Здесь добывает пропитание полярная куропатка, пасутся мускусный бык и олень-карибу, а ворон, у которого для всех найдется доброе слово, тоже собирает себе пищу. Медведь и волк время от времени посещают такие места, чтобы собрать свою дань. Сокол и песец даже во сне не закрывают один глаз, держатся настороже ради исполнения своего охотничьего назначения.
В этих крохотных, словно улыбающихся выбоинах, сделанных природой, когда солнце начинает ласкать пологие склоны, снег тает и растекается журчащими ручейками (море все еще крепко сжато железными объятиями зимы), арктический «инкубатор» работает сверхурочно, чтобы вызвать к жизни из глубины сна малышей. Таким образом, эти выбоины в скалах являются полярной колыбелью жизни.
Освободившись от всепоглощающей заботы о пропитании, теперь я часто, как завороженный, наблюдал за этими чудесами природы. Фазы жизнедеятельности, которые прежде не интересовали меня, теперь приковали к себе мое внимание. Чуть в стороне от этих мягко постланных природой лощин противостоит стихиям «пограничная зона». Дарующая жизнь природа летом расцвечивает долины и лощины словно сады, а зимой хоронит эту роскошную растительность под глубоким снегом. Таким образом, зимой мускусный бык и олень-карибу лишаются обычных средств к существованию. Однако природа-мать не забывает о своих детях. Те же самые ветры, которые вынуждают человека и более слабых животных искать убежища от их смертоносного нападения, предоставляют пропитание лучше приспособленным к холоду мускусному быку и карибу. Летом растения, подобно животным, карабкаются на скалы, пригорки, горные склоны, чтобы выбраться на простор, к свету, теплу, приносимому солнечными лучами. Однако жизнь здесь из-за ветров и морозов дается тяжело, и только очень сильным растениям. Их ткани становятся здесь цепкими, крепкими, живучими; сами растения — узловатыми и шишковатыми от затяжного конфликта со стихиями, а их корни вгрызаются в землю на целые ярды. Это заставляет дышащую часть растения принимать карликовые размеры всего в несколько дюймов высотой. Здесь зимние ветры сметают снег, открывая доступ к пище мускусному быку и карибу. Так ветер-разрушитель дает животным средства к существованию. Этот уравнительный процесс природы по-настоящему удивляет. На небольших, ограниченных участках мы чувствовали себя словно в новом Эдеме первобытной жизни.
Топография Северного Девона, однако, строго ограничивает пределы распространения живой природы. Только на узкой полосе побережья в районе мыса Спарбо, которая простирается примерно на 25 миль к востоку и на 40 миль к западу, можно отыскать признаки жизни. Остальная часть побережья пролива Джонс еще более безжизненна, чем берега полярного моря.
Несмотря на то что наши кладовые были теперь заполнены мясом и жиром, нам все еще были нужны меха и шкуры для изготовления нового снаряжения, без которого мы не смогли бы возвратиться в Гренландию. Интересующие нас животные бродили вокруг в изобилии, однако они были слишком подвижны для того, чтобы мы могли поймать их с помощью нашего оружия и теми же способами, какими охотились на моржей и мускусных быков.
Мы несколько раз пытались добыть песца, зайца, полярную куропатку и тюленя. Надо было придумать какие-то особые методы и приемы для отлова этих животных. Зайцы были, пожалуй, наиболее нужны нам, и не только из-за своего нежного мяса, которое могло бы так приятно разнообразить нашу диету из мяса мускусного быка, но и из-за их шкурки, совершенно незаменимой для пошива чулок. В поисках мускусных быков мы много раз вспугивали стайки этих зверьков. Однако их мех достигает высокого качества только к середине октября, поэтому охоту на зайца мы отложили до захода солнца, а пока лишь примечали их повадки.
Мы научились уважать этого маленького аристократа. Это самое красивое и деликатное создание Севера. В первые дни лета мы встречали зайцев, когда те паслись на зеленых лугах у подножия птичьего базара. В то время крошечные серые зайчата играли со своими мамашами около хрустальных пещер. Теперь малыши совсем выросли и, так же как и их родители, оделись в безукоризненно белые шубки. Мы распознавали молодняк только по большей активности и неуемному любопытству.
