Выехав на трассу, Лиза прибавила скорость. Она ругала себя за глупость. Господи, ну почему прошедшие четыре года ее так ничему и не научили! Лиза сидела в своем крошечном убежище, когда приехала Эбби. С Кэлом. Как же она могла допустить такую ошибку!

Она не пыталась представить себя на месте Эбби — тогда бы она поняла, что та могла чувствовать или думать. Она полагала, что Эбби попросит кого-нибудь показать ей Развилку на карте и приедет одна, потому что сама она так бы и поступила.

Конечно, Эбби должна была кого-то взять с собой — она же здесь ничего не знает и не чувствует себя в безопасности в этих девственных местах. Сестра, конечно, была в восторге от экспедиции на хребет Брукс и отлично там себя чувствовала, но ведь у них имелась постоянная база с удобствами; кроме того, двадцать четыре часа в сутки они находились под бдительным оком вооруженного проводника.

Она чуть не выскочила из укрытия, когда увидела сестру, но крик восторга и радости замер в горле: она заметила характерную выпуклость в заднем кармане Кэла. Он был вооружен.

Лиза прибавила скорость, из-под колес в разные стороны полетел гравий. Наверное, Кэл все-таки ее не заметил. Хотя кто его знает — у него ведь глаз как у сокола. Она не посмела дать Эбби знать о своем присутствии: вдруг Кэла подкупили. МЭГ стоит такую кучу денег, что даже друзья могли предать.

Придется искать другой путь, чтобы связаться с Эбби. Причем сделать это нужно как можно скорее.

Времени остается катастрофически мало.

Эбби не мигая смотрела в лобовое стекло самолета. Она не знала, что сказать.

— Сэффрон умерла через полгода после твоего отъезда. Я написал тебе об этом, но это письмо, как и все мои письма, вернулось обратно неоткрытым.

Она с ужасом вспомнила слова Лизы: „Сэффрон не вынесет этого, если узнает“.

— Она знала? — с трудом выдавила Эбби.

— Нет, — покачал головой Кэл. — Почему ты не отвечала, Эбби? Я с ума сходил, когда ты уехала.

— Я не разрушаю семейные очаги. — Она очень хотела узнать, почему умерла женщина, с которой он был знаком с детства, которая дружила с Дианой и Лизой, но решила не проявлять любопытства. Она тогда уехала и потом отвергала любые попытки Кэла связаться с ней — так что для Сэффрон она сделала все, что могла. Известие о ее смерти застало Эбби врасплох и выбило из колеи, но, по крайней мере, она знала, что в этом ее вины нет.

Кэл посмотрел на приборы, потом на нее:

— Эбби, ты должна знать: я не собирался заводить роман на стороне. Эта мысль никогда не приходила мне в голову, но когда мы с тобой познакомились, я вдруг начал делать то, что, как мне казалось, не сделаю никогда…

Он замолчал. Эбби откинулась в кресле, на нее накатила волна усталости, ее как будто покинули силы. Она бы сейчас, наверное, не смогла даже зубочистку поднять, не говоря о том, чтобы бороться с Кэлом.

— Продолжай, — с некоторым раздражением сказала она. — Выговорись, наконец, и покончим с этим.

Он бросил взгляд в потолок, словно пытаясь найти там подходящие слова, потом долго откашливался.

— Сэффрон родом из междуречья Юкона и Кускокуима у их впадения в море…

— То есть она из коренных жителей?

— Да. И я действительно ее любил. — Он не пытался оправдываться, в голосе не было нерешительности — он констатировал факт.

— Дело в том, что… Я не оправдываюсь… Нет, получается, все равно ищу оправдания… Черт!.. В общем, в детстве она серьезно болела: все время кашляла, у нее была астма, но потом родители увезли ее оттуда и она почувствовала себя значительно лучше. Когда мы познакомились, она была здорова, потом снова заболела. Она болела шесть лет, мы были женаты восемь.

Она почувствовала на себе его взгляд, но упорно продолжала смотреть вперед.

