Пока он говорил, раздался дверной звонок.

Фуксия советовала Гертруде Баттервик подбежать к Монти и чмокнуть его в щеку, как только он появится, и та в точности так и поступила, когда отворилась дверь. Конечно, было бы лучше, если бы сакральная сцена протекала в более интимной обстановке, но наличие аудитории ее не смутило. Она поцеловала Монти и о чем-то страстно запричитала. Реджи тем временем допытывался у Монти, можно ли взять Микки, а Фуксия с Амброзом выспрашивали, удалось ли достичь положительного результата на переговорах с мистером Лльюэлином.

Такой разворот событий смутил Монти.

Фуксия первой заметила, что объект ловит ртом воздух.

— Ну-ка расступитесь! — скомандовала она. — И давайте по очереди, черт побери. Баттерплюх, — сказала она, поскольку была девушкой справедливой и признавала верховное главенство Любви, — тебе первое слово. Только, пожалуйста, покороче.

— Дорогой мой, — проворковала Гертруда, нежно склоняясь над креслом, в котором утопал Монти, — я все понимаю.

— М-м? — переспросил Монти туманно.

— Мисс Флокс мне рассказала.

— М-м?

— Я люблю тебя.

— М-м?

Тут вперед выступил Реджи.

— Правильно, — рубанул он. — Она тебя любит. Такие вот дела. А теперь, старина, займемся Микки Маусом…

— Что с контрактом? — осведомилась Фуксия. Лицо Монти исказилось от боли.

— Айки принял Амброза на работу?

— Нет.

— Как, нет?

— Вот так. Сказал, что не возьмет.

— Не возьмет?

Фуксия уставилась на Амброза. Амброз уставился на Фуксию. Глаза у обоих округлились от ужаса.

— О, силы небесные! — воскликнул Амброз. — А я-то возомнил…

— Ах ты, ложки-поварешки! — воскликнула Фуксия. — Ты же пообещал…

— Знаю.

— Обещал сказать Айки, что к нему наймешься…

— Знаю. Только мои услуги ему тоже не нужны.

— Что?

— Не имею права, — изрек Реджи, подытоживая свое замечание, — предавать гласности причины, по которым мне требуется Микки Маус. На моих устах печать молчания, однако…

— Как, не нужны?

— Вот так.

— Ничего не понимаю, — вмешалась Гертруда. — Ты что, собирался в Голливуд?

— Ну да.

— Монти, дорогой, какой Голливуд? Ты же служишь у мистера Пилбема в его детективном агентстве.

Лицо Монти опять исказилось от боли:

— Уже не служу. Я уволился.

— Уволился?

— Ну да. В тот вечер, когда ты меня отшила, послал Пил-бему телеграмму.

— Монти!

Амброз, Фуксия и Реджи заговорили все разом:

— Но Лльюэлин мне лично говорил…

— Айки бегал кругами и умолял тебя уломать…

— Этот Микки Маус…

— Монти, — с трудом выдавила из себя Гертруда, — неужели ты опять без работы?

— Ага.

— Но в таком случае мы не сможем пожениться. Отец не позволит.

Реджи стукнул по столу:

— Гертруда!

— Что тебе от меня нужно?

— Чтобы ты прекратила молоть чепуху. Ты затеваешь дурацкие дебаты и отвлекаешь Монти от серьезных вещей. Говоришь, отец не даст тебе позволения на брак? В жизни не слышал большей ерунды. В наш просвещенный век девушка не слушает, развесив уши, наставления отца.

— Я не могу выйти замуж без его согласия.

— По-твоему, — голос Реджи увял, — по-твоему, получается, что счастье Монти должно зависеть от каприза пучеглазого дядюшки Джона!

— Не смей называть моего отца пучеглазым дядюшкой Джоном!

— А вот и посмею! Он мне приходится пучеглазым дядюшкой Джоном. Если я вру, — продолжил Реджи, выстраивая замысловатую сентенцию, — то чей же он пучеглазый дядюшка Джон? Не считая Амброза?

— Ты это о чем? — встрепенулся Амброз, который, заслышав свое имя, очнулся от глубочайших раздумий.

Реджи обернулся к нему, словно радуясь возможности пообщаться с разумным созданием.

— Рассуди нас, молодой человек. Здесь находится гадкая юная Гертруда, которая заявляет, что не выйдет замуж за Монти, если дядя Джон не даст добро. Это бред или не бред?

