Однако динамические системы развиваются не в безвоздушном пространстве. События в Италии, Германии, Испании и других странах требовали, чтобы для государственной стабилизации Россия брала более быстрые темпы, и представлялось, что это возможно только государственным насилием. Другое дело, что многие проблемы решались не оптимальным образом, и в некоторый период жертвы были непомерно высоки, – но это тема для отдельного исследования. Да, не обошлось без уродств, – а будто бы их не было в других странах и в другие эпохи. Но как бы ни было, взяв упор на обороноспособность, система в целом стабилизировалась на уровне, соответствующем реалиям времени и мира. Всегда, во всех странах правильно выстроенная оборона тянет за собой успешное развитие науки, образования, экономики. Посмотрите сами: в начале 2002 года США вылезают из пропасти кризиса, приняв донельзя милитаризованный бюджет.

Накануне начатой М.С. Горбачевым перестройки большая часть экономики СССР работала на ВПК. А на товары народного потребления шло 10—20% процентов её мощности, и этого, в общем-то, хватало для более или менее сносного удовлетворения потребностей населения. Казалось бы, заберём ещё процентов 20 из мощностей ВПК – и заживём лучше, чем на Западе. Такое развитие событий нам и обещали «перестройщики». Но, попытавшись перевести ВПК на мирную продукцию, вообще всю промышленность развалили. То есть не только новых мощностей не появилось, а и то, что было, разрушили. А самое поразительное, что в этом случае, как и в 1917 году, дрейф в никуда был вызван распространением ложной, или неоднозначной, и во всяком случае дестабилизирующей информации.

Усилия поколений философов привели только к тому, что сознание людей наполнилось иллюзорными представлениями, а язык засорился словами, которые в большинстве случаев не означают ровным счётом ничего, и часто представляют собою по меньшей мере фальсификацию. Демократия, права человека, общество потребления, прогресс, справедливость, светлое будущее…

Возьмём для примера социализм. Что это, наконец, такое?

После Первой мировой войны в Европе, кажется, не осталось ни одного несоциалистического правительства. В России к власти пришёл В.И. Ленин, член Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков). В Польше – Иосиф Пилсудский, член Польской социалистической партии. В Венгрии – Бела Кун, вождь венгерских социалистов. В Чехии – Ян Масарик, руководитель прогрессистской партии. В Германии – Эберт, лидер Германской социал-демократической партии, а потом Адольф Гитлер, вождь германской национал-социалистической рабочей партии. В Италии – Бенито Муссолини, перешедший из социалистической партии в парию фашистов. Во Франции – Леон Блюм, лидер Французской социалистической партии. В Бельгии – Эмиль Вандервельде, член Бельгийской социалистической партии. В Швеции, Норвегии, Дании, Испании, Финляндии и прочих странах, при всех колебаниях политической борьбы, к власти тоже пришли социалисты.

Совершенно ясно, что под термином социализм вожди всех этих партий, не говоря уж об их членах, понимали как минимум не совсем совпадающие, а как максимум – совершенно разные вещи.

А какова же практика социализма?

Про Советский Союз не говорим; полагаем, его история нашему читателю известна. А вот премьер-министр Великобритании в 1945—1951 годах Клемент Ричард Эттли, а с ним и английская рабочая (лейбористская) партия, вероятно, искренне удивились бы, обнаружив, что их социалистическая хозяйственная политика просто повторяла хозяйственную политику русского царя Николая II. Мистер Эттли национализировал английский банк, – а русский банк всегда был государственным. Мистер Эттли национализировал железные дороги, – а Николай II тоже скупал их в казну. Но вот парадокс: переход английских железных дорог в руки английского правительства считался революционным; переход русских железных дорог в руки русского правительства считался реакционным. Вообще царская Россия имела крупную казённую, сиречь национализированную промышленность, десятилетиями поддерживала такие социалистические формы хозяйства, как общинное землевладение, имела наиболее крупное в мире кооперативное движение. И при этом русская общественность так же жаловалась на «царскую бюрократию», как английская – на лейбористскую.

Получается, что если Эттли – социалист, то следует признать социалистом и Николая II. Или если Николай II реакционер, то реакционером был и английский социалист Эттли, как, собственно, и называла его российская пресса сталинского периода.

Другие примеры. В середине ХХ века крайняя буржуазная партия Франции называла себя радикально-социалистической, а турецкое правительство Абдул Гамида, которому в Турции принадлежала вся земля и всё, что на ней, социалистическим никто не называл, оно слыло реакционным. Причём методы политического воздействия реакционера Гамида во многом совпадали с методами вождя социалистического Советского Союза И.В. Сталина.

Или возьмём в рассмотрение понятие демократии. Олег Арин отмечает, что многие великие люди Запада никогда всерьёз не воспринимали свои «демократии» и что, возможно, как раз в связи с этим один из гениальных учёных XX века, философ и математик Бертран Рассел, сказал: «Фанатичная вера в демократию делает демократические институты невозможными».

Посмотрите хотя бы на Россию. Как только стала она демократической, рухнул жизненный уровень населения. Демократически избранный президент обещал, что этого не будет, а если случится – он сам ляжет на рельсы. Но на рельсы легли шахтёры, оставшиеся без средств к существованию. Миллионные демонстрации протестуют против такого положения, и что же? СМИ представляют протестующих людей как маргиналов, ретроградов, но ведь они и есть тот самый демос, от имени которого правят демократы, создавая демократическое общество.

Вот мнение Александра Ципко, высказанное в «Литературной газете»: «В демократической России на демократическом телевидении считаются с чужим временем ещё меньше, чем в коммунистическом СССР. Тебя долго и убедительно просят принять участие в программе, обсуждают возможную тему и формат выступления, но когда дело сделано, когда ты пришёл на передачу, и тебя удалось посадить на скамейку «реакционеров» и показать «либеральной общественности», о тебе просто забывают».

Так что Бертран Рассел прав: в России, действительно, фанатичная вера демократов в свои демократические принципы сделала большинство бесправным, и объявленная демократия оказалась тиранией похлеще сталинской.

Ещё один поразительный пример. В феврале 2000 года разгорелся международный скандал из-за того, что в Австрии вошли в правительство члены правой партии, лидер которой – Хайдер, допускал «националистические» высказывания. В правительство правые попали после победы их партии на демократических парламентских выборах: за них голосовало большинство общества. И что же? Во многих демократических странах началась буквально истерия: выступления в прессе, выпуск листовок и прочие акции с единственным требованием: долой членов этой партии и из правительства, и из парламента. Демократы этих стран требовали порвать с Австрией отношения из-за приверженности Австрии… демократии.

На Западе размышления над демократией приводят ещё и не к таким курьёзам. Так, журнал «Экономист», по сообщению того же Олега Арина, обнаружил колоссальную путаницу в терминах и понятиях. В США, например, в ходу слова либерал и консерватор. Первый – этот тот, кто выступает за усиление роли государства, увеличение налогов с богатых и расширение социальных благ для низкооплачиваемых слоев населения. То есть тот, кого в Англии называют социалистом или социал-демократом. Таким социалистом в США оказывается Билл Клинтон. Консерватор же обычно выступает за урезание прав правительства, расширение рыночной стихии и частного предпринимательства, и не желает никакой заботы о бедных. Такой тип ассоциируется с бывшим претендентом на пост президента США Бобом Доулом, спикером конгресса Ньютом Гингричем, Джесси Хэлмсом и т. д. Но в Европе, точнее в Англии, именно таких людей называют либералами! И наши российские либералы тоже выступили за снижение налогов, а значит, против социальных прав большинства.