Затем хранитель снял с полки Евангелие, заказанное в XVII веке переписчику одним крестьянином.

— Две десятины отдал крестьянин переписчику за его работу.

Еще больший интерес вызвало «Чтение», переписанное в XI веке в Константинополе для императрицы Мариам — дочери грузинского царя Ваграта IV и жены Михаила Дука, византийского императора.

Взяв в руки большой фолиант, Тараш прочел приписку:

«Спаси мя, господи, и помилуй, — просил раб божий Габриел Патарая, переписчик этого огромного труда. — …Габриел Скавели и Габриел Хорга премного мне помогли, когда нуждался я, и хлеб мне подали, Иоанн же Оборванец поднес мне вина», — слышался со страниц рукописи его жалобный голос.

— Каким великим смирением отличались старинные писатели, — удивлялась Каролина.

— Кого не мучили голод или любовь, тот никогда ничего не создавал, — заметил Тараш.

Он взял переписанную микроскопическим почерком рукопись, украшенную фантастическими виньетками и миниатюрами. Двенадцать фигур, символизирующих двенадцать месяцев, были полны нежнейшей грации. Женственно-грациозный Марс был изображен в бурке.

— И это Марс, грозный бог войны?! — воскликнула Каролина. — Сколько прелести придал ему грузинский мастер.

Подле Марса голубоглазый пастух (тоже в бурке) с белым агнцем в руках, — такой, каким его изображает в своих стихах Вергилий. На левой руке у него кречет. Он смотрит на птицу, чьи пылающие, как угольки, глаза полны дикой лесной радости.

Затем хранитель разложил перед ними рукописные списки «Витязя в тигровой шкуре» Руставели, украшенные миниатюрами.

— Из тумана столетий глядит на нас этот чародей. И то, что мы не знаем его происхождения, таинственным ореолом окружает царя грузинской поэзии, — говорит хранитель. Он кладет рядом с поэмой Руставели рукописи Сулхана-Саба Орбелиани и Давида Гурамишвили,

Скорбное лицо смотрит с автопортрета Давида. Глаза устремлены вверх, точно он жалуется небу.

И с болью душевной вспомнил Тараш, что все трое вынуждены были покинуть свою родину.

Зашелестели списки Свода законов царя Вахтанга, его трактаты, стихи, ценнейшие документы его сына Вахушти.

Тамар бросает взгляд на часы, но не решается поторопить своих спутников.

Тараш показывает Каролине и Тамар гербы грузинских провинций: герб Абхазии — козел, Гурии — серна, Мегрелии — кабан со знаменем (на знамени почему-то изображен и голубь), Имеретии — олень и луна, Картли — два льва, держащих хитон Христа, овен со знаменем — Южной Грузии, Пегас — Кахетии…

Тяжелые двери сейфов закрылись. Хотя Тамар жаловалась на головную боль, Каролина все же настояла на том, чтобы осмотреть отдел рукоделий.

Тараш взял дам под руки, но мысли его были далеко. За один час его воображение пробежало пятнадцать столетий. Ему мерещились книжники, согбенные над письменами, перед ним развертывались и свертывались века, как только что виденные пергаментные свитки, и слышались робкие голоса авторов и переписчиков, которые в своих смиренных приписках просили помолиться о спасении их душ.

«Помяните нас и помолитесь за спасение наших душ, ибо мы были такими, как вы, вы же будете тем, чем стали мы», — запомнилась Тарашу жалостная приписка на одном из пергаментов.

Хранитель повел их в зал рукоделий.

Стеклянные шкафы были завешаны серым полотном. Белые, выстроенные в ряд, они напоминали мраморные саркофаги.

Хранитель откинул занавес первого шкафа и снял свадебную фату искуснейшей работы. По белому шелку, затканному золотыми пластинками, были вышиты темно-красные бутоны с лазурными листьями и зелеными шипами. Словно только что сорванные розы рассыпались по снегу.

Этот убор привел Каролину в восторг. И даже усталая Тамар встрепенулась при виде роз.

Тараш взглянул на Тамар и в своем воображении накинул на нее златотканую фату.

Хранитель сдернул занавес со второго шкафа.