— Это было… страшно. — У него перехватило дыхание. — Больницы, больницы… врачи оказались бессильны… Я ухаживал за ней, но ничего сделать не мог. Помню, я как-то забирал из аэропорта приятеля, подошел к кассам Аляскинских авиалиний и чуть не купил билет до Лос-Анджелеса: так мне не хотелось возвращаться домой и видеть ее в этом состоянии. Она когда-то была такой сильной и жизнерадостной, а теперь изо дня в день ей приходилось бороться за каждый вдох… Он на секунду прикрыл глаза:

— А потом я встретил тебя.

— Понимаю. — Звук собственного голоса ее поразил: он был мягким, понимающим. А иначе и быть не могло. Она ухаживала за больной матерью и хорошо знала, что такое больной человек на руках. Ею овладевало отчаяние не один и не два раза.

— Я допустил ошибку. — Голос зазвучал монотонно. — Я тогда впервые за три года оказался с людьми, которые не знали о Сэффрон, с людьми, которые не мучили меня постоянными вопросами о ее здоровье и не смотрели на меня с жалостью. Мне казалось, что жизнь ко мне вернулась, хотя это, конечно, было не так. Но я продолжал обманывать себя. Я бросился в эту экспедицию с головой, не думая о последствиях. Уже много лет я не чувствовал такой раскрепощенности, я жил… Меня особенно не трогало, что я… что я что-то про себя недоговаривал. Так было вплоть до того дня, когда мы вернулись в Лейкс-Эдж. Тогда я понял, что натворил.

Они несколько минут летели молча. Самолет слегка качнуло вправо, но машина быстро выровнялась.

— Я не успел тогда ничего объяснить — ты улетела.

— Значит, виновата я?

— Нет, я. Но если бы ты не бросила все и не уехала… — Он горестно вздохнул и надолго замолчал.

Эбби размышляла о том, что могло бы произойти, если бы она тогда его выслушала. Вряд ли что-то изменилось бы, как бы сильно она его ни любила. Все возвращалось к одному и тому же: он был женат.

— Я писал тебе.

Три его письма она, не открывая, отослала обратно. Два года он не давал о себе знать — теперь понятно, он был в трауре после смерти жены. Потом почти год присылал письма раз в месяц. Эбби и тогда не нашла в себе мужества их прочесть. Что бы он там ни писал, она знала, что будет очень больно, и отсылала назад и эти письма. В конце концов он сдался и перестал писать. Следует отдать ему должное — несмотря на болезнь и смерть жены, он все-таки пытался загладить свою вину.

— Теперь ты можешь меня простить?

Она сплела пальцы. Она хотела простить, но все еще не могла. Она не ответила. Кэл не стал ее торопить.

Остаток пути они молчали.

Когда они приземлились, Демарко и Виктор ждали их прямо у взлетно-посадочной полосы. Кэл стал записывать в журнале информацию о полете, а она пошла поздороваться.

— Рада вас видеть в добром здравии, — сказала Демарко и пожала ей руку.

— Я тоже рада вас видеть, — с чувством ответила Эбби.

— Вы такая молодчина, что убежали. Это очень смелый поступок. Мы вами гордимся.

Виктор смотрел на нее, словно не зная, как себя вести и что сказать, поэтому сначала откашлялся, а потом пожал ей руку со словами:

— Вы отважная девочка. Молодец.

Демарко проводила ее до своего „форда“, а Виктор подошел к Кэлу. Она не могла слышать из машины, о чем они говорили, но жесты, которыми сопровождался разговор, свидетельствовали, что их беседа не из приятных. Виктор резал рукой воздух, а Кэл смотрел куда-то мимо отца.

Эбби стала рассматривать самолеты, стоявшие на летном поле. Когда она прилетела сюда с Маком, здесь был только вертолет „АСТ“, а сейчас неподалеку стояли еще два: „Белл-205“ и „Астар-350Б“ со словами „Оазис Ойл“ на двери.

— Посмотрите, что я для вас захватила.

Эбби удивленно смотрела на свою сумочку, которую привезла Демарко. Внутри лежал кошелек, тушь, зажигалка и сигареты. Ничего не пропало.

— Вам повезло — они не стали брать ее с собой. — Она высунулась в окно и крикнула Виктору, чтобы он поторопился. Виктор покрутил пальцем у носа Кэла и бегом направился к машине.

Он сидел с Эбби на заднем сиденье, Демарко была за рулем. Сзади ехал Кэл на своем „додже“.