Мы с Беллой обнаружили, что кое в чем похожи друг на друга. Нет, ее не бросил муж, оставив ребенка на руках, — ничего подобного. Белла никогда не была замужем, и, насколько я могу судить, когда мы только познакомились, ее мало интересовали длительные взаимоотношения, выходящие за рамки начальной трехмесячной стадии (стадии «о-ля-ля!»). Но у нас обеих в крови была страсть к путешествиям, мы обе всю жизнь что-то искали.

Я родилась в Австралии, в городе Вуллонгонге. Там есть все, о чем только может мечтать девушка, а именно большой порт и сталеплавильный завод. Я самая младшая в семье с четырьмя детьми. Мои старшие братья и сестра спокойно выросли, закончили школу, отучились в университете, вернулись домой, выбрали себе в супруги местных и осели на родине, чтобы жить той же жизнью, какой жили мои родители.

Сколько себя помню, я всегда хотела большего. Не в смысле денег. Когда я росла, денег у нас всегда было достаточно, но не в избытке, и, как следствие, я никогда не придавала им большого значения. Мне нужны были впечатления. Я хотела больше увидеть, сделать, почувствовать и попробовать. Я не пошла в университет. Вместо этого я устроилась на несколько работ и стала копить деньги на билет, который позволил бы мне повидать мир. Я хотела увидеть Тадж-Махал, Эмпайр-Стейт-Билдинг, Эйфелеву башню и другие здания и памятники, которые в конце концов оказываются заключенными в снежные пластиковые шары.

Я хотела увидеть людей, которые отличались бы от наших соседей — милых, но жутковато-одинаковых, словно стэпфордские жены. В 1993-м, в двадцать один год, я покинула страну Оз и отравилась в свое большое путешествие. По правде говоря, я думаю, что все, кому исполняется двадцать один год, отправляются в большое путешествие — оно называется «жизнь». Но мое путешествие было более значительным и важным, поскольку оно было моим.

Я объехала всю Европу, и это турне было удивительным — именно таким, каким я его себе представляла, — и временами просто ужасным — совершенно таким, каким его представляла моя мама. К его светлым моментам можно отнести работу в цирке, хотя ничего экзотического, типа акробатики на трапеции или жонглирования горящими булавами, я там не исполняла — я продавала билеты и чистила слоновник. Еще одним светлым моментом было знакомство с француженкой-лесбиянкой, из которой получилась замечательная подруга. Я даже на минуту задумалась, не стать ли нам любовницами, просто для обретения жизненного опыта, — но тут она познакомила меня со своим братом, оказавшимся точь-в-точь таким же, как она, только с членом, так что вместо этого я стала спать с ним. Я увидела Эйфелеву башню, Ватикан и тюльпановые поля в Голландии. Неприятные моменты включали в себя работу уборщицей в общественном туалете в Испании и три ночи, проведенные на полу железнодорожного вокзала во Флоренции, когда я не могла найти работу и у меня кончились все деньги. Лучше не вспоминать.

Я встречала несметное количество людей. Некоторые из них были забавными, некоторые — смертельно скучными, а кое-кто обладал настоящей мудростью и подлинным знанием жизни — их самые остроумные фразы всегда будут храниться у меня в памяти. Другие были глупы до невозможности, но все же мне иногда вспоминается их бессмысленная болтовня — и часто в самое неподходящее время. В 1998-м, в возрасте двадцати шести лет, я повстречалась с Оскаром.

Я никогда не верила в то, что ищу своего «единственного», что мой поиск и любовь к путешествиям произрастают из такой прозаической почвы, но, встретив его, я почувствовала, как встают на места кусочки моей жизни.

Оскару было двадцать восемь. Он был всего на два года старше меня, но казался средоточием искушенности и практической хватки — характерных черт более зрелого возраста. У него была своя квартира — маленькая, с одной спальней, над химчисткой в Фулеме. У него была машина. Он устраивал вечеринки. Прошло всего несколько месяцев, и он сказал, что мне пора поставить в шкаф туристические ботинки, и намекнул, что может устроить меня секретарем приемной в рекламной фирме, где он тогда работал. Эмпайр-Стейт-Билдинг и Тадж-Махал я так никогда и не увидела.

