— Вот это — Сьюгред, моя дочь. А я — Торстайн Скала, племянник Хальдера. А это мои люди, мой корабль, мои рабы. Нрав у меня весьма тяжелый, поэтому меня зовут Скалой. Но гости — это гости. Сьюгред, вели готовить стол!

Сьюгред ушла. Волосы у нее были белые как снег, а глаза синие как небо. А голос у нее, как я потом узнал…

Но к делу! Итак, пока они готовили стол, Торстайн усадил нас на скамью возле своей землянки, и сам сел рядом с нами, и попросил, чтоб мы поведали ему о том, что с нами было в море. Я рассказал ему о Гортиге, о воронах, о Вепре. Лузай кивал, поддакивал, а то и дополнял меня. Торстайн, внимательно нас выслушав, сказал:

— А ты удачлив, ярл. Вепря пометить и уйти — это дано не всякому! А дальше что? И вправду к Хальдеру?

Я утвердительно кивнул. А он сказал:

— Но встреча с Хальдером, клянусь всем, чем могу, это уже совсем нешуточное дело! Ты представляешь, как и, главное, где ты будешь его искать?

— Нет, — сказал я. — И это не моя забота. Раз он призвал меня, то, значит, должен встретить. И, думаю, это случится очень скоро.

— А для чего тебе эта встреча?

— Н-ну, скажем так… — и я задумался. — Нам есть о чем поговорить!

— О чем?! Он мертв, ты жив. Что между вами общего?

— Выходит, что-то есть. Но что, я не скажу, ибо это касается лишь нас двоих — меня и Хальдера.

— Ты скрытен, ярл!

— Да, я не женщина. Хочешь еще о чем-нибудь спросить?

— Пока что нет! — гневно сказал Торстайн, поднялся со скамьи и осмотрелся… и сказал: — Да нам уже и некогда беседовать. Вон, видишь, нас уже зовут! Пошли!

И мы пошли. Стол длинный был, накрыт на все селение. А яства были скудные. Нас посадили на почетную скамью, рядом с Торстайном. И им же сразу было сказано: сегодня пир по Хальдеру, у них такой обычай, а только завтра встретят нас; согласны?

Я согласился: да, пусть будет по обычаю.

И поминали Хальдера — грибной настойкой, рыбной кашей. Первым о Хальдере рассказывал старик, который знал его еще мальчишкой. Хальдер, поведал нам старик, уже тогда был очень храбр и ловок: он плавал быстро, как тюлень, а под водой мог оставаться дольше всех, а острогу бросал на сорок пять двойных шагов, да так, что пробивал борт лодки… И много еще прочего рассказывал старик — всего и не упомнишь. А после говорил Торстайн, потом его дружинники — которые постарше, — и я узнал, что Хальдер, связанный железной цепью, три дня лежал на линии прибоя, все думали, его давно сглодали крабы, а он перетирал, перетирал звено о камни — и цепь рассыпалась, и он ушел, а после отомстил своим обидчикам! А в следующий раз, когда его обманом заманили в хижину и завалили вход и подожгли, и хижина сгорела, рухнула, а он… он так потом и не признался, как он это сделал… а он ушел оттуда невредимым и всех, кто поджигал его, схватил и сжег на том же самом месте! А уж когда он завладел плащом, который ловит ветер, тут… Да! Счастливей его не было во всей здешней стране, в Окрайе. А потом…

Молчали все. И хмурились. Смотрели на меня. А я смотрел только на Сьюгред. Она смутилась и зарделась, и опустила взор…

Торстайн же, осерчав, сказал:

— Ярл Айгаслав! Мы ждем тебя. И Хальдер ждет.

Тогда я встал и стал рассказывать… О, я рассказывал! И если верить мне, то выходило так, что Хальдер был мне больше, чем отец! И что храбрей, умней, добрей его я никого и представить себе не могу! Еще я рассказал, как Хальдер покорил двенадцать наших младших ярлов и что ему платили дань и Безволосые, и Многоречье, Песчаная Земля и даже Руммалия.

— Да! — говорил я. — Да! Он был и в Руммалии, и жег их корабли, и грабил города, и даже осадил их Главный Город, и взял бы и его, разграбил бы и сжег, но руммалийский ярлиярл пришел к нему, встал на колени и руку целовал — как раб хозяину! И Хальдер сжалился над ним, забрал все ценное, что только было в Главном Городе, и возвратился к нам в Ярлград!

— А что было потом? — спросил Торстайн.

— Он умер.

— Как?

