Еще два месяца жизни от Страгоса и два месяца терпения Реквина. Остается без приключений вернуться к своей шлюпке и уплыть в безопасность.

— За нами следят, — сказал Жеан, едва они вышли со служебного двора Солнечного Шпиля. Они направлялись обратно к лабиринту переулков и живых изгородей, из которого появились; в этом малолюдном районе садов и служебных площадок за игорными домами редко можно было кого-нибудь встретить. Их шлюпка ждала у пирса во внутреннем доке Большой Галереи; наверх, к Золотым Ступеням, они поднялись по шатким лестницам, не прибегая к подъемникам и улицам, где их могли подстерегать тысячи осложнений.

— Где они?

— На той стороне улицы. Наблюдали за двором. И снялись с места вместе с нами.

— Дерьмо! — прошептал Локки. — Если бы у всех горожан, у всех этих скрывающихся ослов были общие яйца, чтобы я мог все время пинать их!

— На краю двора сделаем явный рывок, — сказал Жеан. — Спрячься. Кто бы ни бросился за нами…

В глубине двора стояла изгородь вдвое выше Локки. Подворотня, окруженная пустыми ящиками и бочками, вела к темным, безлюдным тылам Золотых Ступеней. Примерно в десяти футах от этого прохода Локки и Жеан одновременно, словно по неслышному сигналу, бросились бежать.

Через подворотню в темный переулок за ней. Локки знал, что они должны успеть укрыться всего за несколько мгновений. И оказаться достаточно далеко от двора, чтобы никто из служителей Солнечного Шпиля случайно не заметил схватку. Они бежали мимо задних стен садов, мимо газонов, всего в нескольких ярдах от зданий, где богатейшие люди Теринского мира спускали деньги на развлечения. Наконец они увидели по обе стороны переулка две груды ящиков — самое очевидное место для засады, но, если их противники считают, что они хотят сбежать, они могут просто не подумать об этом.

Жеан уже исчез в укрытии. Локки вытащил из-за голенища кинжал и, чувствуя, как бухает в груди сердце, присел за ящиками на своей стороне переулка. Он набросил плащ на лицо, оставив открытыми только глаза и лоб.

Быстрые шаги по камням — и мимо ящиков промчались две тени. Локки нарочно чуть задержался, давая Жеану возможность ударить первым. Когда преследователь, который был к Локки ближе, обернулся на шум борьбы, Локки скользнул вперед, выставив кинжал и мрачно радуясь возможности получить наконец ответ на некоторые вопросы.

Захват получился идеальный: левой рукой он зажал шею противника, а правой прижал стилет к месту, где она мягко соединялась с подбородком.

— Бросай оружие, или я… — только и успел сказать Локки. Его противник вдруг совершил нечто чудовищно неразумное. Он, может быть, рефлекторно, дернулся вперед в попытке разорвать хватку Локки, не понимая, под каким углом прижат к его горлу стилет. Локки никогда не узнает, был ли это крайний оптимизм или крайняя глупость, потому что клинок перерезал человеку горло наполовину, и он мгновенно умер, выпустив фонтан крови. Стилет вывалился из пальцев Локки и звякнул о землю.

Локки недоверчиво убрал руки, и труп упал. Локки посмотрел на Жеана: тот, тяжело дыша, стоял над телом своего противника.

— Минутку, — сказал Локки. — Ты ведь должен был…

— Случайность, — ответил Жеан. — Я перехватил его нож, мы сцепились, и он сам прижал его к своей груди.

— Боги прокляли нас, — прошептал Локки, стряхивая кровь с правой руки. — Стараешься сохранить ублюдку жизнь — и смотри, что получается…

— Самострелы, — сказал Жеан. Он показал на землю, и Локки, чьи глаза привыкли к темноте, разглядел два маленьких ручных самострела. Оружие для переулков, его используют на расстоянии в десять ярдов, не больше. — Возьми их. Возможно, эти двое не единственные.

— Дьявольщина! — Локки поднял самострелы и протянул один Жеану. Стрелы могут быть отравлены; мысль об использовании в темноте чужого отравленного оружия вызывала мурашки. Но Жеан прав: если есть еще преследователи, необходимо хоть какое-то преимущество перед ними.

