На другой день, 16 мая, Черчилль написал Кадогану записку, из которой следует, что такая возможность не исключается:
"Пожалуйста, составьте обстоятельное резюме по разговорной части трех бесед с Гессом, особо выделяя пункты, упоминаемые мной в подготовленном, но не сделанном заявлении. Я отправлю его президенту Рузвельту с сопроводительной телеграммой".
Что может означать "разговорная часть" бесед с Гессом? Что имелась еще и "документальная часть"? Если так, то напрашивается вывод, что Гамильтон доставил Черчиллю в Дичли-Холл привезенный Гессом проект мирного договора, после чего документ снова последовал в Шотландию, в портфеле Киркпатрика; задание Киркпатрика на этот раз состояло не столько в том, чтобы произвести опознание (официальное коммюнике, подтверждающее личность Гесса, министерство иностранных дел выпустило в 11.20 утра 12 мая, за час до прибытия Гамильтона и Киркпатрика в военный госпиталь Драймена), а чтобы проверить его на предмет значения и авторитетности его предложений.
Причину для этого притворства можно увидеть в жалобной записке Р.Э. Батлера от 22 мая, адресованной Кадогану:
"Время от времени до меня доходят отдельные обрывки информации о Гамильтоне. Я встречаюсь с большим количеством иностранных дипломатов и должен признаться, что имею в связи с этим большие затруднения, поскольку не обладаю достаточным объемом знаний, чтобы соблюдать свою обычную осторожность, и несколько нервничаю по этому поводу, так как не знаю, как мне с этим быть. Не могу ли я получить несколько больше информации относительно того, что он сказал?"
На что Кадоган ответил: "Вы в завидном положении, так как можете сказать, что не знаете! Но, если хотите, мистер Хопкинс покажет вам интервью Киркпатрика", — и добавил, что Гесс ничего существенного с тех пор не сказал. «Благодарю», — ответил «Рэб». Было это 26 мая. Батлер, помощник министра иностранных дел, Идена, был человеком неблагонадежным. По духу он был близок бывшему министру иностранных дел, Галифаксу, и крылу «умиротворения» консервативной партии. Уже высказывалось предположение, что Черчилль оставил его на посту заместителя министра после отбытия Галифакса в Вашингтон с обманной целью; что подтверждается этим обменом записками. Батлер служил своего рода наживкой, но, когда уловка сработала (несомненно, к вящему удивлению всех заинтересованных лиц), он стал угрозой для политики Черчилля, и его следовало держать в неведении.
Вхожие в узкий круг доверенных лиц Черчилля люди продолжали утаивать истинную информацию от сотрудников министерства иностранных дел и других государственных служб. Когда лорд Саймон готовился в июне к посещению Гесса, Генри Хопкинс, чтобы ввести его в курс дела, составил для него меморандум, из которого следовало, что: "Мы не имеем четкой картины относительно планов и намерений Гитлера в России". Киркпатрик уже составил для Саймона записку с примерным перечнем направлений вопросов, которые ему следовало задать Гессу:
"Россия: Какой нам смысл заключать мирный договор с Германией, если Германия намерена заключить договор с Россией и открыть большевизму путь в Европу?…Испания и Португалия: Это не просто европейские государства. Мы должны знать, не намерена ли Германия вторгнуться в их африканские владения…"
Эти и другие вопросы из примерного плана беседы с Гессом детально прорабатывались в привезенных им предложениях, которые, по свидетельству «информатора», изучались на Би-Би-Си секретным комитетом Киркпатрика. Этих вопросов явно нет в отчетах Киркпатрика по беседам в Шотландии. Интересно было бы знать, почему Гесс во время беседы с Саймоном не адресовал его к привезенным им предложениям. Вместо этого, на просьбу представить конкретные предложения, он протянул Саймону две половинки листа бумаги, на которых в общих чертах набросал пункты по сферам интересов, нашедшие отражение в отчетах Киркпатрика и озаглавленные "Основа для понимания". Можно предположить, что лорда Саймона он принял за члена правительства, представлявшего «клику», мешавшую ему выйти на нужных людей, ради встречи с которыми он прибыл. Эта интерпретация находит поддержку в отчете Франка Фоли, написанного им в конце мая:
