У самого Реджи были свои, правда весьма оригинальные, взгляды на работу. Он считал, что некоторым людям — к числу которых он относил и себя самого — работать совершенно ни к чему. Он имел некоторое представление о скачках, неплохо играл в бридж и покер, умел с очаровательной непринужденностью перехватить взаймы, так, чтобы дающему было тоже приятно, — этих талантов ему хватало с избытком, и домашние нанесли ему глубокую психологическую травму, обманом заманив в какую-то гадкую контору. Немного терпения, незначительная финансовая поддержка, позволяющая выкарабкаться из черной полосы, — и он жил бы припеваючи. Ибо Реджи Теннисон был из тех молодых людей, которых питают вороны.[53]

На беду, в нашем мире вороны не питают таких, как Амброз. Амброзам необходима постоянная работа. А когда они ее теряют, им очень трудно отыскать новое место.

— Задумайтесь, Лльюэлин! — сказал Реджи. — Напрягите извилины! Вы не имеете права отмочить такую штуку.

Тут на арену ступила Мейбл Спенс. Ее опрометчивые слова, вырвавшиеся в запале, накликали этот кошмар, и она была в ужасе от того, что натворила. Вытянувшееся лицо Амброза маячило перед ней немым укором. Про Адмиралтейство она мало что знала, но догадывалась, что для Амброза это был кусок хлеба насущного, и этот кусок хлеба он потерял по ее милости.

— Реджи дело говорит, Айки. Ты не имеешь права.

— С чего ты взяла?

— Ты знаешь прекрасно: хоть контракт не подписан, у вас была устная договоренность.

— К лешему устные договоренности.

— И вообще, чего ты добиваешься? Ну какой тебе прок отпихивать мистера Теннисона? Положим, он не Шекспир, но для «Супербы» пишет нормально.

— Сильно сказано, девушка! — одобрил Реджи. — Амброз будет гордостью киностудии.

— Только не моей, — поправил президент кинокомпании. — Лично я его на порог не пущу.

— А что же ему делать?

— Это вопрос не ко мне. Меня это не касается.

— Возьми его хоть на испытательный срок.

— Не возьму.

— Вдруг он окажется прекрасной находкой.

— Не окажется.

Реджи загасил сигарету и потянулся за следующей. Лицо его было непроницаемо и сурово.

— Лльюэлин, — сказал он, — ваше поведение беспрецедентно.

— Не встревай!

— Нет, Лльюэлин, я буду встревать. Ваше поведение беспрецедентно. Вы беретесь руководить киностудией, а сами в этом деле ничего не понимаете.

— Вот оно как?

— Не перебивайте меня, Лльюэлин. Повторяю: вы беретесь руководить киностудией, а сами в этом деле ничего не понимаете. Лезете из кожи вон, чтобы заполучить малого вроде Монти Бодкина, парня во многих отношениях замечательного, за исключением того, что на сцене он — полный профан, не способный сыграть даже уключину в «Пинафоре»,[54] — и в то же самое время отвергаете таких восходящих светил литературы, как Амброз Теннисон. О собственной персоне распространяться не буду, позволю себе только заметить, что вам подвернулся уникальный шанс — заполучить редкого специалиста по английской жизни, но вы прошляпили удачу и собственноручно загнали себя в угол. Нисколько не удивлюсь, если вы наснимаете драм, где аскотские скачки[55] происходят в разгар зимы, а дерби[56] — поздней осенью на Пламстедских болотах. Вот в какой угол вы загнали себя, Лльюэлин, — сказал Реджи. — И очень глупо, — добавил он, подводя итог.

— Правильно, — подхватила Мейбл. — А теперь, Айки, послушай меня.

Истинное величие генералов состоит в умении вовремя отступить. Один Реджи — это было еще туда-сюда. Одна Мейбл тоже его не запугала бы. Но Реджи в придачу с Мейбл — от такой комбинации дух его надломился. В постельном белье произошло нечто вроде землетрясения, из него выскочила фигура в развевающейся розовой пижаме, метнулась прочь — и в следующую секунду она была уже в ванной, запирала дверь на задвижку. Из крана хлынула вода, и стало понятно, что уши магната защищены от дальнейшего натиска.

Мейбл надрывалась изо всех сил, и Реджи от нее не отставал.

— Айки! — кричала она, барабаня в дверь ванной.

— Айки! — кричал Реджи, делая то же самое.

