— Не волнуйся, — сказала она.

Учитывая взвинченное состояние мистера Лльюэлина, ей следовало бы произнести эту фразу более радостно. Лицо киномагната, и без того розовато-сиреневое, запылало королевским пурпуром.

— Не волноваться? Хороший совет.

— Не о чем волноваться.

— Значит, не о чем? Ну спасибо.

— Я знаю, что говорю. Сначала я думала, что ты преувеличиваешь, но раз этот человек — детектив, тогда ты, наверное, прав, и он ходит за нами из-за тех слов, которые тогда услышал. Но страшного ничего нет. Все очень просто. Он, вероятно, из того же теста, что и все, — ждет, когда ему предложат нормальную цену.

Мистер Лльюэлин, видимо, хотел что-то сказать (должно быть, в ответ на слова «очень просто»). Он вздрогнул, проглотил что-то, и цвет его лица начал меняться к лучшему. Из пурпурного оно постепенно становилось розовато-сиреневым.

— Это верно.

— Еще бы!

— Я думаю, ты права. Он именно этого и ждет.

От этих слов он почувствовал себя так, словно после долгих блужданий по болоту выбрался наконец на твердую почву. В чем, в чем, а в том, как и за сколько нанимают людей, он разбирался.

Но радость недолго сияла в его глазах, он стал сомневаться:

— Как же это сделать? Нельзя просто так подойти к нему и спросить, сколько он берет.

— А тебе и не надо этого делать. — Мейбл посочувствовала неповоротливости мужского ума. — Ты хорошо разглядел его?

— Хорошо ли я его разглядел?! — повторил мистер Лльюэлин. — А на что я, по-твоему, любовался битый час! Если бы у него были прыщи, я бы все их уже знал наперечет.

— Прыщей у него как раз нет. В этом-то все и дело. Он довольно симпатичный.

— А мне не нравится.

— Нет, он симпатичный. Похож на Боба Монтгомери. Наверняка он сам знает об этом. Более того, я уверена, что он мечтает сняться в кино с тех самых пор, как в первый раз побрился. Думаю, если ты поговоришь с ним с глазу на глаз и предложишь ему работу на киностудии, он за нее ухватится. И тогда…

— Тогда он не станет выдавать меня этим акулам!

— Разумеется, не станет. Это будет не в его интересах. Вообще, раз у тебя есть возможность раздавать работу в кино, ты можешь нанять кого угодно. Он клюнет на это, едва ты раскроешь рот.

— М-да, — заметил Айвор Лльюэлин, после чего заметно погрустнел и задумался.

Пока его не принуждали крайние обстоятельства, он не спешил добавлять новые имена к списку паразитов, присосавшихся к его кинокомпании. Каждое субботнее утро он выкладывал кругленькую сумму для родственников своей жены: свояка Джорджа, дядюшки Уилмота, двоюродного братца Эгберта и его сестры Женевьевы, которая, хотя он сильно сомневался в ее умении читать, состояла в его компании на должности чтицы с окладом триста пятьдесят долларов в неделю. Конечно, в случае крайней необходимости он мог бы добавить к ним и Монти Бодкина за любую фантастическую сумму, которую потребует эта кровожадная ищейка, но так ли уж это необходимо — вот в чем вопрос.

И тут он понял, что другого выхода нет. Старый, проверенный веками способ закрыть рот тому, кто много знает, — чего уж лучше! Прежде этот способ срабатывал безотказно, не подведет и на этот раз.

— Хорошо, — сказал он. — Амброз Теннисон с ним дружит, он-то все и провернет. Все лучше, чем идти на прямой контакт. Солиднее. Думаю, ты права. Он клюнет.

— Еще бы не клюнул! С чего ему отказываться? Я не думаю, что им много платят. Кругленькая сумма от кинокомпании Лльюэлина покажется ему манной небесной. Говорила я, тебе не о чем беспокоиться?

— Говорила.

— И разве я была не права?

— Права, права, — кивнул мистер Лльюэлин.

Он пристально посмотрел на свояченицу и подумал: как это раньше ему казалось, что он ее недолюбливает? В какой-то момент ему даже захотелось расцеловать ее.

Но, одумавшись, он потянулся к чемодану, достал сигару и принялся ее жевать.

