Вы пишете, что рабочий класс не любит туманной половинчатости и дипломатических уверток. Правильно. Вот почему вам надо, наконец, свести концы с концами. Если партия -- труп, надо на новом месте строить новую партию и открыто об этом рабочему классу сказать. Если термидор совершился, и диктатура пролетариата ликвидирована, тогда надо открыто выдвинуть знамя второй пролетарской революции. Так мы поступили бы, если бы путь реформы, за который мы стоим, потерпел крушение. К сожалению, руководители ДЦ по уши сидят в туманной половинчатости и дипломатических увертках. Они страшно "лево" критикуют наш путь реформы, который, как мы, надеюсь, показали, вовсе не значит путь сталинской легальности --но они не выдвигают перед рабочими массами и другого пути. Они ограничиваются сектантским ворчаньем по нашему адресу И выжидательным расчетом на стихийные движения. Если бы эта линия укрепилась, она не только погубила бы вашу группу, в которой немало хороших и преданных революционеров, но, как всякое сектантство и всякий авантюризм, оказала бы лучшую услугу правоцентристским тенденциям, т. е. в последнем счете, буржуазной реставрации. Вот почему, дорогой товарищ, прежде чем объединиться -- а я за объединение всей душой,-- надо идейно размежеваться на основе четкой и принципиальной политической линии. Это старое и хорошее большевистское правило.
С коммунистическим приветом
Л. Троцкий
[11 ноября 1928 г.]
ПИСЬМО ЯНУШЕВСКОМУ
18 ноября 1928 г.
Дорогой друг, я до сих пор не ответил на Ваше письмо и, главное, не поблагодарил Вас за Форда [Легавая собака. Прим. Л. Троцкого]. Причин тому много; главной из них является полное расстройство письменных сношений. Но так как настоящее письмо посвящено собачье-охотничьим вопросам, то надеюсь, что оно дойдет беспрепятственно. Вот Вам обстоятельный отчет о Форде: исхожу из того, что Вам лично и остальным друзьям, содействовавшим в доставлении мне этой собаки, любопытно будет, как охотникам, прочитать настоящее донесение. В первый период Форд нас несколько испугал своей чрезвычайной размашистостью, чтобы не сказать разнузданностью, особенно по сравнению с тихой Майей [Кличка собаки.-- Прим. ред.-сост.]. Форд потрясал до основания нашу дачную квартирку и не всегда соблюдал правила вежливости. Возможно, что железнодорожное путешествие несколько выбило его из равновесия. Сперва я совершил с ним несколько охотничьих опытов в близлежащих горах. В первые разы бросались в глаза больше его недочеты, чем положительные стороны. Своим неистовым поиском он несколько раз спарывал выводки рябков (горных куропаток). Все время делал стойки и полустойки на жаворонков и вообще мелкую пташку. Уходил далеко и надолго в кусты, несмотря на свист. Отыскав убитого перепела, стал его мять, мне не отдавал, сопротивлялся, когда я открывал ему пасть, и в конце концов перепела мы разорвали пополам. Тут была, впрочем, доля и моей вины. Нужно, однако, прибавить, что и на последней большой охоте, наткнувшись в кустах на убитого фазана, Форд изрядно растерзал его. Таковы явные минусы собаки, с которыми пришлось столкнуться на первых порах. Письмо ее бывшего владельца и воспитателя чрезвычайно помогло мне. После первых двух-трех опытов я усвоил уроки этого письма гораздо лучше, чем при первом чтении. Я стал собаку прибирать к рукам, прибегая время от времени и к хлысту. (К сожалению, о мерах наказания в препроводительном письме ничего не было сказано.) Полному испытанию качества Форда подверглись на недавней большой охоте, главным образом по фазанам. Правда, фазан в эту пору года стойки не выдерживает, и в этом смысле работа не могла отличаться полной чистотой. Испытанию подвергались главным образом чутье, энергия поиска (в густых камышах и колючих зарослях) и неутомимость. По всем этим трем статьям Форд сдал экзамен прекрасно. Он поднимал фазана больше, чем две другие собаки вместе, бросаясь по следу в колючие кустарники с бесстрашьем, которое бы сделало честь закаленному ирландскому сеттеру. Ввиду обилия серьезной дичи, он почти не баловался стойками по мелкой пташке. Поиск оставался, однако, слишком размашистым и независимым. Только уходившись за утреннюю охоту, он начинал к вечеру работать почти идеально. После выстрела почти всегда ложился, если не слишком много стреляли вокруг. Окрик "даун" он выполняет лучше всех других сигналов. Ищет убитую дичь хуже Майи, а однажды, как сказано, довольно долго оставаясь наедине с убитым фазаном, жестоко растерзал его. Живости он чрезвычайной, глаза умные, и это искупает целиком дефекты экстерьера: недаром же Бутулин говорит: "Нам с лица не воду пить". Думаю с ним походить, когда прибудут сапоги, по болотной дичи: охотники говорят, что сейчас под городом много бекасов и гаршнепов, очень жирных, и выдерживают стойку. Словом, я собакой очень доволен, семья относится к ней с большой симпатией. Посылаю отсюда организаторам и участникам этой посылки, поименованным в Вашем письме, самую горячую благодарность.