Поблизости от лагеря мы находили зайцев сначала в лощинах, где прошлогодний снег исчез совсем недавно и все поросло молодой, нежной, ароматной травой, которая пришлась им весьма по вкусу. Чуть позднее зайцы последовали за мускусными быками к берегам лагун или на подметенные ветром холмы. Еще позднее, когда зимние снега словно одеялом покрыли пастбища и жестокие ночные штормы намели безрадостные сугробы, они для добывания пищи вырыли под снегом длинные туннели, логова, кормушки и, пока свирепствовали штормы, оставались в них, как дома.
Наделенные редкими для животных умственными способностями, зайцы быстро схватывают все, что несет им выгоду или преимущества. Мы заметили, как с приближением зимы они присоседились к мускусным быкам. Этот маневр, по-видимому, связан с пищей: подле мускусных быков зайцам достается достаточно пищи.
Несмотря на то что у зайца хрупкий, подобно птичьему, скелет и тонкая, как бумага, шкурка, он приспособлен к жизни в Арктике не хуже медведя с его массивной анатомией. Заячий организм способен работать в режиме жесткой «экономии». Он тратит максимально возможное количество энергии, а восполняет ее минимальным потреблением пищи. Белизна меха сродни белизне полярного снега, и заяц обретает эту характерную окраску прежде, чем выпадает снег. В потоках малинового солнечного света он кажется красным и белым одновременно. В тени ледяного склона или в темноте ночи он обретает смягченную синеву полярного мира. Природа выбелила его мех, по-видимому, для того, чтобы защитить от жестокого холода, так как белый мех позволяет сохранять тепло гораздо лучше, чем мех иной расцветки или оттенка.
Песец — единственный враг зайца, и он может рассчитывать на успех только благодаря своей хитрости. Когда зверек чувствует опасность, он проделывает серию стрелообразных бросков, и догнать его при этом могут только птицы. Он расходует мускульную энергию настолько экономно, что может бежать почти неограниченное время. Проделав несколько сот прыжков, он поднимается на задние лапки, чтобы отдохнуть в вертикальном положении. Заяц с черными кончиками на ушах представляет собой прекрасный образчик искусницы-природы. Во сне он поджимает лапки под себя, а его вечно подвижный нос с раздвоенной губой утыкается в длинный мягкий мех на груди, который прекрасно защищает его и от холода и от снега. Заяц — это жизнерадостный пушистый комочек, который вызывает восхищение.
Лишенные обычного комфорта, мы многому научились от окружавших нас животных. Например, от зайца, необыкновенного аккуратиста, мы узнали, как надо очищать руки и лицо. Не имея мыла и полотенец, располагая небольшим количеством воды, нам с трудом удавалось поддерживать хотя бы сносный внешний вид. У зайца те же проблемы, однако природа снабдила его, так сказать, гигиеническим аппаратом. В его распоряжении для умывания — передние лапки, тогда как задние конечности служат снегоступами и поэтому покрыты жестким мехом, обладающим свойствами обыкновенной губки. Этой своеобразной губкой можно эффективно пользоваться, не прибегая к мылу или воде. С помощью заячьих лапок мы и содержали себя в чистоте. Эти же лапки служили нам салфетками. Таким образом, заменив тазик для умывания и полотенце заячьими лапками, мы запасли их в количестве, достаточном для того, чтобы поддерживать личную гигиену по крайней мере в течение шести месяцев.
Этукишук расставлял для зайцев силки, и многие зверьки пали жертвой его примитивного орудия. Авела, который так и не научился пользоваться пращой, стал великолепным лучником. Он никогда не возвращался с охоты без зайца. Но настоящий успех пришел к нам, когда мы применили еще более примитивное устройство. Рассчитывая на любопытство зверька, мы додумались расставлять вдоль регулярных заячьих троп целую цепочку ловушек. Прыгая и резвясь на такой тропе, зверьки попадались в силки.