Великий Карл, прости! — Великий, незабвенный,

Не сим бы голосом тревожить эти стены —

И твой бессмертный прах смущать, о исполин,

Жужжанием страстей, живущих миг один!

Сей европейский мир, руки твоей созданье,

Как он велик, сей мир! Какое овладанье!..

С двумя избра́нными вождями над собой —

И весь багрянородный сонм — под их стопой!..

Все прочие державы, власти и владенья —

Дары наследия, случайности рожденья, —

Но папу, кесаря^* сам бог земле дает,

И промысл^* через них нас случаем блюдет.

Так соглашает он устройство и свободу!

Вы все, позорищем служа́щие народу,

Вы, курфюрсты^*, вы, кардиналы, сейм, синклит, —

Вы все ничто! Господь решит, господь велит!..

Родись в народе мысль, зачатая веками,

Сперва растет в тени и шевелит сердцами —

Вдруг воплотилася и увлекла народ!..

Князья куют ей цепь и зажимают рот,

Но день ее настал — и смело, величаво

Она вступила в сейм, явилась средь конклава^*

И, с скипетром в руках иль митрой на челе,

Пригнула все главы венчанные к земле…

Так папа с кесарем всесильны — всё земное

Лишь ими и чрез них. Как таинство живое

Явило небо их земле — и целый мир —

Народы и цари — им отдан был на пир!..

Их воля строит мир и зданье замыкает,

Творит и рушит. — Сей решит, тот рассекает.

Сей Истина, тот Сила — в них самих

Верховный их закон, другого нет для них!..

Когда из алтаря они исходят оба —

Тот в пурпуре, а сей в одежде белой гроба —

Мир, цепенея, зрит в сиянье торжества

Сию чету, сии две полы божества!..

И быть одним из них, одним! О, посрамленье

Не быть им!.. и в груди питать сие стремленье!

О, как, как сча́стлив был почивший в сем гробу

Герой! Какую бог послал ему судьбу!

Какой удел! И что ж? Его сия могила.

Так вот куда идет — увы! — всё то, что было

Законодатель, вождь, правитель и герой,

Гигант, все времена превысивший главой!

Как тот, кто в жизни был Европы всей владыкой,

Чье титло было кесарь, имя Карл Великий,

Из славимых имен славнейшее поднесь^*,

Велик — велик, как мир, — а всё вместилось здесь!

Ищи ж владычества и взвесь пригоршни пыли

Того, кто всё имел, чью власть как божью чтили.

Наполни грохотом всю землю, строй, возвысь

Свой столп до облаков, всё выше, высь на высь —

Хотя б бессмертных звезд твоя коснулась слава,

Но вот ее предел!.. О царство, о держава,

О, что вы? Всё равно — не власти ль жажду я?

Мне тайный глас сулит: твоя она — моя —

О, если бы моя! Свершится ль предвещанье? —

Стоять на высоте и замыкать созданье,

На высоте — один — меж небом и землей

И видеть целый мир в уступах под собой:

Сперва цари, потом — на степенях различных —

Старейшины домов удельных и владычных,

Там доги^*, герцоги, церковные князья,

Там рыцарских чинов священная семья,

Там духовенство, рать, — а там, в дали туманной,

На самом дне — народ, несчетный, неустанный,

Пучина, вал морской, терзающий свой брег,

Стозвучный гул, крик, вопль, порою горький смех,

Таинственная жизнь, бессмертное движенье,

Где, что ни брось во глубь, и все они в броженье —

Зерцало грозное для совести царей,

Жерло, где гибнет трон, всплывает мавзолей!

О, сколько тайн для нас в твоих пределах темных!

О, сколько царств на дне — как остовы огромных

Судов, свободную теснивших глубину,

Но ты дохнул на них — и груз пошел ко дну!

И мой весь этот мир, и я схвачу без страха

Мироправленья жезл! Кто я? Исчадье праха!

Через ливонские я проезжал поля^*,

Вокруг меня всё было так уныло…

Бесцветный грунт небес, песчаная земля —

Всё на́ душу раздумье наводило.

Я вспомнил о былом печальной сей земли —

Кровавую и мрачную ту пору^*,

Когда сыны ее, простертые в пыли,

        Лобзали рыцарскую шпору.

И, глядя на тебя, пустынная река^*,

И на тебя, прибрежная дуброва,

«Вы, — мыслил я, — пришли издалека,

        Вы, сверстники сего былого!»

Так! вам одним лишь удалось

Дойти до нас с брегов другого света.

О, если б про него хоть на один вопрос

        Мог допроситься я ответа!..

Но твой, природа, мир о днях былых молчит

С улыбкою двусмысленной и тайной, —

Так отрок, чар ночных свидетель быв случайный,

Про них и днем молчание хранит^*.