Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Не понимаете?

— Абсолютно ничего смешного.

— Как?! Ну вот, например, они раздевают его и дают ему рвотный порошок.

— Рвотный порошок? — выпучил глаза мистер Лльюэлин. — Это еще зачем?

— Посмотреть, не прячет ли он чего внутри.

— Они посмеют?!

— Еще бы! Можно сказать, обычное дело.

Мистер Лльюэлин мрачно посмотрел на собеседника. В свое время он недолюбливал многих киносценаристов, но ни один из них не был неприятен ему так, как этот разглагольствующий стюард. Такое смакование мерзких подробностей казалось ему отвратительным.

— Никогда об этом не слышал.

— Что вы!

— Чудовищно! — заметил мистер Лльюэлин. — И это в цивилизованной стране!

— Люди не должны заниматься контрабандой, — назидательно произнес стюард, — Вы и говорите им своей картиной: не беритесь за это дело, оно безнадежное!

— А оно безнадежное?

— Еще бы! У них отработанная система слежки. Мистер Лльюэлин облизнул пересохшие губы:

— Я об этом тоже хотел вас расспросить. Как работают сыщики?

— О, они повсюду… Так и шныряют по Лондону и Парижу, да и по всему континенту.

— А в Каннах?..

— В Каннах-то их больше всего, после Лондона и Парижа, конечно. Сейчас ведь у американцев вошло в привычку плыть домой новым южным маршрутом, на итальянских кораблях. Солнечные ванны, к тому же модно… Думаю, в каждом каннском отеле имеется таможенный сыщик. Я знаю, что один есть в «Гигантике», еще один — в «Манифике»…

— В «Манифике»!

— Это такой отель, — пояснил стюард. — Ну и в других тоже свои сыщики есть. Накладно, конечно, держать их, но американская таможня в итоге выигрывает, рано или поздно они оправдают расходы. В заграничных гостиницах люди не боятся говорить открыто — а их подслушивают. Ну разве подумаешь на прилично одетого молодого человека, который случайно встал рядом, когда они в баре обсуждали план? Потом они встречают его на корабле — и опять же, им в голову не придет, что он тут неспроста. Но он — неспроста, и в Нью-Йорке они это почувствуют.

Мистер Лльюэлин прокашлялся.

— Вы… кхм… видели его? Из «Манифика»?

— Лично я — нет, а мой знакомый видел. Высокий, хорошо одет, внешность приятная — знакомый говорил: последний, на кого можно подумать… Боже мой! — вскричал вдруг стюард, глянув на часы. — Время-то как летит! Мне нужно бежать. Смею думать, я хоть немного помог вам, мистер Лльюэлин. На вашем месте я бы действительно вывел в картине таможенного сыщика. Весьма занятная профессия. А сейчас, надеюсь, вы меня извините? Тысяча дел. Так всегда бывает, пока не пройдем Шербур.

Мистер Лльюэлин, конечно, извинил его. Особой радости этот разговор ему не доставил. Он погрузился в раздумья, зажав в зубах незажженную сигару; и раздумья эти могли бы продолжаться вечно, если бы их не прервали.

За его спиной раздался голос:

— Извините, вы случайно не знаете, как пишется «беспрецедентно»?

Состояние мистера Лльюэлина в данный момент не позволяло ему делать пируэты, но тут он сделал более или менее полный пируэт, насколько это вообще возможно для человека, чья талия исчезла еще лет двадцать назад. После этого он издал тонкий мышиный писк и обмяк в кресле.

Перед ним был зловещий незнакомец с террасы каннского отеля «Манифик».

В эту минуту дверь распахнулась, и вошла Гертруда.

Глава VI

Первые часы плавания она провела в каюте мисс Пассенджер, капитана женской хоккейной сборной, примеряя шляпки. Вот почему Монти, как ни старался, не мог найти ее Пока он обшаривал прогулочную палубу, шлюпочную палубу, комнату отдыха, курительную комнату, библиотеку, гимнастический зал и все остальные помещения, кроме разве что машинного отделения и капитанской рубки, все это время она находилась в каюте мисс Пассенджер на палубе «В», примеряя, как уже было сказано, шляпки.

Со шляпками у мисс Пассенджер было все в порядке, ибо она задалась целью с первых дней своего пребывания в Штатах произвести на тамошних жителей неизгладимое впечатление. У нее были голубые шляпки, розовые шляпки, бежевые шляпки, зеленые шляпки, соломенные шляпки, вязаные шляпки, фетровые шляпки — и Гертруда все их перемерила одну задругой. Сам процесс этот, как оказалось, помогает заглушить сердечную боль.

