Верховный жрец принял решение.

— Хорошо, ин-советник, я отправлюсь к императору. Но Каций останется вместе с караваном.

Гость облегченно выдохнул.

— Я понимаю. — Он опять склонился в почтенном поклоне.

— Ждите меня в геликоптере, — приказал шламан.

Затем он подъехал к сыну вплотную и заглянул в его темные глаза.

— Каций, я должен выяснить, о чем хочет поговорить император. Тебе же поручаю вести караван дальше. Весь жреческий состав и все воины отныне в твоем полном распоряжении вплоть до моего возвращения. — Шламан помолчал. — Может случиться так, что император не пожелает отпускать меня обратно к своему народу…

— Но отец, он не…

— Император Ануэр достаточно властолюбив, чтобы инициировать расправу над нами в случае, если караван достигнет береговой линии. Потому я отправляюсь к нему, чтобы выяснить все до конца. Если же к концу дня я не вернусь, поворачивай караван строго на запад.

Кениц непонимающе смотрел на отца. Сейчас караван двигался почти строго на север, к побережью спасительного Великого океана, вынужденно делая петлю в обход территорий Империи Терса-нова. До воды осталось еще много дней пути… Но если сейчас свернуть и продолжить движение на запад, оно приведет лишь в пустыню. В настоящую пустыню, гораздо более суровую и непригодную ни для выживания, ни для пересечения, чем нынешняя степь. Песчаные барханы пустыни тянутся на сотни и сотни километров, обрываясь глубокими ущельями. Мертвыми. Идти на запад означает идти на верную смерть.

— Отец, на западе ничего нет. Люди не вернутся из тех пустынь.

— Дослушай меня до конца, — упрекнул шламан Каций. — Если к концу дня я не вернусь, разворачивай караван на запад. Постарайся отвести его подальше от границ Империи, а затем вновь поворачивай к океану. Его воды простираются почти над всем северным полушарием, потому ты обязательно выйдешь к берегу. Уже там, по береговой линии веди караван прочь от имперских границ, если понадобится, то веди их неделями, пока не встретишь подходящее место для основания колонии.

— К чему это все? Ты опасаешься, что император сначала расправится с тобой, а потом вышлет войска для уничтожения всех нас?

Шламан Каций обернулся, убеждаясь, что военный советник Саил не мог слышать их разговора.

— Ануэр не будет слать своих солдат в степь. Он предпочтет подождать, пока вы сами подойдете на расстояние удара. Свернув на запад, караван получит шанс уйти от преследования, исчезнуть. Но сменить курс надо именно в пустыне. У побережья вас могут уничтожить войска Империи.

Кениц кивнул:

— Хорошо, отец, я сделаю, как ты сказал. Но неужели ты, отец, считаешь имперских жителей такими кровожадными? Неужели ты думаешь, будто они нападут на обессиленных долгим переходом, утративших родину несчастливцев?

— Я считаю кровожадным императора Ануэра. Он диктатор, деспот и совершенный атеист. Негативные флуктуации его ауры могут передаваться подданным. И особенно важно, заметь, то, что он — атеист. Наше государство было построено на святой вере в могущество и справедливость Триады, на вере в святость жрецов, на ритуалах и культах. Каждый житель Танта-Арстага до сих пор почитает богов Триады, хотя и не видит никакой помощи от них и от нас. В Империи совершенно иные мировоззрения. Там все устроено на военной дисциплине, на всеобщем подчинении. У нас культ богов, а у них — культ личности. Почитаемо там единственное существо — император Ануэр.

Шламан положил тяжелую темную ладонь на плечо своего сына. Сухой кожей он ощутил, как раскалился на солнце термокостюм Кеница. Если бы не особый гель, наполняющий этот чудесный костюм, Кениц давно изжарился бы в нем.

— Надейся на лучшее, сын, — наставил шламан. — С нами боги, а ты их глаза и руки, не забывай. Береги народ свой, а если вдруг ты встанешь над другим народом, то береги и его. Ибо все мы потомки великих богов.

С этими словами шламан Каций повернул скакуна и направил его к геликоптеру.

