Ронни вдохнул приятный запах кофе и сигарет. Кругом надписи на кириллице, вымпелы и флажки футбольных клубов, в основном английских – «Ньюкасл», «Манчестер Юнайтед», «Челси».
На экране изображение земного ада. Все смотрят молча. Он тоже начал смотреть – невозможно удержаться. В башни-близнецы один за другим врезаются два самолета. Башни одна за другой рушатся. Сколько раз ни смотри, становится все хуже.
– Слушаю, сэр? – прозвучал ломаный английский плюгавого бармена с копной стриженых черных волос, зачесанных вперед, в грязном фартуке поверх мятой джинсовой рубахи.
– Водка «Калашников» есть?
Бармен с недоумением вытаращил глаза.
– Ладно, – вздохнул Ронни. – Любую водку, чистую, и кофе эспрессо. Есть эспрессо?
– Русский кофе.
– Годится.
– Кофе и водка, – кивнул слизняк и пошел, горбясь, будто у него болела спина.
На экране возник пострадавший мужчина, черный, лысый, засыпанный серой пылью, в прозрачной дыхательной маске, подсоединенной к кислородному аппарату. Другой, в красном шлеме с опущенным прозрачным щитком, в красной маске и черной футболке, тащил его сквозь серый снег.
– Поганое дело, – пробормотал хилый бармен. – Прямо на Манхэттене. Даже не верится. Что-нибудь знаете? Знаете, что стряслось?
– Я там был, – сообщил Ронни.
– Правда? Там были?
– Дай выпить. Мне надо выпить! – рявкнул он.
– Сейчас принесу, не волнуйтесь. Значит, вы там были?
– Плохо понял? – грозно бросил Ронни.
Бармен поспешно повернулся, вытащил бутылку водки. Один бугай оглянулся на Ронни, поднял рюмку. Уже пьяный, спросил заплетающимся языком:
– Знаешь что? Тридцать лет назад я бы назвал тебя «товарищ». А теперь говорю «корешок». Понял?
Ронни схватил свой стакан, едва бармен успел его поставить.
– Не совсем.
– Ты гей или кто? – уточнил мужик.
– Нет, не гей.
Собеседник поставил рюмку, замахал руками, как мельница:
– Против геев ничего не имею. Против них ничего.
– Хорошо, – сказал Ронни. – Я тоже.
Русский богатырь расплылся в улыбке. Зубы жуткие, полный рот булыжников. Опять взмахнул рюмкой, и Ронни с ним чокнулся:
– Будь здоров.
На экране появился Джордж Буш. Сидел в темном костюме с оранжевым галстуком в дальнем конце школьного класса перед небольшой грифельной доской. Позади на стене висели картинки. На одной медведь в полосатом шарфе на велосипеде. Рядом с Джорджем Бушем стоял мужчина в официальном костюме и что-то шептал ему на ухо. Кадр сменился, показывая самолет, упавший на землю.
– А ты молоток, – признал русский. – Нравишься мне. Молоток. – Плеснул себе в рюмку еще водки, схватил стоявшую перед Ронни бутылку, прищурился, увидел, что она еще полная, сунул в ведерко со льдом. Проглотил свою порцию. – Пей. Сегодня нам всем надо выпить. – И опять повернулся к экрану. – Вранье. Не может быть такого.
Ронни глотнул водки, обжег горло. Через секунду выпил рюмку до дна. Она почти мгновенно подействовала, внутри вспыхнул огонь. Снова налил себе и своему новому лучшему другу.
Сидели молча, глядя на экран.
После следующих нескольких рюмок Ронни опьянел, через какое-то время слез с табурета, добрался, шатаясь, до пустой банкетки, заснул.
Очнулся с дикой головной болью и жаждой. На мгновение впал в панику.
Вещи!
Черт побери, мать твою!
Потом с облегчением увидел чемодан там, где поставил, – рядом с табуретом.
Было два часа.
В баре сидят все те же. На экране повторяются те же кадры. Он снова влез на табурет, кивнул другу.
– А как насчет папаши? – спросил русский бугай, противник Бонда.
– Да, почему о нем ни слова не говорят? – спросил другой.
– Какого папаши? – не понял бармен.