— Если я выйду замуж без разрешения, отца это убьет.

— Чушь!

— Нет, не чушь. У отца слабое сердце.

— Чушь полнейшая!

— Нет, не полнейшая.

— Чушь полнейшая, и если бы здесь не было дам, я употребил бы более крепкое выражение. Скажи на милость, слабое сердце! Старый зануда что физиономией, что здоровьем — вылитый ломовой жеребец.

— Отец ни капельки не похож на ломового жеребца!

— Тогда извини…

— Послушай, — сказала Фуксия, — мне не хочется встревать в семейные дискуссии и очень хочется узнать, как на самом деле выглядит твой отец, но кто-то позвонил в дверь. Потому предлагаю временно отложить диспут и узнать, кто там.

Амброз стоял ближе всех к дверям. Снова погрузившись в раздумья, он рассеяно отомкнул замок.

В комнату вошла Мейбл Спенс, а следовал за ней Айвор Лльюэлин.

В облике мистера Лльюэлина, когда он пружинистой походкой переступил порог, ничто не напоминало о физическом и моральном упадке, подкосившем его в процессе телефонного разговора. То была минутная слабость, и с ней было покончено. Президенты крупных кинокорпораций выносливы и жизнестойки. Они быстро приходят в себя. Вы можете довести Айвора Лльюэлина до белого каления, но вам не удастся сломить его доблестный дух. Он был человеком, умеющим не только получать, но и давать сдачи. За долгие годы усердных тренировок он выработал в себе навык с достоинством сносить удары Судьбы[89] и, перешагнув через низшее «я», силой своего гения обратить поражение в победу.

За этим он сюда и явился. После скоропалительных переговоров с Мейбл его планы получили окончательное оформление, а схемы обрели завершенный вид. Его мало смущал тот факт, что ради достижения своих целей ему предстоит полностью пересмотреть тактику и не только отказаться от растирания гремучих змей в порошок, а первым делом помириться с гремучими змеями и установить с ними братские отношения. Киномагнаты не смущаются, совершая поворот на сто восемьдесят градусов.

— Приветствую вас, мистер Бодкин, — благосклонно пророкотал он, производя первый залп.

Монти тем временем с головой увяз в персональной пучине отчаяния, и только поистине сногсшибательное и поразительное происшествие способно было выудить его оттуда. Перемена в мистере Лльюэлине и его странная приветливость сделали свое дело — Монти от изумления вытаращил глаза.

— Здравствуйте, — ответил он.

— Послушайте, мистер Бодкин, мне необходимо с вами объясниться. — Мистер Лльюэлин умолк. Казалось, его внимание моментально переключилось на что-то другое. — Какая прелесть, — произнес он. — Чудная мышка. Ваша?

— Ее хозяйка — мисс Баттервик.

— Если память мне не изменяет, я не имел чести быть представленным мисс Баттервик.

— Ой, извините. Мисс Баттервик, моя невеста. Мистер Лльюэлин.

— Очень рад.

— Я тоже, — сказала Гертруда.

— С обоими Теннисонами я знаком, с Фукси, разумеется, тоже. Чудненько, чудненько, — проговорил мистер Лльюэлин благодушно. — Похоже, мы здесь все друзья. Ха-ха.

— Ха-ха, — произнес Монти.

— Ха-ха, — произнесла Гертруда.

Фуксия, Амброз и Реджи не произнесли «ха-ха», но мистер Лльюэлин, по всей видимости, вполне удовлетворился теми «ха-ха», которые сорвал. Ему показалось, что вокруг установилась благоприятная атмосфера. Он еще немного посиял, затем улыбка сползла с его лица, оно приняло сосредоточенное и озабоченное выражение.

— Видите ли, мистер Бодкин. Как я уже говорил, мне надобно с вами объясниться. Так-то. Дело в том, что после вашего ухода примчалась моя свояченица, и я ей пересказал содержание нашей маленькой беседы, и то, что она сказала, заставило меня взглянуть на вещи под иным углом зрения. Пока я слушал ее, меня вдруг как громом поразило: вдруг вы всерьез восприняли мою манеру вести разговор? Мне даже стало не по себе, я страшно взвинтился, правда, Мейбл?

— Верно, — сказала Мейбл Спенс. Она не была подхалимкой, но знала, что порой поддакнуть — дело святое.