— …сражался под Скироной против табуна, а потом лечился в одной палатке, — помог Крейну в установлении истины Звон. — И теперь мы все…

— …вместе с Котахом ловите пустоголовых, — Крейн тоже охотно стал налаживать контакт. — Поручение Его Величества, как я понимаю. И чем же я могу помочь, господа?

— Нам нужен проводник, хорошо знающий эти места, — Хорь прежде, чем воспользоваться великодушным предложением Звона и лечь спать, решил договориться с бароном. Ожидаемый им снегопад усложнит поиски следов банды, поэтому проводник был просто необходим. — Пользуясь случаем, приведшим вас к нашему ночлегу, барон, мы просим разрешения передвигаться по вашей земле до поимки пустоголовых.

Крейн совсем оттаял. Все формальности были соблюдены. На его права, права сеньора, никто не посягал. А что сержанты не слишком преклоняются перед баронством Крейна, так все выдвиженцы короля Василия в этом одинаковы — авторитетом для них является только тот, кто для дела полезнее. Титулы значения не имеют… Ну, почти не имеют, так как новые дворяне, произведенные королём за воинские заслуги, весьма почитаемы среди приближённых Седобородого.

— Проводник у вас будет, господа. Мой главный лесничий в вашем распоряжении. Со своей стороны, я хотел бы присоединиться к вашему отряду. Так что, и мои егеря тоже к вашим услугам. Поймите, — Крейн, опасаясь отказа, начал убеждать Хоря и Звона. — У меня причин для погони за этой бандой не меньше, чем у вас, господа. Как вы справедливо заметили, имеет место нарушение границ моих владений. Это вызов мне, барону Крейну, и безнаказанным оставлять подобную наглость я не намерен. К тому же, я верный подданный Его Величества, и борьба с Масками — моя обязанность и мой долг. Я — один из немногих баронов Скиронара, чья дружина сражается с Разрушителем с первых дней мятежа… Да, и моя охота, прерванная вторжением банды, тоже требует наказания виновных…

«Барон всегда остаётся бароном, — подумал Хорь, устраиваясь на отдых. — Ничего не может сделать, не приписав своих личных обид. Но помощь от Крейна пришла своевременно, и теперь без разницы, выпадет снег или — нет…»

Снег так и не пошёл — восточный ветер разогнал тучи, и утро выдалось на диво солнечное.

— Замечательный сегодня для смерти день, — похвалил погоду Хорь утром. — И умирать, конечно же, будем не мы…

Егеря Крейна уже отыскали врагов и выяснили их невыгодное положение. Пустоголовые, пытаясь оторваться от погони, двигались даже ночью, и забрались, по недосмотру, между двух сходящихся глубоких оврагов. Там и остановились на отдых, когда убедились, что дальше пути нет. Возвращаться же по своему следу — сражения не избежать. А что за бой, если силы на исходе? Так что, отдохнуть успели и те, и другие.

Бандиты на пощаду не рассчитывали. Хорь не рассчитывал на сдачу. Потому и предложил сложить оружие скорее по традиции, чем в надежде на то, что предложение примут. Никто и не сдался. В короткой стычке помощь вооружённых луками егерей оказалась существенной — потерь у солдат эскадрона почти не было. Погиб только один да десять было ранено. Заработал рану и Крейн, полезший на рожон, чтобы захватить предводителя. Рана, не рана, так — царапина. Но Хорь, составлявший донесение Котаху, отметил поведение барона, как заслуживающее уважения.

Предводителя захватить не удалось — он умер, едва остался безоружным. И кто не видел раньше, имел возможность посмотреть на вытекающую из опустевших глазниц гнилостного цвета жижу. Пустоголовый — он и есть пустоголовый. По показаниям пленных, предводитель перед боем что-то писал, и письмо это нашли в кармане его камзола. Адресовано письмо оказалось Василию Седобородому и содержание имело неожиданное.

«Иномирец, — писалось в короткой записке пустоголового. — Давай договоримся о разделе Соргона».

И подпись, что стояла под этой фразой, тоже значилась неожиданная: Разрушитель.

Утро и здесь оказалось на диво солнечным.

— Уже весной пахнет, сир… В такой день помирать особенно не хочется, — поделился с королём своими мыслями Бальсар, словно в ответ на далёкое высказывание Хоря.

