И Владивлад вдруг снова замолчал, прищурился, а после, глядя мне прямо в глаза, спросил:

— Да, кстати, а где ножны? Ведь ты их на костер не возложил, ты их… Гм! Да! Ты взял их и унес с собой в Окрайю. Так?

Я молчал. Я весь горел. Великий Хрт, так вот как оно было: Хальдер пришел к Источнику и попросил его, и оживил меня… а я ему за это отплатил — убил. Убил! И то: да хоть бы сам убил, честно убил — так нет, дал отравить! И он лежал и мучался, а я пришел к нему, сидел над ним и насмехался. И даже проклинал его. Вот я каков!..

А Владивлад:

— Да, брат, все было так. Но ты не убивал его — убил его Источник. И Хальдер это знал, и ждал, когда к нему придет расплата. И потому он и простил тебя, зла не держал… А дальше было так: Хальдер сгорел, и меч его сгорел, а ножны ты унес в Окрайю. Потом сошел с ними в Чертог. Потом… Х-ха! Лайм и до сих пор не знает, что и думать, а был ли то действительно Чертог, был ли то Винн, и у меня все спрашивал и спрашивал… А я спрошу другое: где ножны, Айгаслав? Что, Хальдер отобрал их у тебя?

Я снова промолчал. Теперь уже не Владивлад, а я был весь в поту. И пальцы мои крючило… А Владивлад сказал:

— Значит, я прав. Конечно же, я прав! А вот еще: он потому и заманил тебя в Чертог и потому и отобрал у тебя ножны, чтоб ты не смог прочесть, что же на них написано, ибо, он так, наверно, и сказал, что от того тебе будет одно лишь зло!

— Н-нет, — сказал я. — Он так не говорил. Да и откуда он мог знать, зло будет оттого или не зло? Ведь он же был неграмотным. И он не мог прочесть…

— Ха! — засмеялся Владивлад. — Не мог! Неграмотный! Так знай же, брат: чтобы прочесть то, что было начертано на ножнах, совсем не обязательно знать грамоту. Ведь там же не слова были начертаны — условные значки, по ним и узнают, как следует идти к Источнику. Вот, скажем, косой крест — это рубеж. А три кружка — три дня до рубежа. А курья лапа и ее отпяток…

Но тут он замолчал. И, глянув на меня, глухо спросил:

— Так было там?

— Да, — я кивнул. Потом спросил: — А что еще?

— Еще?… — и Владивлад задумался. — А вот еще: Хальдер, пока был жив-здоров, меч при себе держал, тебе, небось, и притронуться к нему не позволял, на ножнах знаки не показывал. Ведь не показывал?

— Нет, брат.

— Вот то-то же! Но ты, я уж не знаю, как это получилось, сообразил, что ножны будут поважней меча. И потому, когда он уходил, ты меч возложил вместе с ним на костер… а ножны при себе оставил! Но Хальдер не желал того, чтобы они рано или поздно, но все же привели тебя к Источнику и чтобы ты потом, как я, как он, за то и поплатился. И потому, уже горя на жертвенном огне, он и призвал тебя вслед за собой в Чертог. И он это сделал только затем, чтобы ты не смог прочесть те письмена и никогда бы не нашел Источник. Ты согласен со мной?

А я…

— Н-нет, не совсем, — сказал.

— Как это «нет»?! — воскликнул Владивлад. — Он, что, разве не звал тебя? Ведь все же тогда слышали, что звал!

— Да, — сказал я. — Все слышали. И я пошел. Сошел в Чертог… А Хальдер мне сказал: «Как ты попал сюда? Ведь я тебя не звал!»

— Что?! — Владивлад даже привстал. — Не может того быть!

— Нет, значит, может, брат, — тихо ответил я. — Клянусь усопшим Хрт. Клянусь и тем, кого еще не знаем, но кто уже идет.

И я свел пальцы крестиком. Ярл Владивлад, подумавши, кивнул. А после, глядя на огонь, долго молчал. Потом сказал:

— Но если это так, тогда я ничего не понимаю. Так кто же звал тебя? А если звал и, значит, думал погубить… то почему потом позволил тебе возвратиться? И ведь не просто возвратиться, а… Гм! Для чего?

Он замолчал. Молчал и я. Да, и действительно: Винн, Триединый злобный Винн, вдруг взял да пощадил меня. Вепрь отпустил меня живым. Хвакир меня не разорвал. Ведь для чего-то же все это делалось! Но для чего?

А Владивлад:

— Вот так-то, брат! Здесь что-то кроется… И очень, очень важное. Да только разве нам дано понять богов? Нет, нам дано их только чтить. И все-таки…

И тут он встал, сказал:

— Ночь, Айгаслав. А завтра трудный день. Я ухожу.

