Меня обижает и злит, что она выказывает такое неуважение ко мне в присутствии своего «мужа». Она ведет себя так, будто я вообще пустое место. Несмотря на то что они попали сюда благодаря мне, она и не подумала поздравить меня с победой в британском конкурсе двойников Элвиса. Она не беспокоится даже о том, чтобы хотя бы вежливым смешком отвечать на мои попытки шутить. Сама она, естественно, за весь ужин и двух слов не сказала. Я понимаю, что, возможно, ей и не доставят удовольствие такие темы, как, например, при каких обстоятельствах я пережил самый романтический момент в моей жизни, был ли я женат или кто была та женщина, которая первой разбила мне сердце. Это принимается. Но ей же никто не запрещал говорить о всех бесчисленных отвлеченных предметах, о которых обычно говорят друзья, — о погоде, футболе, о том, как следует делать коктейль из виски с лимонным соком.

Виски с лимонным соком. Отличная мысль. Возьму-ка я двойной, вдогонку к этой — уже второй — бутылке шампанского.

И что за властью обладает надо мной Белинда Макдоннел? Теперешняя ситуация напоминает мне то время, когда она, как дурак с писаной торбой, носилась с ребяческой идеей «куда-нибудь сбежать» (насчет того, куда именно, она не очень задумывалась), а я был просто болваном, который во всем с ней соглашался. Почему я немедленно согласился врать Лауре — только для того, чтобы помочь Белле выбраться из ее личного, никак меня не касающегося тупика? Как ей удалось настолько заморочить мне мозги, что я решил, будто между нами может вновь возникнуть нечто подобное искренней дружбе? А вот почему — только не смейтесь, господа, прошу вас: я думал, что я для нее что-нибудь значу. Когда мы сидели в «Олл-Бар-Уан» — алкогольном эквиваленте «Старбакса», насквозь стандартном, но все же приличном заведении, — я верил в то, что между нами существует какая-то связь. Мне казалось, что между нами начали протягиваться паутинки простого, безо всяких корыстных целей, общения, которые, сплетаясь воедино, дают начало настоящим дружеским взаимоотношениям. Но на самом деле ничего не было. Никаких паутинок. Я впал в заблуждение. Белла Эдвардс — жесткая бездушная сука, манипулирующая людьми. А я — слабый, глупый и доверчивый идиот. У нее очень красивые ноги.

Для ее возраста — просто фантастические. Они будто даже стали еще лучше. В женских ногах мне всегда особенно нравилась задняя поверхность колена и голени. У Беллы она имеет практически совершенную форму.

Был полный стакан виски с лимонным соком. Стал пустой стакан. Я выпил уже слишком много.

— Сколько ты уже выпил? — будто прочитав мои мысли, шепотом спрашивает Белла.

Признаться, я не ожидал, что она еще способна на такие экстрасенсорные штучки. Филип болтает с пианистом, а Лаура ушла в туалет, поэтому у Беллы и появилась возможность прицепиться ко мне со своими вопросами.

— Пока еще недостаточно, — угрюмо отвечаю я.

— А я думаю, что тебе уже хватит.

— А мне глубоко наплевать, что ты там думаешь. Похоже, мой ответ выбил Беллу из колеи. Я испытываю мрачное удовлетворение. Да кто она такая, чтобы указывать, сколько мне пить? В основном назло ей я заказываю еще и пива.

Лаура возвращается к столику. Улыбаясь, она говорит:

— Стиви, детка, тебе не стоит больше пить. У тебя завтра фотосессия. Ты же не хочешь с утра мучиться похмельем?

— Возможно, ты права, моя сладкая. — Я наклоняюсь через стол и целую ее — совершенно бесстыдно и, что называется, взасос. Нежно покусываю ее нижнюю губу и засовываю язык ей в рот. Недвусмысленно касаюсь стаканом с пивом ее груди. Не знаю, от кого я хочу такими действиями добиться реакции — от Лауры или от Беллы. Я слишком пьян, чтобы задумываться над этим. К столику возвращается Филип.

— Ух ты! Сразу видно, что между вами искреннее чувство.

— Это точно, — с ухмылкой соглашаюсь я.

Я еще не говорил Лауре, что люблю ее. То есть прямо не говорил, этими тремя словами. Но я не играю с ней в игры, как вы, наверное, могли подумать. Напротив. Я просто не хочу жестко определять свою позицию, пока не разберусь с Белиндой. Лаура не играет со мной в игры, ей даже в голову это не приходит. Она удивительно, восхитительно проста.

