И точно! Вот загорелись весла, затрещали. И задрожали… Вздыбились! И опустились! Снова вздыбились! И голос из огня:

— Р-раз! Р-раз! — командовал.

Ха! Это ж голос Хальдера! Вот он встает, вот поднимает меч и вновь кричит:

— Р-раз! Р-раз!

А весла поднимаются и опускаются! А вот уже я вижу и гребцов: вот Бьяр, а вот Ольми, а вот еще, еще, еще… А этого не знаю, но вижу — это тоже белобровый. Х-ха! Х-ха! Да это же все те, что некогда явились сюда вместе с Хальдером! А вот теперь они все вместе и уходят. А я что остаюсь?

И вдруг:

— Хей! Кто со мной?! — раздался голос Хальдера.

Я вздрогнул, думал — показалось. Я оглянулся…

Нет! Вон как они все оробели — и Айгаслав, и Верослав, и воеводы, воины. Даже волхвы, и те, оцепенев, молчат.

А Хальдер:

— Хей! Я ухожу! Спешите! Хей!

Я снова повернулся к кораблю. Огонь уже добрался до верхушки мачты, огонь уже был так силен, что я не видел ни гребцов, ни Хальдера. Я слышал только крик:

— Хей! Хей!

Как будто вновь я в Руммалии, вновь мы идем на приступ, вновь перед нами Влакернская башня. И я…

Я тоже закричал:

— Хей! Хей! — и бросился к костру…

Меня схватили, повалили наземь. Я вырывался — меня били. Огонь ревел, гудел, но я огня не видел — меня лицом вдавили в землю. Айга кричал:

— Ножом его! Ножом!

Ножом кололи. Было больно…

Но эта боль меня и успокоила, и я затих. Меня еще немного подержали, а после, убедившись в том, что все уже прошло, мне позволили подняться.

Когда я встал, корабль уже сгорел. Айга сказал:

— Питья ему!

Волхв подал мне питье — отвар какой-то, жирный и противный. Я выпил, отошел к своим…

Да, кстати, все уже закончилось. Нам велели возвращаться к кораблям, и мы пошли. А ярлам было сказано остаться.

У кораблей, на берегу, был пир. Сидели, поминали Хальдера. И было много чего сказано. А я молчал, я только слушал. И понял: и другие тоже видели гребцов и тоже слышали призывный крик Хальдера. Теперь только об этом все и говорили. Ну и еще все, конечно, говорили о том, а что же теперь будет с нами дальше. Конечно, в Руммалию мы уже не пойдем, ибо кому теперь вести? Ярл Айгаслав и в первый раз был против Руммалии, ну а теперь… А кто он, вообще, теперь? Он разве старший ярл? Он был старшим при Хальдере, но Хальдер мертв и меч его сгорел, а со своим мечом ярл Айгаслав ничуть не старше Верослава. И вообще, Тэнград теперь отложится, как прежде отложился Уллин. А мы чем хуже, а? Мы, глурские, до Хальдера ни разу никому не кланялись. И больше кланяться не будем. Да, может, мы уже не кланяемся. Может, наши ярлы уже отложились, может, они для того и остались на кумирне, чтобы сказать об этом Айге. А после, говорят, все они, пока что старший и пока что младшие, пошли и сели в тереме, и затворились. И вот темно уже, а они все никак не выходят. У них там Круг, по-ярльски — Ряд. В последний раз, еще при Хальдере, Ряд превратился в сечу. Троих тогда снесли в курган, четвертого скормили псам. А нынче…

Да! Я встал и повелел своим людям гасить костры и лечь в кольчугах, при мечах.

— Зачем?

— А так! Вон, посмотрите на других!

И точно: был той ночью пир, но пир какой-то странный. Все были начеку, все ждали большего.

Все ждали. А дождался только я! А было это так. Уже почти все полегли и стан затих, костры уже погасли. Здесь мы, а здесь река, в каких-то двадцати шагах от нас. Но тьма в ту ночь была такая густая, что я реки совсем не видел. И вот лежу я, щит под головой, меч под рукой, и думаю. Да нет, даже не думаю, а просто знаю, что завтра будет сеча. А может, и еще сегодня ночью. Но сеча тогда хороша, когда ты приходишь в Руммалию, а там есть Город, а в том Городе есть добыча. То есть мне только тогда хорошо, когда я знаю, кто мой враг, и что можно взять у этого врага, и как потом обо всем этом рассказать. А что здесь? Вот сейчас прибежит мой — глурский ярл из терема и закричит: «Бей!» А кого? Да он и сам пока что не решил, кого. Да и потом: ведь я не пес, чтоб мне сказал «Куси!» — и я сразу кидался и кусал. Я воин, у меня есть меч, я целовал его на верность Хальдеру и Айгаславу. Да, Хальдер уже мертв. А Айгаслав, так говорят, теперь наш враг из-за того, что дал прикончить Хальдера. Все может быть! Но Хальдер хорошо ушел, он Айгаслава не корил, он только звал с собой всех, кто захочет. Я хотел…

Вот так я думал. И заснул. И вдруг…

Кто-то шепнул:

— Лузай!

