— На чьих ногах?
— На руммалийских.
И я им рассказал, как было дело. И объяснил, что только после уже понял, зачем это посол так домогался передать «покорный поцелуй от ярлиярла».
— О! — гневно закричали они. — О!
Но я-то видел, я ж ведь не слепой — одни поверили, другие не поверили. Чурпан поверил, Шуба не поверил. Крыж не поверил, Вавыр не поверил… Но я об этом промолчал. Встал и сказал:
— Пойдем! Он там один скучает.
И я вернулся к Хальдеру, и воевод с собой привел. Хальдер совсем уже распух, лежал, раскинув руки. Мне помогли, я посадил его к стене, прикрыл его медвежьей шкурой, чтобы ему было тепло, руки ему сложил, как надо, и в правую дал меч, а в левую рог. Рог, кстати, Шуба прихватил — он про рога и про вино никогда не забывает.
Но Хальдер не любил вино, и потому я повелел — и нам принесли его любимую настойку, на грибах. Она не то чтобы горькая и крепкая, но уж очень хмельная. Кто пьет ее с непривычки, тот видит много всякого, пугается и кричит как безумный. Но Хальдер долго приучал меня к ней, я его настойки не боюсь — мне от нее только легко становится.
А вот тогда такого не было. Я мрачен был. И зол! И пил и пил, смотрел на Хальдера, прикидывал… А после вдруг (да нет, совсем не вдруг!) я принялся рассказывать о той поре, когда был Черный Бунт.
— Вот здесь, — сказал я, — я тогда лежал. А он вон там стоял, возле окна. И Бьяр был с ним. А бунтари внизу, у самого крыльца, их было очень много. Хальдер и Бьяр стреляли в них и попадали. А я… Что я? Шесть лет тогда мне только было, совсем еще никто! Вот я и лежал под его тюфяком, и головы не поднимал. Но позже я осмелел и тоже подошел к окну, и стал подавать им стрелы. А после… Вж! И Бьяр упал, и лук его упал. А крови почти не было. Но все равно я закричал, мне было очень страшно! А Хальдер засмеялся и сказал:
— Щенок! Ты ярл или не ярл? Лук подними! Не видишь — я один остался!
Я поднял лук.
— Стреляй!
— Я не могу!
— Стреляй, я говорю! Вон, сколько их! Не промахнешься!
И он опять стрелял. И попадал. Тогда я тоже взял стрелу и заложил ее, а после… Рвал, натягивал — а лук не поддавался!
А Хальдер мне опять сказал:
— Щенок! Щенок! Щенок!
И тут я очень разозлился! И снова потянул за тетиву — и тетива пошла, лук заскрипел и я прицелился. А после… Вж! И я попал в него! Тот человек упал! На нем была такая вот кольчуга — почти как у тебя, Вавыр… Да ладно! Хальдер засмеялся, отбросил лук, схватил меня, прижал к груди и закричал:
— Ярл! Настоящий ярл! Ибо твой первый враг убит твоей рукой! А я твой раб, ярл Айгаслав! И завтра же…
Назавтра, так закончил я, да вы все это видели, и все это и сейчас хорошо помните, я вышел к вам, воссел в седло и поднял меч. Вот так я стал над вами настоящим ярлом!
И тут я замолчал. И все они молчали. Но вдруг… Я же вам уже сказал: настойка очень крепкая…
Вавыр зло выкрикнул:
— Мой брат!
— Что «брат»? — спросил я у него, как будто ничего не понимаю.
— Брат, говорю! — еще злее повторил Вавыр. — То был мой брат. И ты убил его!
Вавыр вскочил, взялся за меч… Но, к его чести, так и замер, не набросился. А я сказал:
— Я и тебя убью.
И встал. И все они вскочили и разбежались по углам. А мы с Вавыром подняли мечи, сказали нужные слова — и взялись биться.
Он бился хорошо. Я бился еще лучше. И я убил его! И он упал. Я закричал:
— Рабы! Убрать его!
Пришли рабы и унесли Вавыра. Это большой позор, когда тебя убитого уносят не твои боевые товарищи, а какие-то грязные рабы. Но я тогда был очень зол на Вавыра и потому призвал рабов.
Потом, когда Вавыра унесли, а мокрый от его крови пол посыпали песком, я повелел — и мы снова сели. И долго мы молчали! Потом я поднял рог, сказал:
— Нальем еще. И Хальдеру нальем!
— Что, Хальдеру? — переспросил Чурпан. — Но разве он сегодня пьет?
— А ты проверь! — сказал я.