— Я думаю, игра в прятки — не наша забава. Сматываемся, бегом!

Они пробежали по закоулкам Золотых Ступеней, по северному краю обширного плато из Древнего стекла, затем пролет за пролетом спустились по тошнотворно шатким деревянным лестницам, постоянно поглядывая вверх и вниз в ожидании засады. Мир вокруг превратился в ослепительный водоворот, окрашенный в сюрреалистические цвета огня и стекла Древних. В гавани в окружении сотен лодок, набитых священниками и гуляками, ярко пылал четвертый и последний праздничный корабль. Жертва из дерева, смолы и парусины.

Они, спотыкаясь, добрались до подножия лестниц и зашагали по деревянной платформе, минуя редких пьяниц и нищих, яростно размахивая кинжалами и самострелами. Вот и их причал, длинный и пустой. На нем только груда ящиков. Ни попрошаек, ни пьяниц. Приветственно покачивается на волнах их шлюпка, теперь до нее всего несколько сотен футов, и она ярко освещена огнем этого ада.

«Груда ящиков», — подумал Локки, но было поздно.

Как только Локки и Жеан прошли, из тени — самого очевидного места для засады — вышли двое.

Локки и Жеан одновременно развернулись; надеяться можно было только на случайно добытые самострелы. Четыре самострела поднялись одновременно, четыре человека держали друг друга на прицеле. Дрожали четыре пальца, отделенные от спускового крючка расстоянием в единственную каплю пота.

Локки Ламора стоял на тал-веррарском причале; в спину ему дул жаркий ветер с горящего корабля, а в горло упиралась холодная стрела самострела.

Он улыбнулся и сосредоточился на том, чтобы держать свой самострел вровень с левым глазом противника; они стоят так близко, что прольют всю кровь друг друга, стоит им одновременно шевельнуть пальцами.

— Не дури, — сказал человек, стоявший перед ним. По его чумазым щекам и лбу текли ручейки пота. — Подумай об уязвимости своего положения.

Локки фыркнул.

— Если только глаза у тебя не из железа, уязвимость обоюдная. Как ты считаешь, Жеан?

Они стояли на причале парами: Локки за Жеаном, их противники — один за другим. Жеан и его противник тоже держали друг друга на прицеле самострелов; четыре стальные стрелы наложены и готовы вылететь в считанных дюймах от голов этих не без причины нервничающих людей. С такого расстояния никто не промахнется, пусть даже все боги на небесах захотят иного исхода.

— Мы все четверо по самые яйца в дерьме, — сказал Жеан.

За ними на воде стонал и потрескивал старый галеон, пожираемый пламенем. На сотни ярдов вокруг ночь сменилась днем; корпус корабля перечеркивали огненные линии расходящихся швов. Из этих дьявольских щелей валил дым — последние вздохи огромного деревянного зверя, издыхающего в муках. Четверо стояли на причале, странно одинокие в этих свете и шуме, привлекающих внимание всего города.

— Ради любви всех богов, опусти оружие, — сказал противник Локки. — Нам приказано не убивать вас без особой необходимости.

— Уверен, что в противном случае ты был бы честен, — сказал Локки. Он улыбался все шире. — У меня правило: никогда не верить человеку, чье оружие — у моего горла. Прости.

— Твоя рука дрогнет раньше моей.

— Устану, так упрусь кончиком стрелы тебе в нос. Кто послал вас за нами? Сколько вам платят? Мы люди не бедные: можно договориться.

— На самом деле, — сказал Жеан, — я знаю, кто их послал.

— Правда? — Локки взглянул на Жеана, прежде чем снова уставиться в глаза противнику.

— Была достигнута договоренность, но я бы не сказал «к общему удовлетворению».

— Гм… Жеан, боюсь, я не совсем понимаю.

— Конечно. — Жеан протянул к своему противнику руку ладонью вверх. Потом медленно, осторожно переместил свой самострел, так что тот нацелился на голову Локки. Его противник удивленно заморгал. — Конечно, не понимаешь, Локки.

— Жеан, — сказал Локки, переставая улыбаться, — это не смешно.

— Согласен. Дай сюда самострел.