И он нырнул. В том, что ему не составит никакого труда справиться со шпионом на глубине, Йен не сомневался, ибо знал: все эти молодчики из числа мятежников непременно рассовывают контрабанду по карманам длиннейших пальто, после чего и бросаются в воду. Плыть в таком одеянии очень трудно. Нередко оно утягивало на дно самого контрабандиста.
Но хотя Йен точно рассчитал направление, вынырнув на поверхность совсем недалеко от шлюпки, ничьей головы поблизости он не обнаружил. Правда, в эту ночь даже его глаза, привычные к темноте, не могли ничего различить на расстоянии более пятнадцати метров. Однако инстинкт подсказывал Йену, что шпион не утонул и находится совсем рядом. Мятежник, отлично плавая, надеялся на свои силы. Кроме того, он отлично знал эту бухту и ее побережье.
Йен, снова нырнув, вытащил из воды тяжелое пальто, брошенное шпионом. Высоко подняв его над головой, он торжествующе показал добычу своим товарищам. Впрочем, те вряд ли что-нибудь увидели. Йен поплыл к берегу, нащупав дно, прошел оставшиеся метры вброд, выбрался из воды и поморщился: мокрая одежда противно липла к телу.
– Вон он, вон! – крикнул Гилби Кларк. Йен забыв про все неудобства, причиняемые мокрой одеждой, бросился туда, где стоял с карабином наперевес Кларк.
– Стой! Или буду стрелять! – снова крикнул Кларк, целясь в пространство между деревьями.
Но тут тяжелая ладонь Йена опустилась на плечо Гилби.
– Не стреляй! Я сам возьму этого шпиона. Живьем.
Он бросился к деревьям, где мелькнула тень. И вдруг ощутил, будто что-то предостерегает его. Такого с Йеном еще никогда не случалось. Опасностей он не боялся и не раз смотрел в глаза смерти. Но сейчас внутренний голос словно предостерегал его от чего-то. Но от чего? Увлеченный преследованием, Йен не успел подумать об этом. В несколько прыжков он догнал беглеца и, навалившись на него всем телом, опрокинул на землю и сжал запястья, не позволяя выхватить нож или пистолет.
Однако тот не сделал даже попытки освободиться. Чуть приподнявшись, Йен крепко схватил противника за плечи, повернул лицом к себе и сел на него верхом. Всеете не стоило ему никакого труда и потому озадачило Йена. Он удивленно посмотрел в лицо Мокасинового Змея. И тут странная догадка осенила его. Но нет! Это невозможно!.. Йен снова посмотрел в лицо поверженного врага, и сомнения покинули его… Мокасиновый Змей был женщиной…
Ее лицо, наполовину закрытое мокрыми волосами, в которых запутались водоросли, дышало какой-то экзотической красотой. Ни темная ночь, ни вода, стекавшая с густых локонов, не могли скрыть их золотистого блеска. Луна вновь проглянула из-за туч, и Йен увидел чуть раскосые глаза незнакомки, светло-карие, с зеленоватым оттенком. Сейчас они казались золотыми. Почти такими же, как ее удивительно красивые волосы. Глаза напоминали мед, разлившийся по малахиту. Над ними слегка насупились темные тонкие брови. Черты лица отличались почти классической правильностью: миниатюрный прямой нос, изысканно выступающие скулы, небольшой, но упрямый подбородок, тонко очерченные мягкие губы цвета спелой вишни… Чуть тронутые румянцем щеки придавали лицу выражение теплоты и… доброты.
Йен отпрянул от нее, не решаясь поверить своему открытию. Он не знал, что угадала незнакомка, увидев его лицо, но румянец ее тут же угас. Несмотря на испуг, она различила нерешительность в глазах наклонившегося над ней мужчины. Резким движением высвободив руку, незнакомка сжала кулак и со всей силой ударила Иена в челюсть.
Это поразило Йена, ибо такая женщина, казалось, была создана для того, чтобы плавно плыть в танце по бальному залу. Ее очаровательная улыбка могла обезоружить самого жестокосердного солдата, согреть теплом его обветренное и покрытое шрамами лицо. К тому же она походила на восхитительную нежную розу, настолько хрупкую, что ее даже боязно взять в руки, дабы не сломать. И все же…
Йен уже почувствовал, сколько энергии, упрямства, смелости и силы скрывается за этой нежной оболочкой. Удар, нанесенный ему в челюсть, сделал бы честь любому боксеру, выступающему в легком весе. Не давая противнику опомниться, она с бешенством раненого зверя начала вырываться, стараясь сбросить его.