– Мы одно слышим – это наделал сын бен Ладена. А папаша где?
Теперь с экрана что-то серьезно рассказывал мэр Джулиани. Вид спокойный, озабоченный. Как у человека, способного держать ситуацию под контролем.
Новый лучший друг Ронни обратился к нему:
– Сэма Кольта знаешь?
Тот, слушая Джулиани, помотал головой:
– Нет.
– Того, что револьвер изобрел.
– А, тогда знаю.
– Знаешь, что он сказал?
– Нет.
– Сэм Кольт сказал: «Я сделал всех людей равными». – Русский усмехнулся, показав кривые зубы. – А? Да? Понял?
Ронни кивнул, заказал газированную минеральную воду и кофе. Вспомнил, что ничего не ел после завтрака, но аппетита не было.
Джулиани сменили спотыкавшиеся серые призраки. Вроде тех серых призраков, которых он раньше видел. Вдруг вспомнились стихи, заученные в школе. Стихи одного из самых любимых поэтов – Редьярда Киплинга. Настоящего мужчины.
Если сможешь не терять головы,
Когда все остальные теряют…
Если сможешь понять, что Триумф и Провал
Без конца выдают себя друг за друга…
На экране пожарный в красном шлеме с поднятым щитком плакал, закрыв лицо руками.
Ронни дотянулся, похлопал бармена по плечу. Тот отвернулся от телевизора:
– А? Что?
– У вас нет номеров? Мне номер нужен.
Новый лучший друг повернулся к нему:
– Все рейсы отменили. Так?
– Так.
– Ты откуда?
Ронни замешкался.
– Из Канады. Торонто.
– Торонто, – повторил русский. – Канада. Хорошо. – Помолчал и спросил: – Дешевый номер?
Ронни сообразил, что нельзя пользоваться кредитками, даже если на какой-нибудь что-то осталось. В бумажнике чуть меньше четырехсот долларов – можно продержаться, пока не возникнет возможность обменять другую валюту, лежащую в чемодане. Если найдется покупатель, который даст хорошую цену. И не станет задавать вопросов.
– Дешевый, – кивнул он. – Чем дешевле, тем лучше.
– Ты попал прямо туда, куда надо. Тебе нужна одноместная комната, вот что. Платишь наличными, никто не расспрашивает. У моей двоюродной сестры пансион. Десять минут ходьбы. Хочешь, дам адрес?
– Похоже, удачный план, – кивнул Ронни.
Русский снова показал зубы:
– План? У тебя есть план? Хороший?
– Carpe diem![9]
– Что?
– Просто так говорится.
– Carpe diem? – медленно и неумело повторил бугай.
Ронни усмехнулся, налил ему еще рюмочку.
45
Октябрь 2007 года
Около 18:30 Рой Грейс с кружкой кофе в руках вошел в первую просторную комнату отдела тяжких преступлений, где работают следственные бригады.
Обширное L-образное современное помещение было разделено на три главных рабочих отсека. В каждом длинный закругленный деревянный стол на восемь человек и белые щиты. В данный момент все щиты пустые, кроме одного, с надписью «Операция „Динго“», и другого, с пришпиленными крупными снимками неизвестной женщины в водосточной канаве и площадки строительства квартала Новая Англия. На одном из снимков красным маркером обведено место расположения трупа в канаве.
При серьезном экстренном расследовании бывают заняты все отсеки, но, поскольку нынешнее дело не требует особой спешки, а материальные средства и человеческие ресурсы следует экономить, бригада Грейса оккупировала только один. Другие отсеки в данный момент пустуют, хотя ситуация может в любой момент измениться.
В отличие от остальных помещений Суссекс-Хаус здесь на столах и на стенах нет почти ничего личного: ни семейных фотографий, ни графиков футбольных чемпионатов, ни карикатур, ни комиксов. Практически все, кроме мебели, предназначено для работы. Болтовни не слышно. Только сосредоточенное молчание, глухие звонки телефонов, шорох листов, выползающих из принтеров и факсов.
Твердо уверенный в пользе привлечения к новому делу давно сработавшихся людей, Грейс отобрал коллег, с которыми уже сотрудничал. Сомнения вызывал лишь один – Норман Поттинг, постоянно всех раздражавший, но на редкость способный детектив.