— А мы и не будем помирать, сэр маг. Постараемся, во всяком случае, изо всех сил. Мне на соргонскую весну до зарезу поглядеть охота. Надоел уже белый цвет — снега… И кровь на снегу… Зелени, цветов хочется… на рыбалку сходить — ухи поесть на берегу речки…

— Оно, сир, конечно, — ответил маг. — Да, может быть, вполне…

Король удивился такой витиеватой речи мага, но Капа поспешила с разъяснениями:

«— Сир, Вы, мягко говоря, поставили Бальсара в тупик. Тут рыбу ловят только для еды, не для удовольствия. Могу поспорить, что маг не понял, почему за рыбой надо тащиться на реку, а не на базар…»

«— Вот потеплеет, вскроются реки, и мы, как раз, раскрутимся с немного с войной — обязательно сходим… Снасти, Капа! У Эрина в рюкзаке — мои снасти! А я и забыл совсем…»

«— Что-то Вас перед боем невесть какая забота одолела… Об войне лучше думайте… Король-рыболов… хи-хи-хи…»

Василий объезжал позиции, в который раз проверяя готовность своей армии к встрече с врагом. Сопровождали его только Бальсар, Клонмел и Индур. Все командиры находились среди своих солдат — на отведенных королём местах — и вполголоса рапортовали Василию о готовности к бою, когда он подъезжал к кому-нибудь из них. Громкие доклады король запретил без особой на то причины, наверное, от нервов, но его приказам уже никто не удивлялся. А, может, и удивлялся, но виду не подавал: король всегда в своём праве, если не заставляет подданных поступать вопреки чести и здравому смыслу.

Нервозность Василия не укрылась от глаз близкого окружения, хотя о причинах вряд ли кто догадывался. Каждый искал повод для беспокойства короля или в собственных возможных упущениях, или в таких же возможных упущениях кого другого из командиров. А волнение монарха объяснялось просто — он боялся ошибиться в предстоящей битве. Весь личный полководческий опыт короля, если не считать сражениями стычек за Храмы Скироны, сводился всего к двум битвам, пусть даже и выигранным. Но…

Под Скироной у Василия не было выбора: сражайся или умри. Не было выбора и у тех, кого он вывел тогда против мятежников. И как знать, закончилась бы Скиронская битва победой, не рубани он, от неизбежности, по металлическому полушарию Маски.

Под Бахарденом же, и вовсе, никакого боя не было. Сжечь армию врага его же оружием — большого полководческого таланта королю не потребовалось. Одна-единственная догадка Василия, сложенная с мастерством Бальсара.

Поединок с Неблином тоже не являлся доказательством, что Василий носит славу военного гения заслуженно. Во-первых, поединок — не сражение. А во-вторых, смерть Неблина — не столько королевских рук дело, сколько, видимо, соргонских богов, или кто там ещё наделил Василия дополнительной силой и умениями…

«— Я! Я наделила! — тут же в мысли короля влезла Капа. — Кто, как не я, научила Вас, сир, меч с нужной стороны держать?»

«— Ну, без тебя, уж точно, не обошлось, — согласился король. — Что, назначить тебя лучшим учителем года, Хрустальная ты моя?»

«— Вот ещё! Давайте опять про рыбалку разговаривать, сир!»

«— Забота перед боем? А?»

«— Всё полезнее Ваших колебаний и самоедства…»

В общем, учитывая вышеприведенные соображения, не трудно было догадаться о причинах нервозности короля. Василий снова сомневался в правильности принятых им решений. Как же тут не нервничать, если уверенности нет? Что ни говори, а личный опыт никакими книгами не заменишь. И королю, уже в третий раз, приходилось держать экзамен на полководца. Хотя, наверное каждый бой — экзамен для военачальника. И кто подготовится хуже противника — тот не сдаёт. Со всеми сопутствующими последствиями.

Правый фланг. Раттанарский городской полк. Полковник Паджеро ещё верхом — для рапорта королю. Потом он спешится, передаст коня лейтенанту Хермону и займёт место в первой шеренге. Первая шеренга — лучшие мечники полка, Паджеро — лучший из лучших. Как бы ни сложилась для полковника сегодняшняя битва, но он начнёт платить долг крови. И намерен впредь расплачиваться с Разрушителем, что сегодня, что потом — до конца войны. Потому и доклад Паджеро, сделанный вполголоса, слышно даже на левом фланге. Это не полковник кричит, это рвётся наружу его радость от предстоящей битвы.