4 июля мы начали подниматься на возвышенности Северного Девона, кружным путем обходя утесы, поднимаясь навстречу заманчивой земле. Утро, как и в предыдущие несколько суток, было серым, но до полудня черные тучи окутали снежные вершины, а затем стали поливать нас ледяным дождем. Мы промокли насквозь, нас бил озноб. Вскоре налетел прерывающий дыхание несильный норд-вест, от которого смерзся мокрый мех на нашей одежде, превратившись в ледяную корку. Чуть позже обильный снегопад вынудил нас разбить лагерь. Шторм со снегом двое суток не выпускал нас из занесенной палатки. У нас было немного еды и совсем не было топлива.
Несмотря на то что шторм доставил нам много хлопот, все же он принес некоторое облегчение. До сих пор земля была едва прикрыта снегом, и мы были вынуждены прокладывать курс от одной снежной банки к другой по голой земле. Теперь снегом засыпало все. Вскоре мрачные, бурые утесы Северного Девона скрасили монотонность снежного покрова, а дальше показалась радующая сердце синева пролива Джонс.
Обширные пространства открытой воды простирались вдоль северного берега и уходили дальше, за Маскокс-фьорд. Южные берега пролива словно стенами были окаймлены паковым льдом на сотню или более миль. 7 июля при ясной холодной погоде мы спустились к Айсботну. Несмотря на все наши старания, нам так и не удалось добыть продовольствия. Каждый день вой волков и крики птиц отвечали на призывный зов наших желудков. Правда, нам удалось обеспечить себя скудным запасом утиного мяса, на что пришлось потратить несколько последних ружейных патронов, однако мы так и не увидели ни моржей, ни тюленей, ни прочих крупных животных. Обеспечить продовольствием собак казалось нам делом совершенно безнадежным.
Мы словно вступили в длинную полосу неудач. Открытая вода простиралась, насколько хватало глаз. Нарты становились совершенно бесполезными. Охоты не было.
В байдарке к мысу Спарбо. Подстерегая тюленя
Мы израсходовали почти все патроны. Мы могли вверить свои судьбы только парусиновой лодке. Что же нам было делать с оставшимися в живых собаками? Они не могли отправиться с нами дальше в крохотной парусиновой лодке. Мы не могли оставаться с ними и надеяться выжить. Приходилось расставаться. Две собаки уже оставили нас, присоединившись к своим предкам-волкам. Остальным мы тоже предоставили свободу. Одни нарты мы разобрали и положили в лодку, которую брали с собой к полюсу. Наши спальные мешки и зимняя одежда пошли на корм собакам. Все остальное мы тщательно упаковали в водонепроницаемые тюки и погрузили в лодку. С печалью в сердце покидали мы берег. Собаки скулили словно малые дети. Отойдя миль на пять от берега, мы все еще слышали их лай. Мористее мыса Вера была полынья, а дальше на восток, насколько хватало глаз, — волнующаяся поверхность воды. Однако когда мы продвигались вперед, погода совершила предательство — и волны поднялись словно горбы.
Время от времени мы приставали к ледяным островкам, однако паковый лед становился ненадежным, потому что спрессовался из небольших кусков и кое-где сильно подтаял под солнцем. Даже умеренный ветер смог бы оторвать этот лед от берега, разбив его волнами на небольшие льдины. Иногда нам удавалось устроить нечто вроде лагеря в самой лодке, воспользовавшись каким-либо ящиком вместо подушки и куском медвежьей шкуры вместо одеяла.
С тревогой в сердце мы гребли к мысу Спарбо, чтобы успеть добраться до него, прежде чем шторм поймает нас в капкан. К северу вода была свободна ото льда до самых берегов Земли Элсмира, до которой было миль сорок. Чтобы избежать слепящих солнечных лучей мы предпочитали путешествовать в ночные часы, однако полярное лето с его полуночным солнцем подходило к концу. Ветры налетали внезапно и часто. Вскоре после полуночи со стороны Тихого океана[154] подул резкий, порывистый ветер. При этом затишье наступало всякий раз так внезапно, что мы начинали оглядываться в ожидании чего-то непредвиденного. Примерно в то же время с норд-веста накатилась длинная зыбь. Мы чуяли шторм, хотя не замечали признаков его приближения. Мы тщательно осмотрели лед в поисках пути к земле на случай внезапного отступления, однако из-за торосов и разломов этот путь для отступления не годился. Располагаться лагерем на ненадежном предательском льду было также опасно. Накануне мы миновали группу айсбергов, однако они лежали позади так же далеко, как и земля впереди.
