Она поискала взглядом его жену, о которой он говорил ей почти год назад, но никого не увидела рядом с ним. Рапсодия выкинула из головы ненужные мысли. Гвидион достоин стать Королем намерьенов, и она это прекрасно понимала.
Она почувствовала на себе чей-то взгляд, повернулась и увидела глаза Анборна. Он тоже не принимал участия в обсуждении, спокойно наблюдая за происходящим. Генерал обладал королевским достоинством. Рапсодия не сомневалась, что от Анборна не укрылось, как она смотрела на Эши. Расчетливая улыбка, в которой было что-то жесткое, появилась на его лице. Рапсодия научилась распознавать моменты, когда дракон начинал выходить из повиновения. Выражение лица неуловимо менялось — ослепленная яростью рептилия готовилась нанести удар. Рапсодия побледнела, когда Анборн решительно направился к Помосту. Поскольку никто не изъявлял желания говорить, он легко завладел всеобщим вниманием.
— Члены Совета! — громко заговорил Анборн, сразу же заставив всех замолчать. — Я слышал множество упреков относительно моей роли в Великой войне и хочу избавить своих сторонников от необходимости меня защищать. Я признаю свою вину. Да, я командовал армией Гвиллиама, я действительно уничтожил часть лиринского леса и убил множество людей из Первого флота. Однако громче всех меня упрекали те, кого я видел на полях сражений и на ком лежит не меньшая вина, — впрочем, не все обладают моим воинским талантом, а посему от моих рук пало больше людей. То была война, ужасная война. И кто из вас, принимавших в ней участие, скажет, что они чисты перед людьми и историей?
Все молчали. Анборн улыбнулся; то была улыбка победителя, но она почти сразу же сменилась серьезным выражением.
— Я исполнял свой долг вовсе не из любви к отцу или ненависти к матери, а лишь старался защитить то, во что верил. Охваченный безумием войны, я нарушил ряд запретов и теперь приношу свои извинения. Прежде всего они обращены к лиринам и их королеве. Речь идет не только об осаде городов, но и о том ущербе, который им нанесли мои отец и мать. Это была не их война, но лирины очень сильно от нее пострадали. Однако Великая война вошла в историю не только из-за своей беспрецедентной жестокости. Существует множество легенд о проявленных жалости и благородстве. Еще раз повторю: мы лишь пытались спасти то, что любили больше всего. Только два человека действовали из иных побуждений — Гвиллиам и Энвин. Сегодня мы слышали едва ли не полный список грехов моей матери, забыв о преступлениях отца, но скажу вам как генерал: Гвиллиам несет не меньшую ответственность за эту войну, чем моя мать. Поэтому, как его наследник, представитель Третьего флота и его армии, я приношу от имени Гвиллиама извинения за его преступления Первому флоту.
Наступила неловкая тишина. Вперед выступила Элендра.
— Как глава Первого флота, я принимаю извинения и приношу наши извинения Третьему флоту.
По Чаше прокатилась волна одобрительных аплодисментов. Анборн полностью завладел вниманием Совета и прекрасно это понимал.
— Как сказала наша новая Королева, — продолжал он, — мы должны простить самих себя. Я пытался искупить свою вину служением новым странам и землям, появившимся после войны. В Роланде и Дронсдейле, во владениях наинов и Сорболде, а также во многих других королевствах меня знают как воина и генерала. Именно в таком качестве я обращаюсь сегодня к вам — не как наследник Гвиллиама или глава Третьего флота, а как обычный человек, проживший среди вас долгие годы. Сегодня я на многие вещи посмотрел иначе. Прежде всего, на нас лежит ответственность за объединение народов нового мира, поскольку теперь это уже наш дом и мы сами отвечаем за его благополучие. И за развязанную здесь войну. Живущие на этой земле люди нуждаются в мире, который могут обеспечить только намерьены. Но добиться успеха сможет лишь тот, кто знает людей, кто жил среди них.
Рапсодия почувствовала, как у нее сжимается горло: Анборн на ее глазах становился Королем. Она ничего не могла возразить.
