Казнь Бхутто вызвала резкий протест как в Пакистане, так и во многих странах. Однако это не смутило генерала. Покончив с соперником, он начал наводить порядок. «Если вы поможете мне, — говорил Зия на одном из митингов вскоре после прихода к власти, — я приведу вас к благоденствию».
В откликах мировой печати на первые заявления и действия нового руководителя проскальзывали иронические нотки. Дело в том, что для преодоления многообразных препятствий, с которыми сталкивалось по ходу своего развития пакистанское общество, он предлагал лишь одно универсальное средство: ревностное исполнение предписаний мусульманской религии. Последовательную исламизацию всех сфер человеческой деятельности (ради чего, по словам Зия-уль-Хака, и создавалась Исламская Республика Пакистан) провозгласили основой государственного курса.
Поначалу богобоязненный генерал, буквально через слово взывавший к милости Всемогущего, поспешивший ввести запрет на употребление спиртных напитков, воскресить такие шариатские наказания, как публичная порка, отсечение руки вору, показался кому-то забавным, кому-то зловещим. На фоне же своего предшественника Бхутто — европейски образованного аристократа, опытнейшего лидера, уверенно чувствовавшего себя и на трибуне ООН, и на массовом митинге в пакистанской глубинке, Зия-уль-Хак вроде бы и вовсе не смотрелся, выглядел как фигура случайная и недолговечная, даже нелепая. «Мулла в униформе хаки», — сказал о нем кто-то из журналистов.
И тем не менее этому человеку суждено было править Пакистаном дольше, чем кому бы то ни было, преодолеть не один кризис власти и обеспечить относительно устойчивые темпы роста пакистанской экономики. С учетом испытаний, которым в течение 11 лет подвергался его режим, политическая живучесть Зия-уль-Хака была просто поразительной.
В ходе внутриполитических кризисов, столь частых в странах афроазиатского мира, периодически возникают ситуации, когда несколько претендующих на верховенство соперничающих группировок оказываются едиными в желании предоставить высший государственный пост не сильной, а заурядной личности, не способной навязать им свою волю, которой можно было бы манипулировать, исходя из собственных групповых интересов.
Захватив власть, Зия-уль-Хак, судя по всему, не имел детально разработанного плана действий, вынужден был составлять таковой на ходу, проверяя его методом проб и ошибок. Недостатка в идеях и предложениях не было. Вместе с тем ход рассуждений периодически менялся, решения принимались и аннулировались. Давались торжественные обещания, однако, как только подходил срок их выполнять, скажем, проводить парламентские выборы, — выяснялось, что по весьма веским причинам сделать этого никак нельзя. Действуя таким образом, Зия-уль-Хак наконец запутывал самых проницательных аналитиков, не говоря уже о рядовых пакистанцах.
Но когда было необходимо, диктатор внезапно преображался из «скромного человека» в волевого, непреклонного властителя, готового к достижению поставленной цели любыми средствами, не останавливающегося перед роспуском партий и профсоюзов, цензурными гонениями на прессу, арестами, пытками, а то и казнями неугодных ему людей. Так было в апреле 1979 года, когда по его указанию отправили на виселицу Бхутто, в марте 1981 года, когда был провозглашен Временный конституционный указ, практически сводивший на нет независимость судебной власти, в августе 1983 года, когда был оглашен проект «исламской» политической реформы, в рамках которой военно-бюрократический режим получал законодательное оправдание и санкцию на дальнейшее существование.
Зия-уль-Хак отдавал, однако, себе отчет, что политики без компромиссов не бывает. Что бы ни писали о личной честности и неподкупности покойного президента, вряд ли кто сможет отрицать, что в годы его правления коррупция в Пакистане достигла беспрецедентных масштабов. Напрямую или косвенным путем власти покупали лояльность отдельных лиц, общественных групп, а порою целых этносов. В частности, замирить мятежный Белуджистан, население которого в семидесятых годах вело активную борьбу за автономию, удалось, сочетая широко разрекламированные меры по экономическому подъему провинции с крупными подношениями вождям белуджских племен.