Я встрепенулся. Открыл глаза. Но, повторяю, тогда было так сильно темно, что я не смог рассмотреть, кто же это здесь, в траве, возле меня. Хотя тот человек лежал совсем рядом со мной! Я поднял голову…

Но он сделал знак, чтобы я не шевелился. Я снова лег и ждал. Тот человек… Враг так не поступает, подумал я про него, враг сразу бы убил меня. А этот хочет говорить со мной. Пусть говорит!

И человек вновь зашептал:

— Лузай! Теперь я знаю, как тебя зовут. Мне на пиру сказали…

— Ярл!? — поразился я.

— Да, это я, — ответил Айгаслав. — Пока что ярл, — и усмехнулся.

— Зачем ты здесь?

— Ушел. Пусть пока ищут в тереме. А я… Совсем уйду!

— Куда?

— А к Хальдеру! Пойдешь со мной?

— Но Хальдер…

— Да! Сам видел, что сгорел, сам поджигал. И что с того?! Ведь он же еще звал с собой, и ты хотел идти. И я хотел. И вот я теперь ухожу. А ты? Пойдешь со мной?

Мне стало жарко. Я думал: может, это сон? Но Айгаслав сказал:

— Я все равно уйду. Я и один найду дорогу. Вот что со мной, смотри!

И показал. Но я не рассмотрел, ведь тогда было, я уже говорил, очень темно. Тогда я попросил:

— Дай.

Айга дал. Я стал ощупывать. То были ножны от меча. Пустые…

— А меч? — спросил я.

— Меч сгорел. Сегодня, на костре.

— Меч Хальдера?!

— Да, он. А это его ножны. Они невредимы! И, значит, они приведут меня к нему! А твой корабль — лучший среди лучших. Дорога — неизведанная, дальняя. Не боязно?

— Нет. Нет!

Потом я часто спрашивал себя: зачем я это сделал? Я же даже не спросил у Айгаслава, что же у них там было в тереме, чей у них вышел верх, и вообще, о чем они там спорили…

Я только шепнул ему:

— К воде! А я сейчас их подниму. Давай!

Лузая слушать — только время тратить. Кто вел корабль? Я, Айгаслав. Так что меня и слушайте. Было так. Когда мы ночью ушли из Ярлграда…

Нет, не годится. Сначала я лучше расскажу вам про руммалийцев и про Верослава. Посол, увидев раскаленный меч, вдруг прикусил губу — аж до крови — и закричал, и захрипел, и зашатался, и упал. Мы кинулись к нему, а он уже был мертв. Подали нож, разжали ему зубы. У него во рту были какие-то колючие осколки. Чурпан сказал:

— Это у них есть такие пузырьки, называются «стекло». В них они носят яд. От яда он и кончился.

Я встал, задумался. Кто-то сказал:

— Позвать бы Хальдера. Он бы…

Но я гневно прервал его:

— Он спит! — потом еще подумал и спросил: — Где остальные руммалийцы?

Пошли за остальными. Привели. Когда они увидели мертвого и почерневшего от яда посла, то очень испугались и принялись кричать, что ничего не знают и не понимают, что их посол — не их хозяин… Ну, и другое, то же самое. А я велел, чтобы их пытали. Я понимал, что это бесполезно, что его слуги и действительно глупы и ничего не знают. Но мои воины были тогда в ужасном гневе! Если посол вдруг взял да отравился, говорили они, то значит, это неспроста, значит, он что-то скрывал, что-то знал!

Слуги очень кричали — как дети. И я тогда не выдержал и повелел, чтобы их скорей свели во двор, отдали псам… И чтобы посла тоже отдали…

И так и было сделано. Тогда я повелел, чтобы все ушли, а остались только воеводы. Опять сели за стол. И вот только тогда я и сказал:

— Хальдер убит.

Мне не поверили. Но крика не было — спросили сдержанно:

— Как это были?

— А так, — сказал я. — Отравили.

— Но он же и к столу не подходил!

— А и не надо подходить. Смерть — не ленивая, она сама придет.