Чурпан встал, подошел к Хальдеру, с большой опаской взял его рог, перевернул…
Рог оказался пуст. Я засмеялся и сказал:
— Он выпил за Вавыра. Налить ему еще! Он снова хочет пить. Вот только теперь за кого?
Чурпан опять налил — сначала Хальдеру, а после мне, а после всем остальным. Я поднял рог, спросил:
— Кто еще хочет говорить — после Вавыра?
Никто не отозвался. Х-ха! Тогда я так сказал:
— Что ж, будем пить молча. И чокаться тоже не будем — чтобы Хальдер не услышал нас и больше не просил ему налить. Так или нет?
Все согласно закивали. Так мы и сделали — пили молча и не чокались. И вообще, это было забавное зрелище! Потому что вы бы только видели, как все они косились на рог Хальдера! Но рог пока что оставался полным до краев, они не знали, что им и думать, чем же все это кончится…
А я два раза посылал гонцов к Забытым Заводям и принимал от них ответы, спускался вниз и раздавал распоряжения, и снова поднимался к ним, садился среди них и мы снова молча, не чокаясь, пили.
Только под утро я отложил рог в сторону и лег — в ногах у Хальдера. А воеводам повелел, чтобы они убирались прочь и ждали меня там, внизу.
И так я лег, сразу заснул — и крепко, очень крепко спал до той самой поры, пока ко мне не заявился Верослав.
Как только он вошел ко мне, я сразу понял, какое именно дело он затевает. Но я по-прежнему лежал в ногах у Хальдера и не спешил вставать. А что? Я — старший ярл, а он мой младший, он при моем стремени. Да и потом, он не так глуп, чтобы спешить.
И так оно и было. Сперва ярл Верослав сказал мне нужные при таком случае слова; он был почтителен и сдержан. Я пожелал, чтобы он сел. Он сел. Тогда я тоже сел, взял рог, потом я и ему дал рог, велел, чтобы нам принесли настойки и еды — и сразу отослал раба, налил себе и Хальдеру, а уже только после Верославу. Тэнградский ярл прищурился… и пить не стал, воткнул рог в пол и вдруг спросил:
— А если я сейчас тебя убью, что будет делать Хальдер?
— Он промолчит, — тихо ответил я. — Но рог его не пересохнет.
— Почему? Ведь это ты его убил.
— Не я. Это посол.
— Ложь.
— Придержи язык! Заступник Хрт тому свидетель!
И я, как и положено, сложил два пальца крестиком. Хрт — это палец указательный, а Макья — это средний. Солжешь — и эти пальцы у тебя срастутся. И как ты тогда будешь стрелять из лука? Ведь между ними ты стрелу и держишь, ими же ты натягиваешь тетиву, а Хрт тебе в это время подсказывает, как надо брать прицел, выше или ниже, а Макья сетует — а надо ли стрелять? одумайся! Вот, все они такие, эти женщины…
— А он об этом знал? — спросил ярл Верослав.
— О чем? — спросил я и поспешно развел пальцы.
Он заметил это, рассмеялся и сказал:
— Понятно! И вот за то я тебя и убью.
— За что?
— За то, что вы с послом стояли заодин и уморили Хальдера.
— Нет, — сказал я насмешливо. — Нас было трое.
— А третий кто?
— А вот он самый — Хальдер. Он мне потом так и сказал: «Ты прав!»
— Прав! — зло воскликнул Верослав. — А что еще он мог сказать? Он умирал уже, поди, когда это сказал.
— Да, умирал, — согласно кивнул я. — Но перед смертью разве лгут?
Ярл Верослав смолчал — крыть было нечем. А я опять сказал:
— Теперь о Руммалии. Хальдер желал, чтобы посла взяли на меч. Я так и сделал. Хальдер желал, чтоб был поход. Будет поход! Вот только распростимся с Хальдером — и сразу выступаем.
— А будет так?
Я усмехнулся и сказал:
— Тут даже клясться незачем. Иначе быть не может! Подумай сам: я самолично — уморил посла. И его слуг. Сжег их корабль, их добро. К чему это?
— К войне.
— Вот то-то же! — строго сказал ему я, как старший младшему. И также строго, как бы поучая, продолжал: — И, значит, если я первым не выступлю, то тогда первым выступит он, томнорожий. Но лучше воевать не здесь, а там. Там и теплее, и сытней. Так ты рассказывал?
— Так. Да.
— Вот и ответ. А если я и он, — и я кивнул на Хальдера, — а если я и он схватились меж собой, и я взял верх, так это наше дело. Только наше! И Хрт тому свидетелем и одобрителем. Вот, посмотри: я говорю, и Хальдер меня слышит, но молчит. И рог у него полон!