[Троцкий] Алма-Ата, 18 ноября 1928 г.
ИЗ ОТКРЫТКИ СТРАЖУ
24 ноября 1928 г.
Дорогой друг, получил интереснейшую стенную газету и "Октябрь" со статьей Серафимовича. Эти неудачники буржуазной беллетристики думают, что они призваны создать "пролетарскую" литературу. Они понимают под этим, очевидно, мелкобуржуазную подделку 2-го или 3-го сорта. С таким же основанием маргарин можно назвать "пролетарским маслом". У старика Энгельса есть прекрасная характеристика этих господ применительно к французскому "пролетарскому писателю" Валлесу. 17 августа 1884 г. Энгельс писал о нем Бернштейну:
"Валессу вам незачем делать столько комплиментов. Это жалкий литературный или, скорее, литераторский фразер, который абсолютно ничего из себя не представляет, который из-за отсутствия таланта перешел к самым крайним и стал "тенденциозным" писателем, чтобы таким образом пристроить свои плохие беллетристические произведения".
Наши классики были в этих делах беспощадны, а эпигоны превращают "пролетарскую литературу" в нищенскую суму, куда собирают буржуазные объедки. А кто не хочет эти объедки принимать за пролетарскую литературу, тот "капитулянт". Ну и пошляки, ну и фразеры, ну и пакостники. [..]
24 ноября 1928 г.
ТЕЛЕГРАММА
3 декабря 1928 г.
Москва ГПУ Менжинскому ЦК ВКП (б) ЦИК -- Калинину Седову
Больше месяца абсолютная почтовая блокада. Перехватываются даже письма телеграммы здоровье дочери необходимых средствах прочее. Точка. Сообщаю для устранения будущих ссылок на исполнителей.
Троцкий. 3 декабря [1928 г.]
ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО
Декабрь 1928 г.
Дорогой товарищ, вы, как и некоторые другие товарищи, спрашиваете: не слишком ли мы берем примиренческую линию, выдвигая такие требования, как честный созыв Шестнадцатого съезда, сокращение партбюджета в 20 раз, опубликование скрываемых работ Ленина и пр. Разумеется, вам ясно, что дело идет тут о ближайших лозунгах внутрипартийного порядка. Это первые шаги, выполнение которых должно было бы показать партии, что совершился серьезный перелом режима. Вопрос о том, насколько осуществимы данные лозунги при нынешнем руководстве, отнюдь не решает судьбы самих лозунгов. Для всех нас совершенно ясны: а) несостоятельность нынешнего руководства, б) неосуществимость перечисленных минимальных лозунгов внутрипартийного характера, поскольку они зависят от доброй воли руководства. Дело идет о мобилизации пролетарского ядра партии, так сказать, большевистской фракции ВКП, под известными, очень простыми и совершенно бесспорными переходными требованиями. Сопротивление руководства этим требованиям будет раскрывать глаза партии на характер руководства и тем увеличивать большевистскую фракцию ВКП. Другими словами, значение выдвинутых требований о внутренней жизни то же, что значение переходных требований в компрограмме вообще.