Во время пребывания на полюсе я был поражен необычным равенством температур[142] атмосферного воздуха в течение всех 24 часов, а также странной монотонностью окраски и освещенности моря и неба. Я стал наблюдать это явление уже на подходах к центру полярной области. Странная равномерность цвета и освещенности, влажности и температуры воздуха проявлялась в районе вокруг полюса в радиусе примерно сто миль. Это было отмечено дважды — при приближении к полюсу и при уходе из этой области.

По мере того как мы приближались к полюсу, а ночное солнце i постепенно поднималось над горизонтом, последовало всевозрастающее уравнивание ночных и дневных температур воздуха. В 300 милях от полюса ночью термометр указывал температуру на 10–20° ниже, чем днем. Вызывающая озноб полночь представляла собой сильный контраст словно горящему, сверкающему полудню. На полюсе температура практически не колебалась, она оставалась неизменной в течение всех 24 часов.

То же самое относится и к давлению. Там, на юге, отмечалась разница в дневных и ночных показаниях. Здесь же, хотя активность ветра в ночные часы была выше, стрелка барометра была более устойчива,[143] чем в какое-либо иное время в течение моего путешествия.

На полюсе не отмечалось тенденции к перемене силы и направления воздушных потоков утром и вечером, как это наблюдалось южнее. Однако когда сильный ветер подметал пак, явление приполярного «уравнивания» уступало место радикальной перемене — появлению периодов с высокими и низкими температурами. Однако эти периоды не были приурочены к дневным или ночным часам. По-видимому, ветры доносили до нас, так сказать, субполярное «неравенство» атмосферных вариаций температуры и давления. Множество факторов, имеющих отношение к этой проблеме, были изучены позже. Соответственно я узнал также, что сильные ветры часто вторгаются в район полюса и нарушают атмосферное равновесие; все это я привожу здесь потому, что в свое время это произвело на меня сильное впечатление.

Смешение красок в небе вокруг полюса очень заметно. Там при появлении облачных эффектов отсутствовали контрасты, столь ярко выраженные южнее.

Распределение красок характерно для всей арктической зоны. Свет, источаемый низким солнцем, отражается от поверхности льда с неописуемо ярким сиянием. С миллионов ледяных склонов-плоскостей, с миллиардов отражающих крошечных поверхностей (каждая из которых зеркало, одно больше, другое меньше крупицы алмазной пыли) этот свет горящими волнами посылается обратно в небо в различных направлениях. Как будто жидкий свет льется с небес в каждую крошечную впадину этой, словно выложенной драгоценностями страны чудес. В какой-то определенный отрезок времени доминирует только один цвет. Небо, лед и воздух подергиваются то розовым, то оранжевым, то каким-то желтым, то голубым оттенком, и по мере того, как мы продвигались все дальше на север, чаще всего доминировал пурпур. Южнее мы наблюдали цветовые эффекты, гораздо более впечатляющие, чем в районе полюса. Там восходящее или заходящее солнце при огромном количестве перемен в поляризованном воздухе, проходя сквозь слои атмосферы с различной глубиной и различной плотностью, вызывает калейдоскопические эффекты.[144]

На полюсе наблюдались возмущения на солнце, однако благодаря слабому смещению солнечного диска к горизонту преобладают тона, близкие к пурпуру. Поначалу мое воображение рисовало глазам более яркие чудеса, чем в действительности, но со временем, по мере того, как самоутверждались насущные потребности моего собственного тела, я начал воспринимать окружающее более реально.

Приведенная здесь серия наблюдений, проделанных через каждые шесть часов, начиная с полудня 21 апреля до полуночи 22 апреля 1908 г., установила наше местоположение с достаточной точностью.

Конечно, цифры не дают точной позиции при нормальном спиралеобразном восхождении солнца, которое составляет примерно пятьдесят секунд в час, или пять минут за каждые шесть часов. Неизвестная величина поправки на рефракцию и дрейф льда вообще не допускают высокой точности наблюдений.[145] Поэтому эти цифры представлены здесь не с целью доказательства абсолютной точности (наша позиция — укол булавочной головки на карте), а чтобы удостовериться, что мы приблизительно достигли того места, где солнце в течение всех 24 часов в сутки кружит в небе по линии, параллельной горизонту.