Колонна мчалась по асфальтированному шоссе на максимальной скорости. Грохот техники разносился по округе на добрых полтора километра — дальше его глушили покрытые зарослями холмы. Впереди шли два скоростных танка советского производства Т-80, ревя тысячастосильными газотурбинными двигателями. За ними едва поспевали нагруженные до отказа фуры «КАМАЗ», с форсированными двигателями и дополнительными бронепластинами на кабине водителя и над колесами. Подобные «КАМАЗы» использовались автогонщиками на ралли вроде «Париж — Дакар» и на всевозможных трофи. А сейчас эти машины мобилизовали сюда, в осиное гнездо Ирака. За фурами прикрывали тыл трофейный «Хаммер» с пулеметным гнездом на крыше и черный фургон «Мерседес».

В «Мерседесе» помимо водителя и прикрывающего его стрелка-автоматчика сидели на мягких, но неимоверно запыленных сиденьях майор в отставке Виктор Семенов, сержант в отставке Сергей Пономаренко и рядовой в отставке Ренат Майбеков. Каждый держал в руках оружие: ручной пулемет, автомат, бронебойную винтовку. Каждый внимательно смотрел на холмы, напряженно разглядывал освещенное палящим солнцем пространство по обе стороны от черной ленты шоссе. Со времени вторжения в Ирак войск НАТО, а в особенности — военных сил Соединенных Штатов и Соединенного Королевства, прошло уже больше года, но в стране не стало спокойней. Радикально настроенные иракские группировки, во всем цивилизованном мире называющиеся террористическими организациями, противясь оккупации и неминуемо последующей за ней американизацией собственной родины изменили тактику ведения освободительной войны. Теперь иракские солдаты не вступали в открытые бои с силами Альянса, а применили то же самое, что в свое время применили финны против советских армий, а советские армии — против Третьего Рейха. Ирак стал зоной партизанской войны.

Колонна хранила радиотишину. Зачастую этот трюк спасал жизни тех, кто сейчас, рискуя собственными задницами, перевозил от относительно спокойных северных границ Ирака гуманитарные грузы ООН и Красного Креста. Вряд ли многие люди в Европе или в Штатах знают, какими трудностями сопровождается доставка таких грузов.

Виктор Семенов разглядывал холмы, ставшие ближе, через тонированное стекло фургона-микроавтобуса. Сейчас колонна будет въезжать на особо опасную территорию, потому майор в отставке хранил бдительность. Скоро по обочинам дорог появились признаки того, что началась та самая опасная часть маршрута — зона обстрела партизанских минометов. По обе стороны шоссе лежали искореженные остовы грузовиков, легковых автомобилей, бронетранспортеров и даже танков. Майор смог различить знаменитый французский «Леклерк» с почерневшей башней и порванными траками-гусеницами, а чуть поодаль, в поле просел в минометной воронке английский «Челленджер». На «Челленджере» еще сохранилась маскировочная сеть песочного цвета, что красноречиво свидетельствовало о недавней гибели танка. Кроме бронированных военных машин тут и там попадались выгоревшие дотла корпуса легковых автомобилей: седанов, пикапов, джипов. Пронесся мимо скелет рейсового автобуса, по другую сторону дороги мертво обвисли лопасти вертолета.

Христианский мир никогда не сможет управлять арабами. Мы утратили все преимущества, которыми обладали, и теперь вынуждены в финальной попытке сопротивляться растущему влиянию арабской культуры. Христианский мир погряз во грехе, черт бы все побрал…

Колонна двигалась со средней скоростью восемьдесят четыре километра в час. Иногда на пути следования попадались мирные жители, волочащие баулы на спинах ишаков и лошадей, и даже верблюдов. Крестьяне дивились тому, как мимо них на всех парах проносятся ревущие неудержимой мощью советские танки. Майор вспомнил эпизод из прошлой жизни — день вывода советских войск из Чехословакии. Он вместе с танковой колонной должен был покинуть базу Чаусеш на востоке страны, затем достигнуть железнодорожного узла, где танки погрузили бы на платформы и отправили поездами в Союз. Но тогдашнее руководство партии приняло весьма странное решение: пускай колонна идет в родную страну своим ходом. Не сразу майор Семенов понял, что такое решение преследовало одну цель: показать Европе, как быстро Советский Союз может перекидывать свои войска. Руководство партии хотело этаким весьма своеобразным способом ввести весь мир в состояние легкой паники, тем более что в то время позиции СССР на политической арене становились с каждым годом все слабее.