Но в то время это меня не беспокоило — у меня в голове возник сейсмический сдвиг. На меня накатила волна облегчения, и я поспешно согласилась. Я искренне полагала, что встреча с любовью всей жизни — это ответ на все вопросы и удовлетворение всех желаний. Он ведь должен был быть любовью всей моей жизни, разве нет? Он был умен, красив, и, хотя он никогда не путешествовал (потому что нельзя ведь считать путешествием двухнедельную поездку на Крит или Ивису, заказанную в туристическом бюро), он с интересом слушал эмоциональные рассказы о том, что мне довелось пережить. А уж он так мне нравился, что я не могла усидеть на месте, когда он входил в комнату. Я тогда была уверена, что это любовь.

Через три года, после свадьбы, рождения ребенка и окончательного решения о разводе, я поняла, что мое путешествие только начинается. Оскар не только не ответил на мои вопросы — из-за него у меня появились новые, более трудные.

В отличие от меня Белла не трепала паспорт в аэропортах и не металась по континентам, однако, подобно мне, она тоже всегда искала новых впечатлений. Ее не назовешь лежачим камнем, под который вода не течет. Несмотря на то что Белла родилась в Шотландии — она переехала в Лондон в двадцать с чем-то лет, — она похожа на испанку. Не знаю, как она жила до этого, — она не любит распространяться о своей семье. Я полагаю, что у нее было достойное детство в семье со средним достатком и достойный диплом со средними результатами. Это не очень вписывается в тот богемный стиль жизни, какую она сейчас ведет, а она хочет соответствовать ему на все сто — и поэтому почти ничего не рассказывает о своих детских годах.

Мы стали друзьями потому, что обе перебивались как могли и очень хорошо знали, как утомительно полунищенское существование. Мы стали друзьями потому, что скоро обнаружили, что обе способны отдать должное хорошей книге, имеем карту постоянного покупателя сети магазинов «Бутс», любим белое вино и глазеть на витрины. Мы стали друзьями потому, что обе верим, что человек должен смеяться, чтобы не заплакать, и что в гороскопах что-то есть. Мы стали друзьями потому, что Белла лестно отзывалась о моем сыне (несмотря на то что он всего лишь спал в коляске, она отметила его незаурядный ум и творческий темперамент). И еще мы стали друзьями потому, что она просто добрая.

Я слышу гудки — это значит, что на другом конце провода звонит телефон. Белла быстро берет трубку. Скорее всего, Филип уже спит и она не хочет, чтобы мой звонок его разбудил.

— Привет.

Мне не обязательно говорить, что это я.

К тому времени, как я добираюсь до кухни, Филип уже заканчивает свой завтрак. Съев половину грейпфрута и два ломтика поджаренного хлеба из муки грубого помола, он подходит к раковине и споласкивает тарелки. Филип всегда споласкивает посуду перед тем, как поставить ее в посудомоечную машину. Он говорит, что, если этого не делать, в машине постепенно будут накапливаться крошки, остатки риса и соусов и она в конце концов выйдет из строя, — и, подчеркивает он, никому тогда не захочется залезать рукой в фильтр и выгребать оттуда размокшую фасоль или спагетти. Он, несомненно, прав, но это странным образом не мешает мне почти никогда не споласкивать. Филип улыбается, вытирает руки полотенцем и наливает мне чашку крепкого, черного колумбийского кофе — он нужен мне для разгона перед началом нового дня.

— Тебе не обязательно было вставать, — говорит он. — Еще семи нет.

Вставать мне и правда было не обязательно. Я официально отдыхаю, и насчет этого между мной и Филипом существует договоренность. А вот с тем, от чего и для чего я отдыхаю, все гораздо сложнее. По моим предположениям, я отдыхаю от бесконечных метаний от плохой работы к плохой работе. Я питаю надежду, что некий период времени, потраченного на себя, позволит мне понять, к какой профессии я имею склонность. Филип же считает, что я отдыхаю для того, чтобы как следует подготовиться к беременности. И знаете, он может оказаться прав. Не исключено, что в конце концов я приду к такому же выводу. Или не приду. У меня есть на это свои причины. Тут все не так просто.