Рипван заснула слишком близко к камину и начала тлеть. Джек влетел в комнату, схватил полуиспекшееся животное и стал перебрасывать кису с руки на руку, словно горячую картофелину. Затем положил ее на кресло и принялся обмахивать журналом. Рипван решила, что это новая игра, и громко замурлыкала, совершенно не сознавая, какой переполох она вызвала. Джек оставил негодницу в кресле, собрал тарелки и сунул их в мойку. Когда он обернулся, Пандора уже сидела на его месте — рядом с Прометеем.

— Мне казалось, что здесь сижу…

— Как насчет кофейку? — спросила Мадлен. — Можем попить его в гостиной.

Она встала, и все последовали за ней, кроме Джека, который наполнял чайник, и Бена, который снова принялся за «Теоретика заговора».

Прометей сел рядом с Пандорой на диван и уставился в камин с видом глубокого разочарования и утраты.

— Вы говорили о… — подтолкнула его девушка.

Прометей вздохнул.

— Это неважно.

Но Пандора любила получать ответы на свои вопросы и не собиралась оставлять его в покое.

— Вы сказали: «Это в вашей природе с самого…»

Прометей взглянул в ее умное лицо, и глаза его сверкнули, когда печальное и давнее воспоминание снова всплыло в его памяти.

— Была одна женщина… Осторожнее, Джек!

Через мгновение с кухни донесся грохот: Джек зацепился за табурет.

— Я сложил те части человеческой индивидуальности, которые счел нежелательными, в большой сосуд и крепко запечатал его. Я надеялся, что нетерпимость, болезни, безумие, пороки и жадность не достанутся человечеству. Но… — Он помолчал. — Та женщина открыла его против моей воли и выпустила их. И они заразили созданную мною расу.

— Пандора? — спросила Пандора, кое-что знавшая о своей древней тезке.

При звуке этого имени Прометей вздрогнул.

— Да. Ее звали Пандорой. Она была невероятно красива. Самая необыкновенная и лучезарная дева, которая когда-либо ступала по земле. Ее кожа была гладкой, как шелк, а глаза подобны изумрудам. Ее темные струящиеся волосы весело развевались, когда она носилась по лугам, а смех ее был подобен пению херувимов на утреннем ветру.

— Хм, — ответила Пандора, — я слышала, что она была немного… ветреной.

— О да, — торопливо ответил Прометей, — она была суетной, глупой, вредной и ленивой настолько же, насколько прекрасной.

— И все же вы в нее влюбились?

Прометей кивнул.

— Я полюбил ее, а она предала меня. Я понятия не имел, что Зевс подослал ее специально, чтобы обрушить беды на расу людей. Увы, я ошибался. Пороки были выпущены из сосуда, и результат вы сами видите.

— Но ведь осталась еще надежда, — сказала Пандора, пытаясь приободрить Прометея, который явно погрузился в депрессию.

— Обманчивая надежда, — тихо ответил Прометей. — Я поместил ее туда для своеобразной страховки. Обманчивая надежда ложью своей удерживает человечество от массового самоубийства.

— И где теперь Пандора?

— Понятия не имею. После приговора мой брат — ну и дурак же он был! — женился на ней, дабы избежать моей участи.

— И вы никогда их больше не видели?

— Некоторое время они поддерживали отношения со мной, но вы сами знаете, как это бывает: открытки к дню рождения первые триста лет, а затем и вовсе ничего. Последний раз я слышал о них в тысяча двести шестьдесят восьмом году, когда Эпиметей работал сапожником, а Пандора зарабатывала на жизнь переводами. После освобождения я пытался найти их, но безуспешно. Без паспорта трудно путешествовать.

— А сосуд? — полюбопытствовала Пандора.

Прометей пожал плечами.

— Он неуязвим, так что наверняка до сих пор существует. Но вот где он находится, не представляю.

— Кофе! — объявил Джек, прикидывая, не сесть ли между Прометеем и Пандорой, или это будет уже слишком.

Придя к выводу, что будет, он уселся рядом с Мадлен.

Они проговорили с Прометеем до позднего вечера. Пандора рассказала ему о своей учебе на астрофизика. Прометей заметил, что, по его мнению, Роберт Оппенгеймер сделал то же самое, что и он: похитил огонь у богов и отдал его людям. Разница только в том, сухо заметил он, что Оппенгеймера никто не покарал. Пандора поведала ему о теории Большого взрыва, а он ей — о том, что созвездия создал Зевс. Спор получился горячим, и они только-только перешли к обсуждению свободной воли людей, когда Мадлен вдруг заявила, что собирается лечь, и потянула мужа за руку.

— Я еще посижу, — сказал Джек.

— Все в порядке, Джек, — отозвался Прометей. — Спать с вашей дочерью в мои планы не входит.

Его откровенность застала Джека врасплох, и он рассмеялся собственной глупости.

— Потрясающе! — сказал он наконец. — Я пошел баиньки.

Пандора и Прометей продолжали разговор, пока огонь в камине сам собой не потух. Прометей указал ей на изъяны в теории эволюции — например, как птицы могли развить крылья, в течение миллиона лет не имея никаких бесполезных придатков, которые затрудняли бы им выживание. Пандора в ответ процитировала космическое правило номер один: происходит именно то, чего по идее происходить не должно. Действительно, с учетом временного масштаба и размеров Вселенной парадоксальные вещи становятся весьма обычными.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — спросил Джек, снимая рубашку в спальне.

— О чем?

— О Пандоре и Прометее.

— Наука встретилась с мифологией. Интересно, к каким выводам они придут под утро. Мне интересно мнение Прометея об окаменелостях.

— Хм, — отозвался Джек, натягивая пижаму и отпихивая в сторону безразличную Рипван.

Кошка шмякнулась на пол, но так и не проснулась.

Джек хорошо проспал всю ночь в обнимку с Мадлен, как ложки в ящике. Под ними в гостиной Прометей и Пандора проговорили до рассвета, а всего в миле от них, в саду у бабушки Шпротт, бобовые стебли стонали и поскрипывали, устремляясь все выше и выше, словно бамбук на тропической плантации.

Если бы не назначенное на послезавтра открытие Джеллименом Центра Священного Гонго, газетам оставалось бы писать только о деле Шалтая-Болтая. А так они были посвящены наполовину Шалтаю, наполовину Джеллимену. Но даже при таком раскладе шалтайская часть не радовала, поскольку журналисты продолжали гнуть заданную линию, именуя Джека кретином, слишком заносчивым для того, чтобы просить помощи у одного из самых выдающихся столпов детективного сообщества. Джек взял газеты с обеденного стола и сунул их в помойку, а затем выключил радио.

— Толпа собирается, — сказала Мадлен, глянув из окна на газетчиков и телевизионщиков, топтавшихся у калитки в ожидании реакции хозяев дома. — Я собираюсь сводить детей посмотреть на Джеллимена. Как думаешь, тебе удастся составить нам компанию?

— Я сегодня нянчусь со Священным Гонго, — мрачно ответил Джек. — Извини.

Стиви восторженно завопил «Па-а-а-а!» и швырнул ложку на пол, раз уж подвернулась возможность. Мэри приехала в восемь тридцать и, не обращая внимания на репортеров, протолкалась к дому. Ее представили семье, она вежливо со всеми поздоровалась, а затем они с Джеком сделали глубокий вдох и нырнули в толпу папарацци.