При использовании секстана, искусственного горизонта, карманного хронометра, обычных инструментов и методов, применяемых исследователями, наше местоположение было определено со скрупулезной точностью, какую только можно проявить во избежание возможных погрешностей. Ценность подобных обсерваций в качестве доказательства достижения полюса, однако, остается уязвимой для таких толкований, какие только может предъявить будущее. Это справедливо по отношению не только ко мне, но и к любому исследователю, который основывает свои заявления на подобных расчетах.

Во время нашего продвижения на север я отметил немало научных фактов. Другим они могут показаться незначительными, но во мне оставили след, подобный вехам. Наши ноги отметили дорогу, которая все время вела только вперед, в неизвестность. Многие почти бессознательно проводимые расчеты обрели форму игры воображения и не были даже занесены в записную книжку.

Истинная высота центра солнца на полюсе

21 апреля ^ 22 апреля 1908 г.

Семь последовательных обсерваций, выполненных через каждые шесть часов. При каждой обсервации принималась в расчет инструментальная поправка, равная + 2 .

Поправка на полудиаметр солнца, а также на рефракцию и параллакс принималась равной —9 . Приведение к меридиану каждый раз рассчитывалось по двум отсчетам секстана, снятым с лимба и верньера. (Выдержка из полевых записей).

21 апреля 1908 г., 97 меридиан, местное время — 12 часов, полдень — 11°54 40". 6 часов вечера (тот же лагерь)— 12–00—10.

Сместили лагерь на 4 мили южнее по магнитному компасу. 12 часов (полночь) 12–03 — 50

22 апреля, 6 утра — 12–09 — 30

12 часов, полдень— 12–14 — 20

6 часов вечера 12–18 — 40

12 часов, полночь 12–25—10

Температура — 41°. Давление — 3005. Длина тени от 6-футового шеста — 27 1/2 фута

В первых появившихся в печати сообщениях о моем достижении не оставалось места для мелких подробностей, да и сами по себе они не позволяли останавливаться на всех тонкостях собранного материала. Однако теперь, в книге, мне представляется важным поведать о каждой фазе похода к полюсу в мельчайших подробностях. Только при тщательном изучении природных явлений, наблюдавшихся в пути, можно прийти к истине и решить так широко дискутируемый вопрос о приоритете в достижении Северного полюса.

И теперь я хочу, чтобы вы, дорогие читатели, тщательно обсудили вместе со мной одну деталь моих наблюдений, которая убедила меня в том, что я все-таки достиг Северного полюса. Я говорю о тени — нашей собственной тени на заснеженном льду. Это явление, кажущееся не столь важным и много раз оговоренное, настолько банально, что я лишь изредка ссылался на него в своих записях. Однако именно наши собственные тени на снежной поверхности льда рассказывали о продвижении на север и в конце концов, К моему удовлетворению, доказали, что полюс был достигнут.

Долгое время после того, как мы стартовали из Свартенвога, наши тени, по моим наблюдениям, не сокращались заметно и не становились ярче. Однако эскимосы извлекали из этих теней неисчерпаемые темы для разговоров. Они предсказывали штормы, местонахождение добычи, как по книге, читали события, происходившие у них дома. Вдали от земли, от самих ее признаков, пробираясь вместе с собственной тенью по безнадежно голой пустыне, я тоже проявил острый интерес к тем голубоватым пятнам на снегу, которые отбрасывали наши тела. В полдень они были гораздо резче очерченными, короче, чем в иные часы, темными, спокойного голубого цвета. В это время суток атмосфера свободна от густых кристаллов, все они покоятся на паковом льду. Когда же солнце погружается за горизонт, самые интенсивные пурпурные лучи не проникают сквозь морозную дымку. Задолго до захода, даже в ясные дни, солнце терялось в низкой облачности из взвешенных в воздухе игольчатых кристаллов.