Итак, мы отчаянно гребли вперед, а зыбь становилась все круче и круче, воздух словно сгустился и сделался серым. Утесы Земли Элсмира поблекли, когда торопливые облака скатились с возвышенностей к морю.
У нас не оставалось иного выбора, как искать укрытия в разводьях пака и стремиться, насколько возможно, продвинуться к земле. Не успели мы высадиться на лед и втянуть туда лодку, как ветер налетел с такой силой, что мы едва удержались на ногах. Лед немедленно тронулся в западном направлении, отходя по часовой стрелке от земли, оставляя позади большие полыньи. Теперь нам стало понятно, что эти полыньи были для нас единственно безопасными местами, потому что вода в них была спокойной, а ветер слегка отсекался торосами. Более того, время от времени эти полыньи образовывали проходы, по которым мы могли бы двигаться к земле.
Мы подложили под лодку нарты и связали их вместе. Все остальное мы прикрепили к деревянному набору лодки, чтобы ветер или волны не могли ничего унести. Мы пересекли несколько небольших дрейфующих ледяных полей, перепрыгивая через разделявшие их узкие полыньи и перетягивая за собой нарты и каноэ. Участки сжатия были для нас труднопреодолимыми барьерами. Для того чтобы перевалить через них, нам приходилось отвязывать лодку от нарт и выгружать багаж. На все это уходило довольно много времени. Ощущение безнадежности наполнило мое сердце. Тем временем ветер, зайдя с востока, налетел таким шквалом, что поставил нас в беспомощное положение. Мы заторопились под укрытие тороса, надеясь, что неистовство шторма скоро иссякнет, однако шторм не делал перерывов и не выказывал признаков скорого успокоения. Лед вокруг нас быстро двигался к западу и медленно — в сторону моря.
Прижиматься к земле уже не имело смысла, потому что полыньи были слишком широки и окаймлены небольшими белыми козырьками, а вздымающиеся волны громоздили горы льда и пенящейся воды у самой кромки. Весь пак ходил ходуном под слабой зыбью и постепенно развалился на куски. Поле, на котором мы стояли, было крепким. Я знал, что оно выдержит дольше, чем большинство льдин вокруг нас. Однако наша льдина не слишком возвышалась над водой, и ноги нам то и дело заливало.
Вдали, с наветренной стороны, мы заметили низкий айсберг, который медленно надвигался на нас. Это было многообещающее зрелище, потому что только этот айсберг мог бы вознести нас достаточно высоко над потоками ледяной воды.
Судя по ультрамариновой окраске айсберга, его лед был достаточно крепким, чтобы выстоять под напором шторма. Никогда еще моряки тонущего корабля не старались так достичь спасительных скал, как мы попасть на этот айсберг. У айсберга было несколько небольших полок, по которым мы смогли бы взобраться на него. С волнением наблюдали мы, как он вращался, расталкивая льдины. Он нацеливался прямо на нас и, вероятно, разбил бы наше поле. Мы приготовились быстро перепрыгнуть на палубу нашего будущего корабля. Надвигаясь на нас, айсберг задел соседнее поле и оттолкнул нас от себя. Тогда мы быстро подтянулись к другому блину и с ужасом обнаружили широкую полосу ледяного крошева, такого же непроходимого, как и зыбучий песок. Айсберг, проплывая мимо, оставил за собой полосу свободной воды. Мы быстро сбросили туда лодку и нарты и, отчаянно гребя, стали догонять его. Нам все-таки удалось запрыгнуть на него. Какое это было облегчение — подняться над крошеным паком и с безопасной высоты наблюдать за разбушевавшейся стихией!