— Это старинная подушка, чтобы подкладывать за спину, — пояснил он Каролине.

На кизиловом фоне белый бисер придавал слепящий блеск многоцветному шитью. Переливчатая игра красок составляла главную прелесть узора.

На другой подушке, более поздней эпохи, вышиты гладью белые венчики ромашек. Вокруг разбросаны дубовые листья того желтовато-зеленого цвета, какой бывает у них в пору цветения дерева.

Потом взору посетителей предстали лечаки с золотой каймой, вязанные крючком.

— А это вуаль работы XIII века.

На фарфоровом фоне золотыми нитями вышито лучистое солнце, окруженное сонмом серебряных звезд.

— Какая прелесть! — воскликнула Каролина, залюбовавшись голубым шелковым гулиспири, расшитым мелкими сапфирами и изумрудами.

Тамар понравился еще один нагрудник: на белом шелку златотканые индийские узоры, по краям — листья платана.

Хранитель показал Тамар атласные платья — голубые, светло-зеленые, цвета увядшего листа. Возле них лежали яркие гулиспири.

Платья прекрасно сохранились, но было заметно, что отошедшие поколения красавиц носили их, и хотя они украшали теперь музей, все же имели вид погребальных одеяний.

Златоткань древнейших образцов от времени стала еще желтее, белый парчовый фон напоминал теперь лепестки чайной розы (найденные между страницами «Чтений» умершей возлюбленной). Но хотя краски увяли, их гармоничное сочетание все еще дышало нежностью…

— А вот и воспетые в нашей народной поэзии рубашки, — сказал Тараш, показывая Тамар на пунцовую шелковую сорочку с жемчужными застежками, которую надевала невеста в первую брачную ночь.

Каролина указала на шейдиши[56] темно-красного цвета.

— Такие шаровары наши женщины носили вплоть до XIX столетия, — объяснил хранитель. — На них вышивали внизу виноградные листья, оленей с ветвистыми рогами, фазанов, скачущих ланей.

Затем перед посетителями были разложены купальные халаты, расшитые золотом, серебром и разноцветными нитками, — одни ярко-красные, другие телесного цвета. С редкостным мастерством были исполнены узоры, казалось, обладавшие способностью метаморфозы: в одном и том же рисунке глазу чудился то олень, то неведомый заморский цветок.

Хранитель показал женские катиби[57] и расшитые пояса с золотыми кисточками (пышными, как грива буланого коня), пояса из белой парчи, украшенные золотыми колосьями и медальонами.

В следующем шкафу находились нарядные сюзанэ. На одном из них была вышита по краю наивная надпись: «Носи на здоровье».

Замелькали перед глазами кизиловые рубахи, затканные обшлага рукавов, пояса, платья, работы княгинь и крестьянок.

Каролина изумлялась вкусу деревенских женщин и девушек, нисколько не уступавших в этом отношении аристократкам: то же благородство в подборе цветов, та же изящная простота (соперничающая с утонченностью), гармоничность оттенков, отсутствие кричащих тонов.

Подошли к шкафу с драгоценностями.

Увидев крест из массивного золота, усыпанный рубинами и сапфирами, Тамар с болью в сердце вспомнила о своем крестике.

Каролина рассматривала ожерелья: алмазные, жемчужные, коралловые, бирюзовые.

Сверкали старинные перстни, серьги, браслеты, маленькие нагрудные иконы с грузинскими и греческими надписями, колье с крупным жемчугом, с яхонтами, зла-токрученая бахрома, брокаты, головные бархатные уборы, венчики с жемчужным шитьем.

В шкафу с туалетными принадлежностями разложены золотые чистки для ушей, отделанные серебром перламутровые раковины для разведения белил, шпильки, осыпанные жемчугом, пряжки для волос, разнообразнейшие ручные зеркала, ножницы, чаши для хны, расписные ларцы и крошечные шкатулки, сребротканые головные ленты, ночные сорочки из чесучи.

Тамар загляделась на гишеровые и коралловые чётки, янтарные кресты, платки, шитые серебряным шнуром, кирманские шали, златотканые женские куртки, отороченные соболем, езидские вязания, украшенные горностаем, французские атласные платья, сорочки телесного цвета, голубые тальмы…