Они перестали стучать так же внезапно, как и начали. Было ясно как день, что противник окопался вне пределов досягаемости, и Реджи повернулся, собираясь принести соболезнования пострадавшему брату:

— Амброз, старина…

Голос его осекся. Амброза Теннисона не было среди присутствующих.

Ни Реджи Теннисон, ни Мейбл Спенс не заметили, как Амброз ушел, — до того они увлеклись выманиванием мистера Лльюэлина из укрытия. Обстановка в каюте была далека от безмятежной.

В тот момент, когда романист решил, что пора уносить ноги, Альберт Пизмарч стоял, вальяжно привалясь к дверям и, припав большим красным ухом к деревянной панели, жадно ловил отзвуки драмы, разыгрывающейся в каюте. Двери на океанских лайнерах открываются внутрь, и когда неожиданно дверь каюты С-31 распахнулась, Альберт Пизмарч попал врасплох. Внезапно потеряв опору, он рухнул ничком, как труп из стенного шкафа в детективной пьесе и, налетев на Амброза, крепко сжал его в объятиях — точь-в-точь двое фланеров на парижском бульваре, признавших друг в друге старых однокашников.

Амброз с глухим рыком отшвырнул от себя Альберта, тот, жалобно пискнув, пролетел часть коридора и со всего маха шмякнулся об пол. Амброз поспешно удалился, Альберт поднялся, потирая нежную часть своего туловища чуть пониже короткой белой куртки.

И пока он стоял, приводя себя в порядок, из каюты появились Реджи и Мейбл и, подобно Амброзу, исчезли в конце коридора, из чего он заключил, что занавес опущен и представление окончено.

Боль постепенно стихла, и Альберт вновь обрел душевное равновесие. Он смекнул, что по счастливому стечению обстоятельств ему довелось услышать спектакль, представляющий широкий общественный интерес, и у него язык зачесался — до того потянуло поделиться впечатлениями об этом сенсационном происшествии.

Наиболее подходящим кандидатом на роль доверенного лица, безусловно, был Нобби Кларк — коллега и напарник по секции «С», — но, как назло, именно сейчас в их отношениях наметилась трещина. Не далее чем сегодня утром мистер Кларк обиделся на то, что Альберт играючи ткнул его локтем во время бритья, а когда тот попытался возвести вину на превратности Судьбы, Кларк еще больше обиделся и употребил выражение, которое глубоко ранило тонкие чувства Пизмарча, оставив в душе неприятный осадок.

Мысленно подыскивая замену, Альберт вспомнил, что забыл убрать поднос из каюты мисс Флокс.

— Сейчас в тридцать первой такой тарарам был, доложу я вам, мисс, — сказал он приветливо, заходя в каюту несколько минут спустя. — Право, был удивлен. Возбужденные голоса. Повышенные тона. Я случайно оказался рядом. Иду по своим делам и вдруг — звонок…

Фуксия Флокс, уже при полном параде, сидела перед зеркалом и наносила на лицо те завершающие штрихи, которые добавляют изюминку. Ей очень хотелось выглядеть красивой, поскольку она спешила на палубу, где у нее было назначено свидание с Амброзом.

— Надеюсь, ваша повесть не бесконечна? — осведомилась она миролюбиво, но с некоторым нетерпением.

— Что вы, мисс. Впрочем, уверен, вам это будет весьма и весьма интересно. Дело-то касается мистера Амброза Теннисона, вашего жениха.

— Откуда вы знаете, что он мой жених?

— Боже правый, мисс, — сказал Альберт Пизмарч по-отечески, — кто ж на корабле об этом не знает! Что касается лично меня, то затрудняюсь ответить, кто меня проинформировал. Скорее всего, это был мой коллега Кларк, ему об этом сообщил один человек, встречавшийся с тем человеком, который однажды видел вас с мистером Теннисоном на прогулочной палубе.

— Ну и проныры вы, стюарды.

— Как правило, нам удается держать руку на пульсе событий, — Альберт сделал легкий поклон, принимая комплимент. — Я всегда говорил, мы на корабле почти как в средневековом замке — интересуемся, что делают наши сюзерены, поскольку, как я уже вам говорил, хотя, возможно, это были не вы, а кто-то другой, во время путешествия стюард ощущает себя вассалом. Нет, это был Кларк, почти наверняка. К сожалению, у меня нет возможности проверить мою гипотезу лично, после утреннего инцидента в каюте я не разговариваю с Нобби Кларком.