Потому что, хотя по ее поведению на вокзале Ватерлоо это было не заметно, боль все-таки терзала ее сердце. После того, что случилось, девичья гордость не позволяла ей даже думать о Монти как о будущем муже, но вспоминать о нем ей никто не запрещал. Реджи Теннисон ошибся, предположив, что бывший жених потерял в ее глазах свой героический ореол. Нет, роковые чары все еще действовали.

Она изо всех сил старалась избавиться от этого наваждения, особенно когда поток шляпок иссяк. У мисс Пассенджер были в запасе еще и чулки, но чулки — это все-таки не то. Она отказалась, извинилась и вышла на палубу. И, случайно проходя мимо библиотеки, вдруг подумала, не взять ли ей книжку. Возможно, подумала она, ей предстоит бессонная ночь.

Расстановка сил в библиотеке в данный момент была такова: мистер Лльюэлин и Монти разбились на два лагеря. Киномагнат томился в кресле, Бодкин же вернулся в свой угол. Его вообще было легко спугнуть, и полное отсутствие поддержки со стороны мистера Лльюэлина заставило Монти отложить письмо. Когда вошла Гертруда, он задумчиво покусывал перо, глядя в пустоту.

Гертруда его не заметила. Библиотеку лайнера «Атлантик» украшали пальмы в кадках, и одно из этих растений закрывало ей обзор. Подойдя к книжному шкафу и убедившись, что он закрыт, а библиотекаря нет на месте, она направилась к овальному столу, чтобы взять журнал. Тут наконец Монти ее увидел.

Она села в кресло у окна и раскрыла журнал, как вдруг над ее головой кто-то часто и взволнованно задышал. Подняв глаза, она увидела бледный, застывший лик. Гертруда даже икнула от неожиданности. Журнал упал на пол.

— Ага! — сказал Монти.

Два обстоятельства не позволили Гертруде Баттервик тотчас же встать и покинуть помещение. Во-первых, кресло, в котором она сидела, оказалось таким глубоким, что для того, чтобы высвободиться из него, ей пришлось бы проделать некое физическое упражнение, совершенно не соответствующее серьезности момента. Во-вторых, Монти, произнеся свое «Ага!», смотрел на нее с суровым осуждением, совсем как король Артур на королеву Гиневру, и от такой неслыханной наглости она онемела. Надо же, после всего, что он сделал, он еще смотрит на нее с осуждением! Она не находила слов.

— Наконец-то! — сказал Монти.

— Уйдите! — сказала Гертруда.

— Ну уж нет, — спокойно и с достоинством ответил Монти, — сначала я все скажу.

— Я не желаю с вами разговаривать.

Монти рассмеялся, и смех его напоминал скрип грифеля по бумаге.

— Не беспокойтесь. Все, что нужно, я сам скажу. — Подобными словами, наверное, король Артур начинал свой исторический разговор с Гиневрой. Он долго копил обиду, к тому же у него еще ноги болели — вот почему теперешний Монти Бодкин сильно отличался оттого вибрирующего нытика, который с видом просителя стоял перед ней на вокзале Ватерлоо. Сейчас он был холоден, тверд и безжалостен.

— Гертруда, — сказал он, — ваше поведение беспрецедентно.

Гертруда вскипела от негодования, глаза ее засверкали. Все, что было в ней женского, восстало против такого чудовищного обвинения.

— Нет!

— Да.

— Нет!!!

— Да и еще раз да. Совершенно беспрецедентно. Позвольте мне изложить факты.

— И нечего…

— Позвольте мне, — настаивал Монти, — изложить факты.

— И не трудитесь…

— Да Господи Боже мой! — вскричал Монти с явным укором. — Позволят мне, наконец, изложить факты? Как я их изложу, если вы все время меня перебиваете?

Даже самая бесстрашная девушка, скорее всего, испугается, если столкнется с непробиваемым пещерным человеком. То же самое случилось с Гертрудой Баттервик. Никогда, за все долгие месяцы их знакомства, Монти Бодкин не говорил с ней так. И эти слова — да и не только слова, сам тон, с которым он произносил их, — поразили ее не меньше, чем Айвора Лльюэлина просьба произнести по буквам слово «ишиас». Она чувствовала себя так, как если бы ее за ногу укусил кролик.

53
{"b":"111300","o":1}