Судя по множеству признаков, Зия-уль-Хак был искренне убежден, что по-настоящему стабилизировать обстановку в Пакистане и эффективно управлять этой страной способны лишь военные. Зия-уль-Хак к заведомо недружественным и мировоззренчески близким организациям относился строго дифференцированно. Первым военная администрация создала почти невыносимые условия существования, вторым — благоприятные. И даже когда в конце 1979 года был-таки наложен официальный запрет на деятельность всех партий, он фактически не распространился на ряд правоконсервативных, религиозно-общинных объединений.
Отложив в том же 1979 году на неопределенный срок парламентские выборы, Зия-уль-Хак тем не менее изыскивал возможности, чтобы дать хоть какой-то выход усилившимся конституционалистским, демократическим настроениям. В годы военного положения регулярно проводились выборы в органы местного самоуправления, устраивались встречи высшего государственного руководства с представителями различных групп населения — рабочих, крестьян, студентов, женщин, религиозных деятелей, а в 1982–1985 годах функционировал Федеральный консультативный совет («маджлис-и-шура») — псевдопарламент, депутатов которого назначил лично президент. Разумеется, подобные меры носили сугубо декоративный характер, никак не ограничивали полновластия режима и вводили в заблуждение далеко не всех пакистанцев. Но и тех, у кого возникала иллюзия сопричастности к управлению страной, было не так уж мало.
Зия уль-Хак, убежденный консерватор-правоцентрист, пошел в вопросах хозяйственного строительства по пути поисков баланса между сторонниками сохранения крупного госкапиталистического сектора и теми, кто выступал за больший простор для частной инициативы. Не в последнюю очередь ввиду такого подхода его администрации удалось добиться как повышения отдачи от государственных предприятий, так и определенного оживления частного бизнеса. Сразу несколько задач решалось и в рамках кампании по исламизации. Ряд ее моментов (например, введение религиозных налогов закят и ушр, поступления от которых, пусть и очень незначительные в пересчете на душу населения, идут на нужды инвалидов, вдов, сирот) разворачивал малоимущих «лицом к режиму». Вместе с тем частичное приведение законодательства в соответствие с шариатскими нормами открывало дополнительные возможности для преследования инакомыслящих и недовольных, для зажимания рта либеральной интеллигенции, тяготеющей к секуляризму. Но при этом Зия-уль-Хак бдительно следил, чтобы в атмосфере исламизации мусульманские фундаменталисты не перехватили у него политическую инициативу, и далеко не во всем шел им навстречу.
В отличие от Бхутто, при котором национальная экономика болезненно переживала многократное повышение мировых цен на нефть, а населению приходилось преодолевать последствия то засухи, то наводнения, то землетрясения, Зия-уль-Хак был, что называется, счастливчиком. Международная экономическая конъюнктура в восьмидесятых годах была в целом благоприятной для Пакистана. Стихийные бедствия, обрушившиеся на соседей, загадочным образом обходили его страну, погодные условия позволяли снимать один рекордный урожай за другим. Наконец, подлинным подарком судьбы, способствовавшим устойчивости режима и его долголетию, оказались события конца семидесятых годов в Иране и Афганистане.
Утратив после свержении шаха Мохаммеда Реза Пехлеви свой главный региональный плацдарм, США постарались восполнить эту потерю активизацией американо-пакистанского сотрудничества. Появление же советского воинского контингента на афганской территории дало резкий толчок взаимному сближению, в кратчайшие сроки доведя его до уровня тесного военно-политического союза.
Широко известно, что Зия-уль-Хак с пренебрежением отверг первые американские предложения о военно-экономической помощи, поступившие после декабря 1979 года, высказавшись в том смысле, что сумма, названная Дж. Картером — 400 миллионов долларов, — «мелочь», которой хватит разве что «на орешки» (намек на семейный бизнес тогдашнего президента США — культивирование арахиса). Генерал знал, что США в тот момент были крайне заинтересованы в Пакистане как союзнике и вынуждены будут пойти на предоставление более ощутимой помощи. Он не ошибся. Вскоре была достигнута договоренность о предоставлении Исламабаду американского «пакета помощи» на сумму 3,2 миллиарда долларов.