И он ушел к себе. А я пошел к себе. И вот я шел, и был я жив-здоров, и руки-ноги мои целы, есть у меня жена, и есть корабль, есть дружина, а тот, кто спас меня сперва возле Источника, потом в Чертоге, он…

Но мне, честно скажу, к великому стыду, о Хальдере не думалось! Я просто шел, смотрел по сторонам. А подойдя к шатру, остановился. И долго я стоял возле шатра, смотрел на Небо. Вот так и Хрт, наверное, стоял и молча ждал… а после принялся просить. И Небо даровало ему Макью. Потом, уже зимой, она ему сказала: «Муж мой, сегодня ночью мне приснилась рыба. Пойди и принеси ее». И Хрт пошел. А был сильный мороз, мела метель…

А Сьюгред ничего не говорит. Молчит и Небо. И я к нему не обращаюсь, не прошу. Да и о чем просить? Есть у меня любимая жена. И скоро будет сын. И родится он в самом начале зимы, все будут чтить его. А где зимою буду я, и что было начертано на ножнах, и кто призвал меня в Чертог…

А! Суета! Не знаю я того — и, значит, и не надо. И я закрыл глаза Небо исчезло. Потом, немного подождав, я снова их открыл и снова глянул вверх — тьма, звезды, облака, луна. Хрт мертв, Макья мертва, Земля наша пуста, нет ничего и никого, есть только я да Сьюгред. Да, только я и только моя Сьюгред! А остальное — прах и тлен. И я вошел в шатер и опустился перед Сьюгред на колени, меч отстегнул и положил у изголовья, потом снял через голову кольчугу и тоже положил — с опаской, чтоб не разбудить…

Вдруг Сьюгред прошептала:

— Муж мой!

Я вздрогнул. Обернулся и спросил:

— Ты что, еще не спишь?

— Нет, — снова шепотом ответила она. — Мне очень страшно.

А я сказал:

— Но я же рядом, Сью. Кого тебе бояться?

— Тебя я и боюсь, муж мой.

— Меня?!

— Да, муж, тебя. Ты стал совсем чужой. Ты обо мне совсем забыл. Все с ним да с ним. И шепчетесь. Он околдует тебя, муж. Он же колдун!

— Н-ну, — я смутился, — и колдун. И что с того? — и тут я обнял Сьюгред. — Но колдуны бывают всякие. Вот Владивлад! Он мне сейчас сказал: зимой, в самом начале, у нас с тобой родится сын, все будут чтить его! — и я ее поцеловал и повторил: — Чтить, милая. Твой сын!..

Но Сьюгред отстранилась от меня и сказала:

— Так то когда еще будет — зимой! А уже завтра ты забудешь обо мне. Ведь завтра мы придем к тому поселку, и твой отец и твоя мать выйдут к тебе. А если даже и не выйдут, то Владивлад, он же колдун… Он отведет твои глаза — и ты забудешь обо мне, и мы с тобой расстанемся!

— Х-ха! Милая! — воскликнул я. — Да как же мы с тобой расстанемся! Ведь Вепрь мне обещал!..

— Да потому… — сказала было Сьюгред…

Но не сдержалась и заплакала. Я утешал ее, как мог, я целовал ее и обнимал, шептал ей нежные слова… А нужно было бы спросить, узнать, откуда у нее это предчувствие. Но я не сделал этого. Забыл. Не обратил внимания. Я только утешал ее и утешал — и Сьюгред успокоилась, и я был тому рад. Потом она заснула. А я лежал, лежал, лежал… и думал, честно вам скажу, о тех, кого я завтра должен встретить. С тем и заснул.

А утром, встав раньше обычного, я сразу взялся торопить, чтобы скорее выступали. Но Владивлад сказал, что прежде он должен снестись со смердами и он так и сказал о своих градских: «смерды» — и жег сигнальные дымы, и требовал от них ответа, и гневен был. А градские — дымами же — ответили: мол, да, они идут за нами вслед, да вот никак не поспевают, уж больно берега плохи, болотисты, но ведь идут они, торопятся, и в срок придут, и встанут заодин, чего там беспокоиться? Но черен был ярл Владивлад, грозил, что вырвет тысяцкому бороду, что… А! Немало он грозил! И невдомек было ему, что оттого и медлят уллинцы, и отстают, что не хотят они идти при его стремени, уж больно страшен он, уж больно он колдун!

Но ничего я Владивладу не сказал. Поели мы, взошли на корабли и двинулись вверх по реке навстречу Барраславу, криворотым, навстречу…

Да! Только об этом я тогда и думал. То есть я думал только о себе, а о Земле совсем не думал. Также не думал я о том, что умер Хрт, что Макья умерла, что я иду навстречу криворотым, и если одолею их…