Интересно, почему женщины всегда все усложняют? Я не имею в виду Белинду — когда дело касается создания ненужных трудностей себе самой и тем людям, кому не повезло быть каким-либо образом с ней связанными, она гарантированно вне конкуренции — но и остальные птички не намного лучше. Они походя врут о том, сколько им лет, сколько они весят и со сколькими мужчинами они занимались сексом. Не моргнув глазом вешают вам лапшу на уши о том, как им нравятся женатые мужчины, богатые мужчины и мужчины, с которыми встречаются их подруги. Рассказывают небылицы о том, как могут килограммами есть шоколад и не толстеть. Без зазрения совести лгут о том, какой у них естественный цвет волос и сколько раз в неделю они ходят в спортзал. Это так бессмысленно, что хоть плачь. Мы знаем, что вы врете. Все, даже самые глупые мужчины знают, что вы врете!

Но Лаура не такая. У нее мужской образ мышления. В тот самый первый наш вечер, когда мы прошлись по барам после выступления в «Колоколе и длинном колосе», она сказала, что сблизиться с другим человеком — и так непростая задача и глупо усложнять ее до крайности, обманывая окружающих и притворяясь таким человеком, каким на самом деле не являешься. Услышав эту фразу, я чуть не захлебнулся пивом. На все сто процентов правильно. На все сто процентов просто и очевидно. Ее жизненные убеждения диаметрально противоположны тем принципам, которых всегда придерживалась Белла.

И если уж на то пошло, и тем принципам, которых придерживаюсь я. К чертям собачьим. Неутешительная мысль.

— Стиви, дружище, я рассказал им, кто ты такой, — говорит Филип и машет рукой в сторону пианиста.

— А кто я такой? — тупо спрашиваю я. Дьявол возьми, кто я такой? Бойфренд Лауры или муж Белинды? Голова кругом идет.

— Финалист Европейского конкурса двойников Элвиса. На пианиста это произвело впечатление.

Я скромно пожимаю плечами.

— Он просит тебя спеть что-нибудь.

— Давай, детка! Покажи им, что ты можешь! — подбадривает меня Лаура.

Я возражаю:

— Нет, лучше не надо. Я слишком пьян.

— Я никогда не слышал, как ты поешь, — говорит Филип. — А честно, очень хотелось бы.

— Просим, просим, просим! — Лаура возбужденно хихикает.

Сидящие по соседству посетители слышат, в чем дело, и присоединяются к уговорам. Они начинают выкрикивать названия песен, которые хотели бы услышать. Ни один исполнитель не может сказать, что равнодушно воспринял бы такой ажиотаж вокруг собственной персоны. В Англии я сталкивался с такими ситуациями на свадьбах — они неизбежно возникают, как только гости в достаточной мере подогреют себя спиртным. Часто на конкурсах зрители, что называется, отрываются, и в зале бывает довольно шумно, но по части раскованности в выражении своих чувств американцы дадут англичанам сто очков вперед. В отличие от англичан они совершенно не стесняются аплодировать исполнителю и подбадривать его криками. Это удивительно освежает. Примечательно, что Белла не просит меня подняться на сцену, — такого никогда не случалось даже в те времена, когда мы были вместе. И ее молчание подстегивает меня сильнее, чем раздающиеся вокруг крики, аплодисменты и свист.

Я направляюсь к сцене. Меня слегка шатает, но это от выпитого, а не от волнения.

Все песни Элвиса кажутся мне сейчас исполненными глубокого смысла и особенного значения. Я сразу же отметаю «Люби меня нежно», «Не будь жестока» и «Упрямая женщина», хотя последний вариант заставляет меня мысленно скривить губы. И еще важно понять, кому из них я буду петь: Лауре или Белинде? И та и другая непременно решит, что я пою только для нее. Вне зависимости от того, выберу ли я быстрый рок-н-ролл или слезливую балладу, они облекут песню в одежды ложной значительности. Они же женщины — обязательно отыщут глубокий смысл там, где его никто не предполагал. Так что выбор песни очень важен. Жаль, я не знаю слов песни «Старый пастуший пес» — кажется, из всего репертуара Элвиса сейчас только она стопроцентно безопасна.