— Уже было сказано, что Король может быть избран только из моего Дома, и это правда, поскольку мы связываем воедино народы и королевства. Только дети Энвин и Гвиллиама в состоянии соединить старый и новый миры, только Дом Сереннских Королей собрал под свои знамена все народы. Только один человек знает армии и приюты, крестьян и королей, как если бы он был одним из них. Сейчас он носит титулы Главного жреца и Патриарха. Он потомок не только Первого и Третьего флотов, но и Второго. Поэтому я, Анборн ап Гвиллиам, сын Энвин, предлагаю избрать королем намерьенов лорда Гвидиона ап Ллаурона ап Гвиллиама из Дома Ньюленд, главу Второго флота, сына наследника Энвин, кирсданкенвара. Он не участвовал в войне, но всю свою жизнь самоотверженно пытался исцелить нанесенные войной раны. Только он способен стать достойным Королем!
Восторженный рев переполнил Чашу и выплеснулся наружу. Он прокатился по склонам Зубов и добрался до пещер фирболгов, вновь потревожив их сон, пронесся над армией Роланда, поселил в души солдат надежду на мир, хотя они готовились к сражению.
Сквозь камень Помоста Рапсодия почувствовала, что Чаша сделала выбор — Гвидион станет Королем. Эши потрясенно смотрел на Анборна. Его дядя лишь улыбнулся и протянул к нему руки, словно представляя Гвидиона толпе.
— Дом Фергуса воздерживается! — крикнул кто-то из рядов Второго флота, раздался громкий смех — очевидно, речь шла о древнем соперничестве, которое теперь свелось к шутке.
— Ну, они хотя бы не возражают, — зычно прокричал кто-то из окружения Эши.
Одобрительные возгласы становились все громче, через мгновение толпа подняла Гвидиона на руки. Одновременно многие бросились к Помосту, чтобы поговорить с Рапсодией или хотя бы прикоснуться к ней рукой.
Рапсодия обратилась в бегство. Он спрыгнула с Помоста и очутилась в могучих объятиях Грунтора.
— Забери меня отсюда, — выдохнула она.
Великан фирболг кивнул и понес ее на руках, уверенно пробираясь сквозь ревущую толпу. Когда они оказались вне досягаемости намерьенов, Грунтор поставил ее на землю и пошел рядом, закрывая своим телом. Они быстро добрались до выхода из Чаши и остановились перед дорогой, ведущей в Котелок.
Когда они пробивались к выходу, Рапсодия услышала, как кто-то зовет ее по имени; в голосе звучала такая настойчивость, что она попросила Грунтора остановиться. Рапсодия повернулась и увидела, что к ней с протянутыми руками бежит женщина-лиринглас. Она была в возрасте ее матери, какой Рапсодия запомнила ее перед расставанием, и хотя между ними не было никакого сходства, у нее перехватило горло.
Рапсодия взяла протянутые руки в свои ладони, до сих пор не понимая, кто стоит перед ней. Женщина изумленно смотрела на нее, но Рапсодия не увидела в ее глазах бессмысленного благоговения. В них стояли слезы. Потом они хлынули потоком, оставляя блестящие дорожки на щеках.
— Вы меня не помните? — тихо спросила она.
Рапсодии показалось, что она улавливает знакомые черты, но вспомнить женщину не удавалось. Сзади к ним приближалась толпа возбужденных намерьенов.
— Извините, но боюсь, что нет, — ответила Рапсодия.
— Это я, Эналайза, — сказала женщина и заплакала еще сильнее.
Рапсодия немного подумала, а потом ее глаза широко открылись. Эналайза Майкла Ветра Смерти, которую тот называл Петунией. Рапсодия вспомнила, как спасла ее от страшной участи. В последний раз она видела девочку в тот день, когда они решились войти в Широкие Луга под защитой стражей Наны, чтобы разыскать живущих там лиринов. То был печальный момент, не первое и не последнее расставание Рапсодии с людьми, которых она любила. Лирины тепло приняли девочку, и Рапсодия еще долго утешалась, вспоминая сидящую на лошади вождя лиринов Петунию, махавшую ей рукой.
Женщины крепко обнялись. Это был первый знакомый человек, спасшийся с Серендаира — если не считать двух болгов, — которого она встретила, и Рапсодия не смогла сдержать слез. Певица обменялась взглядами с Грунтором и отошла с Эналайзой в сторону, а великан встал между ними и толпой, давая женщинам возможность немного поговорить.