Но Йен не мог позволить ей уйти. Никогда бы не смог…
Женщина понимала, что единственный путь к спасению – это поскорее освободиться от этого человека. Йен же, напротив, считал, что эта красотка спасется, только став его пленницей. Уже получив горький урок, он осознал, что ему не всегда удается спасать от петли солдат и шпионов-мятежников. Йену до конца дней не забыть той боли, какую он испытал, увидев своего родственника, болтавшегося под перекладиной. Эта боль до сих пор терзала его. С ней он шел в бой. Она преследовала его в ночных кошмарах, не давая спать. И нигде ни на минуту он не мог от нее освободиться.
Эмоции, бушевавшие в нем, вырвались наружу. Йен снова схватил Змея за запястья и повалил на песок так грубо, что шпионка громко вскрикнула и с ужасом уставилась на него, видимо, опасаясь, как бы он не убил ее.
– Так ты и есть Мокасинрвый Змей или вернее, Змея? – мрачно осведомился Йен.
Его негодование достигло предела. Он с трудом сохранял спокойствие, ибо страшные видения прошлого разрывали ему душу.
Его охватило желание… Внезапно проснувшееся дикое желание… Ибо перед ним была… Элайна. Элайна с ее кошачьими глазами, улыбкой, манерой смеяться, бурным темпераментом, безрассудной отчаянностью… Преданностью… Страстностью…
– Итак, ты и есть эта чертова Мокасиновая Змея! Да как ты посмела… – с бешенством начал Йен.
Несколько мгновений дрожащая Змея смотрела на него. Ее губы посинели от ужаса. Наконец она овладела собой.
– А ты, как я понимаю, тот самый, кого прозвали Пантерой? Именем омерзительного животного, которое подкрадывается незаметно и нападает сзади? Изменник! И ты имеешь наглость ступать по земле Флориды, которую предал?! Мерзавец!
Ее голос сорвался. И в наступившей тишине Маккензи услышал мягкие шаги своих приближающихся солдат.
Сэм Джонс, правая рука майора, остановился по его знаку и велел остальным сделать то же самое. В темноте ночи воцарилось гробовое молчание. Восемь солдат в форме федералистов смотрели на своего командира и ждали его приказа, готовые выполнить все.
Все они преданно служили делу объединения страны. Но в первую очередь – своему командиру Йену Маккензи. Они уже не раз участвовали вместе с ним в самых жарких схватках. И он научил их искусству выживания. Рота не потеряла пока ни одного человека.
Этой ночью Маккензи особенно оценил их преданность, очень надеясь, что никто из солдат не догадается, как он в этот момент трясется от страха. А ведь он, Пантера, никогда еще не испытывал этого чувства… Сейчас он боялся… Боялся за судьбу Мокасиновой Змеи… Потому что знал участь, уготованную шпиону. И то, что может произойти прямо сейчас…
– Майор, – тихо сказал Сэм. – Мы не сумели взять того, в лодке. Он в панике бросился в воду и утонул. Обследовали все дно вокруг, но пока безрезультатно.
Йен содрогнулся. Во время войны смерть настигает людей каждый день. И все же любая загубленная жизнь всегда камнем ложилась на его сердце.
– Хорошо, Сэм, – тихо ответил Маккензи. – Пусть Брайен и Регги продолжат поиски тела. Мы же возвращаемся назад в лагерь.
Он опустил голову и посмотрел на женщину, все еще лежавшую на песке. На Мокасиновую Змею…
Их глаза встретились.
– Вы расстреляете меня? – спросила она. Поняв, что Змея действительно хочет получить ответ на свой вопрос. Йен неожиданно обрадовался.
– Мои люди очень перенервничали, сидя в этом болоте. И только Бог знает, чем это кончится. В подобном состоянии можно выстрелить в кого угодно.
Маккензи лукавил. Его люди вели себя благородно, никогда не паниковали и считались самыми меткими стрелками на всем Юге.
Йен протянул Змее руку, помог подняться и, пока его люди суетились вокруг них, долго смотрел ей в глаза…
Он посадил ее на свою лошадь по кличке Пайя, великолепное животное арабских кровей, не боявшееся ни ядовитых змей, ни топи болот. Маккензи проехал на ней из конца в конец через всю Флориду. А когда началась война, увел с собой на прибрежные болота.