Монти Бодкин, пропустив рюмочку, не задержался в курительной, хотя там было много достойных людей, с которыми в иной момент приятно провести время. Он сошел вниз, чтобы произвести осмотр каюты, прежде принадлежащей Реджинальду Теннисону, — в ближайшие пять дней она должна была стать его пристанищем. Там он имел счастье лицезреть Альберта Юстаса Пизмарча, стюарда, обслуживающего этот сектор палубы «С». Сей ревностный муж не сразу попал в его поле зрения; вначале о его присутствии говорили лишь тяжкие вздохи, доносившиеся из ванной комнаты, но минуту спустя он вышел оттуда, и Монти смог оглядеть его в полный рост.

Поначалу ему показалось, что любоваться тут особо не на что. Вот если бы он встретил Альберта Пизмарча десятью годами раньше, когда время еще не сделало свое черное дело!.. А сейчас стюарду было уже за сорок. Время избавило его практически от всех волос, оставив взамен розовое пятнышко на носу. Его стройная некогда фигура тоже претерпела с годами частичные изменения. Кто видел Айвора Лльюэлина, ни за что не назвал бы Пизмарча толстым, но все же для своего роста он был полноват. У него было круглое лунообразное лицо, на котором, как изюминки в тесте, сидели маленькие карие глазки. И при виде этих глаз дух беспечной радости, с которым Монти ворвался в комнату, стал понемногу улетучиваться.

Дело не в том, что у Альберта Пизмарча были такие маленькие глаза. У многих знакомых Монти были маленькие глаза. Смутило другое: во взгляде этих глаз Монти почудилось некое осуждение, словно стюарду не нравится его внешность. А мысль о том, что кому-то может не нравиться его внешность, особенно после того как он только что помирился с Гертрудой Баттервик, была для Монти как нож острый.

И он решил постепенно завоевать расположение Пизмарча, расточая улыбки и всячески показывая, что даже если почему-либо он, Монти, не соответствует его представлениям о физической красоте, то внутренний мир Бодкина отвечает самым высоким требованиям.

«Он, конечно, не Аполлон, — рассказывал бы потом Альберт в своей компании, хотя, конечно, не ему бы критиковать, — но очень приятный молодой человек. Тихий такой, вежливый. Выражается обходительно», — или как там обычно говорят слуги, когда хотят сказать, что кто-то умеет поддержать разговор.

Под прицелом карих глаз Монти выпалил задорно и звонко:

— Добрый день!

— Добрый день, сэр, — сухо отвечал Альберт Пизмарч.

Монти Лишний раз убедился, что стюард его недооценивает. Очень уж неприветливо тот себя вел. Для Монти это было первое морское путешествие, у него еще не было опыта, исходя из которого он мог бы вывести среднюю степень доброжелательности стюардов, но в данном случае он явно имел право рассчитывать на более теплый прием.

Тогда он мысленно провел параллель со слугами. Если бы он приехал погостить в загородное имение и слуга оказался бы столь же непочтительным, у него были бы серьезные опасения, что тот подслушал, как хозяин за обедом нелестно отзывается о госте. Значит, у Альберта Пизмарча сложилось о нем предвзятое мнение.

Несмотря ни на что, он постарался поддержать приятную беседу.

— Добрый день, — еще раз сказал он. — Вы, как я понимаю, обслуживаете эту каюту?

— Эту и соседние с ней, сэр.

— Вижу, вы вовсю трудитесь. Честно исполняете свой долг.

— Я наводил тут порядок, сэр.

— Отлично.

— Я только что разместил в ванной ваши бритвы, зубные щетки, зубную пасту, флаконы, губку, мешочек для губки и помазок, сэр.

— Мощно поработали, — сказал Монти и сам понял, что в данных обстоятельствах эта фраза звучит бестактно и может быть неправильно истолкована, — спасибо.

— Не за что, сэр.

Помолчали. Солнечный луч так и не заблистал в глазах стюарда. Да, подумал Монти, с непринужденностью он переборщил. И тем не менее продолжил беседу:

— Так много пассажиров!..

— Да, сэр.

— Думаю, нас ждет приятное путешествие.

— Да, сэр.

— Конечно, если не будет шторма.

— Да, сэр.

— Прекрасный корабль.