь?

— А за что ты его так любишь? — не глядя на нее, спросил Акмед.

Рапсодия молча смотрела на бескрайние поля, тянущиеся к самому горизонту. Розовое сияние, окутывавшее облака, погасло, и ему на смену пришел сумрак, поглотивший все яркие краски.

— Любить нельзя за что-то, — тихо сказала она наконец. — Любовь просто есть. И она живет даже тогда, когда не имеет права на жизнь. Даже когда ты ее прогоняешь. Очень трудно заставить ее умереть. Да и не нужно. Глупо от нее отказываться, ты сам становишься слабее и хуже. И потому ты ее принимаешь. И позволяешь ей остаться. Ты не убиваешь любовь. Ты просто с ней существуешь.

Она взглянула на Акмеда, он задумчиво смотрел куда-то вдаль, за горизонт.

— Ненависть совсем не похожа на любовь. Она всегда должна иметь причину, — закончила она.

Акмед вдохнул холодный ночной воздух и проговорил:

— Во мне нет ненависти. Я от нее отказался. Но я презираю обещания Эши, его слабость, его верность, отданную не тому, кому следовало отдать.

Рапсодия провела рукой по высохшей траве, прихваченной морозом и припорошенной первым снегом.

— Он больше не слаб. Я видела, через что ему пришлось пройти, Акмед. Даже испытывая мучительную боль, страдая от одиночества, он старался защищать невинных, искал демона, захватившего его душу в плен. Теперь он излечился и стал сильным.

— Ты неправильно используешь это слово. Мне казалось, Дающие Имя гораздо трепетнее относятся к языку. Он вылечился, но не стал безупречным божеством. Он снова тебя предаст, подведет, разожмет руки, когда твоя жизнь будет зависеть от того, чтобы он держал тебя изо всех сил, он придет к тебе на помощь, когда будет слишком поздно. Я уже это видел. — Он посмотрел ей в глаза. — И ты тоже.

Рапсодия вырвала из земли травинку.

— Ты ошибаешься.

— Думаю, что нет.

— Легко ругать то, что ты считаешь слабостью и чего не испытал сам. Но если ты сам никогда никого не любил и тебе не приходилось выбирать между долгом и любовью, если ты никогда не знал страха, что твои чувства возьмут над тобой верх, ты не можешь…

— Замолчи! — Это слово прозвучало с такой силой, что Рапсодия от неожиданности уронила стебелек травы на землю. — Откуда ты знаешь, что мне довелось испытать? С чего ты взяла, что я не мог на собственном опыте убедиться, каким слабым делает человека любовь? Как ты смеешь думать, будто я стану порицать кого-либо — даже его, — не пройдя по этой дороге сам?

Акмед наконец повернулся к ней, и Рапсодия увидела, что в его глазах пылает темный огонь.

— Я знаю, какие клятвы люди дают в юности. Я все знаю о желании отдать всего себя, без остатка, тому, кто тебе дорог, и о попытках сохранить то, что сохранить нельзя, несмотря на все посулы любви. Именно это я и ненавижу в Эши больше всего: он заставил тебя поверить в то, что может спасти тебя, а ты его. И в то, что ты нуждаешься в спасении, а он достоин тех жертв, которые ты ради него принесла.

Он отвернулся к далекому горизонту. Рапсодия несколько секунд смотрела на него, а потом и сама принялась разглядывать далекие облака.

— Кто она?

Король фирболгов ссутулился и опустил глаза.

— Прошу тебя, пусть это останется тайной. Считай, что это мое Спящее Дитя, которое лучше не трогать.

Рапсодия кивнула.

— А Грунтор знает?

— Он знает все, потому что не судит и ни о чем никогда не напоминает. Спроси, что он думает об Эши, если тебя интересует объективное мнение.

Рапсодия встала и потянулась.

— Не интересует. Это не имеет никакого значения. Эши ушел.

— Он вернется.

— Нет, не вернется. Он сделает предложение намерьенке из Первого поколения, той, кого кольцо Патриарха посчитает достойной его выбора.

Акмед выпрямился и посмотрел в огонь.

— Еще одно подтверждение того, что чуть раньше я сказал о его слабости и верности, отданной не тому, кому следует.

— Не думаю, что ты прав, — покачала головой Рапсодия. — Мы с самого начала понимали, что не сможем быть вместе. Эши родился, чтобы стать Королем намерьенов, хочет он того или нет. Он должен жениться на женщине из благородного рода. Я знала об этом еще до того, как полюбила его, и тогда, когда полюбила. Знаю сейчас. Ничего не изменилось. Он ушел навстречу своей судьбе. Наступит день, когда мы тоже исполним свое предназначение.

— Разумеется, только я подозреваю, что нам еще суждено с ним встретиться.

— Ну и что? Все кончено. — Рапсодия взглянула на темно-синее небо в поисках вечерней звезды, но тучи затянули горизонт, и она опустила глаза. — И за это я ему благодарна.

— За что?

— Он подарил мне конец. Завершение. То, о чем я мечтаю с тех самых пор, как мы с тобой встретились и события стали разворачиваться с головокружительной быстротой. Я устала, Акмед. — Она повернулась и посмотрела на него, в ее глазах он увидел бесконечную грусть. — Я устала искать демона. Устала жить, зная, что любой человек, которого мы встречаем, может оказаться вместилищем ф’дора. Я хочу наконец выяснить, кто это, и убить его, раз и навсегда. Чтобы ты навечно пленил его дух и он больше никогда не вырвался на свободу. — Она снова взглянула на ночное небо. — Я больше не могу жить с терзающими меня кошмарами. Я хочу, чтобы все закончилось. Навсегда. Хочу заснуть и спокойно проспать всю ночь.

В темноте рядом с ней раздался сдавленный смешок.

— Извини, но этого не будет. Никогда.

— Почему? — Налетел порыв холодного ветра, и Рапсодия невольно вздрогнула.

— Ты сама прекрасно знаешь. — Голос Акмеда смягчился. — Если нас не прикончат в ближайшие недели или месяцы, то весьма высока вероятность того, что мы никогда не умрем, вернее, проживем не меньше тысячи лет. Как и все Первое поколение намерьенов, мы обманули Время, когда отправились в путешествие по Корню. Благословенное бессмертие тоже имеет свою цену. Ты хочешь, чтобы все закончилось, Рапсодия, но твоему желанию не суждено сбыться. Вспомни Праматерь, которая многие века охраняла Спящее Дитя. И нам точно так же суждено всю жизнь оставаться на своем посту. Ты же видела чудовище, спящее в недрах Земли, и знаешь, что демоны мечтают только об одном — выпустить его на свободу. Разве ты сможешь спать спокойно? Хорошо спят лишь глупцы и те, кто ничего вокруг себя не видит. И только безнадежно наивный человек может надеяться на то, что это когда-нибудь закончится.

Рапсодия резким движением вытащила из ножен свой меч, и Звездный Горн тут же залил холодную ночь ослепительным сиянием, осветив белый снег алыми вспышками.

— Отлично, — заявила Рапсодия, глядя в глаза Акмеду. — Я согласна ничего не видеть вокруг себя и готова стать наивной идиоткой. Мне кажется, ты не понимаешь, Акмед. Мне необходимо верить, что наступит день, когда весь этот кошмар закончится. Иначе я просто не смогу жить дальше.

Она отвернулась и, подойдя к краю обрыва, принялась вглядываться в небо. Из-за холодной серой тучи на мгновение появилась вечерняя звезда и тут же спряталась снова. Рапсодия прогнала все посторонние мысли и запела гимн уходящему дню.