"Он [Гесс] снова поднял вопрос о герцоге Гамильтоне и мистере Киркпатрике. В своем заблуждении он, похоже, полагал, что они не входят в окружение клики или секретных служб, которое мешает ему встретиться с людьми, по-настоящему стремящимися к миру, и королем. Он все время повторял, что прибыл по собственной доброй воле, уповая на благородство короля…"
Без документов, которые, по словам «информатора», Гесс якобы привез с собой, без официального списка его личных вещей, по которому можно было бы установить, привез он документы или нет, утверждение, что Киркпатрик, Гамильтон и близкий Черчиллю круг людей вступили в сговор с тем, чтобы утаить взрывоопасную информацию даже от министерства иностранных дел, остается голословным. Тем не менее, необъяснимые, часто вопиющие расхождения в версиях всех основных участников событий: Черчилля, Идена, Колвилла, Гамильтона, Кадогана, Дезмонда Мортона, разногласия в вариантах истории в изложении документов министерства иностранных дел и наиболее близких соратников Черчилля убедили автора в том, что, пока не будут обнаружены дополнительные доказательства, наиболее приближенным к правде надо считать совокупность историй Андрэ Гербера, «информатора» и Бивербрука. Не исключена возможность, что основные направления предполагаемого урегулирования отношений с Великобританией были определены после падения Франции в беседах с герцогом Виндзорским в Мадриде и Лиссабоне, а потом пропущены через других посредников, включая комиссионера Красного Креста, Карла Буркхардта, и Альбрехта Хаусхофера. Возможно, в апреле Гесс ездил в Мадрид; возможно, находясь там, он собирался полететь в Гибралтар, чтобы встретиться с Сэмом Хором, намек на это прозвучал во время парламентских дебатов в палате общин 19 июня. Хор некоторое время провел в Гибралтаре и вел себя в том месяце странно. Вероятно, Хор окончательно убедил Гесса через посредников или непосредственно, что Британия хочет мира. То, что он это сделал в соответствии с "секретным планом", выработанном с Черчиллем и Стюартом Мензисом, тоже представляется вероятным, поскольку друг Мензиса, Душко Попов, распространял заведомую дезинформацию о "партии мира" и страшных разрушениях, наносимых германскими бомбардировками. Возможно, правда, и то, что "Скользкий Сэм" вел двойную игру. Знаменательно то, что, несмотря на свои высокие амбиции и отличную работу в Испании во благо Британии, после войны он с почетом канул в Лету. Также вероятным представляется и то, что, как бы Черчилль и Мензис ни хотели заставить Гитлера повернуть на восток, они и остальные участники событий, включая герцога Гамильтона, были удивлены прибытию Гесса. И если, как утверждает «информатор», он привез такое предложение, Черчиллю ничего другого не оставалось, как скрыть этот факт от широкой общественности, ограничив круг посвященных до наиболее близких людей. При этом он окружил прибытие Гесса таким туманом лжи, уверток и полуправды, что распутать этот клубок не представляется возможным и сегодня.
Что касается германской стороны, то нам уже никогда не узнать, действительно ли Гитлер верил в успех "Плана ABCD N.S274 К", или же он видел в нем ловкий ход с целью ввести Сталина в заблуждение относительно его истинных замыслов. Завоевать восток он рассчитывал в течение нескольких месяцев, после чего настал бы черед его преданного вассала, как нельзя кстати оказавшегося в Англии, убедить Великобританию сдаться. И на сегодняшний день подвергнуть ревизии последние слова послесловия оснований нет.