Я промолчал. Торстайн же усмехнулся и сказал:

— Скрывать тут нечего. Оно и так понятно. Они ему и отомстили, эти руммалийцы. Убили подло. Или отравили. Ведь так было?

— Да, так, — чуть слышно сказал я. — А ты откуда это знаешь?

— И знать тут нечего. Враг должен быть убит, а не унижен. Мертвый будет лежать и молчать, никому не мешать. Униженный же будет мстить, пока не отомстит. Ты все сказал?

— Да, — кивнул я.

— Тогда пусть теперь говорит твой человек. Лузай, мы слушаем тебя!

Лузай рассказывал о битвах в Руммалии. Рассказ его был прост, правдив, и это белобровым нравилось. Но только лишь Лузай дошел до перемирия, как Торстайн встал, сказал:

— Об этом мы уже наслышаны. Ты лучше вспомни о других походах.

Лузай опять рассказывал. И снова его слушали с почтением — все, даже Сьюгред. Мне было обидно.

Потом, уже почти под утро, Торстайн сказал:

— Довольно. Хальдер, я думаю, уже устал от нас. Пора и нам ложиться.

Нам постелили у огня. Лузай — счастливый человек! — как лег, так сразу же заснул. А я лежал, закрыв глаза, и думал: ну, вот я и пришел сюда, а дальше что? И ярл ли я? И звал ли меня Хальдер? И… Много я еще о чем в ту ночь успел подумать! Когда же я заснул, мне снился Хальдер: и он был мальчиком, и я был мальчиком, и мы стояли на поляне, в руках у нас были мечи — и мы рубились. То он меня одолевал, то я его, то снова он, то снова я, и тогда я кричал, грозил ему…

И этот крик меня и разбудил. Я подскочил и осмотрелся. Лузая рядом не было. И никого в землянке не было. Через распахнутую дверь я видел свет. Так, значит, уже день…

— Ярл, — тихо сказал кто-то, — ляг.

Я резко обернулся…

Сьюгред! Она стояла рядом, на коленях. И снова повторила:

— Ярл!

Я улыбнулся и сказал:

— А, это ты, красавица!

Она насупилась, ответила:

— Так говорить нельзя. Я не твоя раба. Ляг, ярл.

Я лег. А она опустила ладонь на мой лоб и уже почти доброжелательно продолжала:

— Тебе нужно еще немного отдохнуть, и тогда ты будешь совсем здоров.

— А что, я разве был болен?

— Да, очень. Ты ночью страшно кричал. Отец велел, чтобы все немедленно вышли отсюда и не слышали твоих криков.

— А что, — настороженно спросил я, — я кричал нечто такое, чего нельзя слышать другим?

— Нет, почему же, можно, — чуть слышно ответила Сьюгред. — Мужчины часто так кричат, когда у них есть враг. И так и ты кричал, убить его грозил.

— Кого? Я называл, кого?!

— Да. Называл.

Мне стало жарко. Я думал, думал… А потом воскликнул:

— Но это ложь! Зачем мне убивать его? Он ведь и так уже убит!

— Но, значит, не тобой. Или не так, как ты того хотел.

Сказала — и смотрела на меня! Смотрела пристально! Тогда я медленно, как будто невзначай, отвел глаза. А Сьюгред продолжала:

— Сперва отец сильно разгневался. А после засмеялся и сказал, что он теперь все понял! Что Хальдер для того и призывал тебя, чтобы ты все рассказал, как есть, а он, отец, потом отомстил бы тебе за него, за своего сородича. И он отомстит! Но будет это честно, по закону — он вызовет тебя сражаться на мечах.

— Сегодня?

— Нет. Сегодня ты наш гость. А завтра — враг. И завтра он тебя убьет.

Я снова повернулся к Сьюгред, хотел было спросить: «А если я его убью?»… но почему-то промолчал. И просто так лежал, смотрел на Сьюгред, думал, что до чего же она красивая! А Хальдер… Неужели это правда, что Хальдер заманил меня? А что тогда Лузай?! И я спросил:

— А где мой человек?

— На берегу. Беседует с дружиной. И там же мой отец.

Ну что ж, подумал я, им есть о чем поговорить. Лузаю теперь нужно доказать, что он здесь ни при чем, что он был верен Хальдеру. А я буду молчать! Я ничего им не скажу, ибо теперь всякое мое слово они будут невольно воспринимать как мою лживую попытку оправдаться. Но этого не будет, нет! Я — ярл! А если и не ярл, то только по рождению, но по тому, как я уйду, я буду настоящим ярлом!

Подумав так, я сразу успокоился и, повернувшись к Сьюгред, сказал так: