Поскольку астрономическое определение местоположения не может считаться адекватным (я поясню это в должном месте моей книги), я каждые сутки контролировал свое местоположение (как в самом центре полярной области, так и в пути), каждый час измеряя длину тени на протяжении всего долгого полярного дня. Тень от любого предмета удлиняется или укорачивается по мере того, как солнце восходит к меридиану или опускается к горизонту, но в центральной точке, где в течение суток солнце совершает полный оборот над горизонтом, практически находись на одной высоте, длина тени от любого предмета остается неизменной. Пользуясь обсервациями такого типа, настолько простыми, что их суть понятна даже ребенку, я располагал достаточно надежным средством для отыскания приблизительного местоположения полюса. Этот метод, который, кажется, до сих пор не приходил в голову другим исследователям Арктики, помог мне обрести уверенность.

В своей книге я предлагаю читателям подробное описание моего путешествия — я расскажу о том, как достиг своей цели и почему верю, что совершил это. На основании этого рассказа мой народ вынесет мне приговор. Я поведаю также историю недостойного заговора, направленного на то, чтобы подорвать репутацию невинного человека, заговора, сложившегося оттого, что приоритета в достижении полюса домогался по-животному эгоистичный, неразборчивый в средствах соперник. Я расскажу о своей душевной трагедии, перед которой бледнеет радость покорения полюса, меркнет на фоне трагедии надломленной души человека, чьи гордость и честь втоптали в грязь.

Только после того, как вы, дорогие читатели, прочтете эту книгу, я прошу вас, честно заглянув в душу мне и самим себе, вынести свое решение. Ведь только прочитав книгу, вы узнаете всю правду обо мне и о том, на что я претендую, о заговоре, направленном на мою дискредитацию, об обвинениях, выдвинутых против меня, о мотивах моего поведения. Настолько настойчивой, широко организованной была враждебная мне кампания прессы, кампания, развернутая моими врагами, настолько вопиюще несправедливыми были обвинения, выдвинутые против меня, настолько обильно распространялась ложь, сфабрикованные истории, фальшивые признания людей, настолько громкими были вопли лжецов, мошенников и обманщиков, что оправдаться, вывести истину па свет белого дня оказалось колоссально трудной задачей.

От меня потребовалось немало выдержки, чтобы вернуться на родину и смотреть людям в глаза после всего того, что было сказано обо мне. Когда неистовствовали враги, когда крайне враждебно настроенные репортеры травили меня словно редкого зверя, травили для того, чтобы сожрать, мне пришлось обуздывать самого себя, чтобы не ввергнуться в недостойную драку, хотя сама природа оправдывает применение тактики тигра в подобных случаях… Я встретился со своим народом и нашел его честным и понимающим, Я обвинил врагов во лжи — и они замолчали. Какой бы титанической ни казалась задача предложить честную игру там, где так долго царили предубеждения, я уверен в успехе. Я верю в беспристрастность и справедливость своего народа, всегда склоняющегося в пользу здравого смысла, желающего распознать черты истинного намерения, достойного похвалы честолюбия и подлинного достижения.

Яхта «Брэдли» покидает Глостер. Магические просторы арктических морей. Воспоминания о честолюбивых мечтаниях детства. За полярным кругом. В плену полярных чар.

3 июля 1907 г., часов в семь-восемь вечера, яхта «Джон Р. Брэдли» тихо отошла от причала в Глостере[45] и, развернувшись форштевнем в сторону океана, отправилась в историческое плавание поарктическим морям. Распустив новенькие паруса сверкая безупречной белизной корпуса, вкоричневатом отсвете заката яхта казалась большой серебряной птицей, опустившейся на залитые солнцем воды гавани. На борту все было спокойно. Я стоял в одиночестве, пристально всматриваясь в даль, разглядывая рыбачью деревушку на берегу, и чувствовал, как сильно билось мое сердце. Это было последнее виденное мной селение родины, которую я покидал на долгие годы, а может быть, навсегда.

Вдоль берега, у самой воды, были беспорядочно разбросаны ветхие, побуревшие от непогоды сарайчики для лодок, коптильни и скромные, миниатюрные домишки рыбаков, в окнах которых зажигались огоньки. В бухте вокруг нас лениво покачивались на волнах рыбачьи лодки. Бородатые люди в широкополых шляпах, покуривая глиняные или кукурузные трубки, сушили снасти.

Другие лодки, нагруженные трепещущей, отливающей серебром треской, проходили мимо. Повсюду на берегу разгружали рыбу. Сквозь розовые лучи заката оттуда доносились голоса людей, а с моря — какие-то крики, брань рыбаков. Готовясь к предстоящему празднику,[46] деревенские мальчишки опробовали петарды, и взрывы, сопровождаемые шипением, сотрясали воздух. Время от времени по небу проносилась бледная ракета. Однако наше отплытие не было отмечено ни единым свистком. Толпы любопытных не собрались на причале, чтобы проводить нас.

Наша арктическая экспедиция родилась без обычной шумихи. Она была подготовлена за один месяц и финансировалась спортсменом, которому хотелось всего-навсего поохотиться на Севере. Пресса безмолвствовала. Мы не обращались за помощью к правительству, даже не пытались собрать средства у частных лиц — средства, необходимые для того, чтобы в пульмановском вагоне с помпой отпраздновать наше отплытие. Хотя втайне я лелеял в душе честолюбивую надежду покорить Северный полюс, у нас не было какого-либо четко разработанного плана.

Господин Джон Р. Брэдли и я, встретившись в «Холанд-Хаузе» в Нью-Йорке, просто договорились организовать арктическую экспедицию. Полагаясь на мой опыт, мистер Брэдли поручил мне экипировку экспедиции и снабдил достаточными средствами на необходимые расходы. Я купил глостерскую рыболовную шхуну. Мы переоборудовали судно, перестелили палубу, подкрепили корпус для плавания во льдах. Чтобы уменьшить пространство, занимаемое обычно угольным бункером, и одновременно добиться преимуществ самоходного судна, я решил установить на судне бензиновый двигатель. Итак, на борту было собрано все, что могло оказаться полезным во время путешествия на Крайнем Севере. Поскольку для плавания в полярных водах, где вообще можно потерять судно, характерны всяческие отсрочки вплоть до года, здравый смысл подсказал мне приготовиться ко всяким неожиданностям.

Что касается нужд моей собственной экспедиции, то я имел на борту яхты большой запас древесины гикори[47] для изготовления нарт, инструменты, одежду и прочее снаряжение, накопленное мной за годы участия в предыдущих экспедициях. Кроме всего прочего у меня была тысяча фунтов пеммикана.[48] Эти запасы, предусмотренные на случай кораблекрушения или зимовки, одновременно были необходимым снаряжением для моего путешествия на полюс. Когда позднее я все же решился на покорение полюса, с судна мне выделили дополнительные запасы, которые были выгружены в Анноатоке.[49] Запас пеммикана, доставленный на берег там же, позже пополнился мясом моржей и жиром, которые я приготовил во время долгой зимовки вместе с Рудольфом Франке[50] и эскимосами.

По мере того как яхта, словно паря в воздухе, уходила в океан и ночь опускалась над рыбачьей деревушкой с ее теплыми домашними огоньками, подобными мигающим звездам на небосклоне, я почувствовал, что наконец-то пустился в путь, указанный мне судьбой. Я еще не знал, сумею ли пройти по этому пути желания своего сердца; я не осмеливался ни о чем загадывать. Я покидал родину накануне празднования ее освобождения, я решился жить в мире, где хозяйничают голод и смерть, чьи владения лежали в тысяче миль к северу от меня.