ДВА ОЧЕНЬ НАСТОЙЧИВЫХ АМЕРИКАНЦА
В один прекрасный день эскимосское население самой северной точки Аляски – мыса Барроу – было поражено невиданным зрелищем: из облаков вылетела большая ярко-оранжевая птица и, скользнув по снегу, остановилась невдалеке от стойбища. Первый самолет, севший на мысе Барроу, пилотировали двое американцев – капитан Г. Уилкинс и лейтенант К. Эйлсон. Эскимосов более всего удивило то обстоятельство, что столь большая птица летает без перьев.
Неприметный человек среднего роста, с сухой поджарой фигурой и седоватой щетинистой бородкой. Он был очень похож на доброго усталого учителя средней школы, обремененного заботами о своих нерадивых учениках. Его облик никак не вязался с нашим представлением о бесстрашном летчике, посвятившем всего себя открытиям неведомых земель – такой портрет Георга Герберта Уилкинса нарисовал видный полярник, штурман многих советских воздушных экспедиций, В. Аккуратов.
К описываемому времени Уилкинс был уже ветераном авиации. Воздушная карьера этого прекрасного летчика и неутомимого исследователя родом из Австралии началась давно, в 1910 году, но удача не торопилась его побаловать. В 1918 году в качестве фотографа он участвовал в большой полярной экспедиции канадцев, возглавляемой знаменитым Вильярмуром Стефансоном. В 1919 году Уилкинс включился в соревнования «Дерби века», но смог добраться лишь до острова Крит, где разбил вдребезги свою машину. Летчик решил приобрести дирижабль и пересечь на нем Ледовитый океан, но эта мечта тоже не была осуществлена. В 1921 году он примыкает к экспедиции в Антарктику. В общем, этому энергичному и любознательному человеку дома не сиделось.
С Карлом Бенджамином Эйлсоном – Братом Орла (так прозвали его аборигены Аляски) – Уилкинса познакомил друг и коллега по предыдущим путешествиям, В. Стефансон. Из-за очень высокого роста Эйлсон получил еще одно прозвище – Биг Бен (Бен уменьшительное от Бенджамин) по аналогии со знаменитым Биг Беном в Лондоне.
Летчики быстро сдружились, их объединяла любовь к северу и полярным полетам. Возникла идея лететь с Аляски на Шпицберген. Во времена описываемых событий Уилкинс жил в Детройте. Будучи человеком небогатым, он обратился к жителям этого города с просьбой оказать ему материальную помощь для организации полярной экспедиции. Более восьмидесяти тысяч людей приняли участие в сборе денег, и Уилкинс смог приобрести два самолета «Фоккер», которые и переправил пароходом на Аляску.
Затея летчиков была архисложной. Даже перелет из Фербенкса, куда доставили оба самолета, в Барроу – место будущего старта – был чрезвычайно тяжел, а Эйлсону трижды пришлось проделать его, чтобы перевезти все необходимое для будущей экспедиции. Особенно сложно было на пути из Фербенкса в Барроу преодолеть горный массив Эндикотт. Оба «Фоккера» не были приспособлены к полетам на больших высотах, к тому же высота гор, указанная на картах, не соответствовала истине – они были значительно выше.
Уилкинс вспоминал, что в одном из полетов машина попала в струю сбросового ветра. Самолет дико затрясло, и Уилкинса прижало к стенке кабины. В это время он заметил слева скалистый выступ горы, который стремительно приближался. Уилкинс приказал Эйлсону положить руль вправо. Но тот запротестовал, указав на другую гору, которая возвышалась справа. Времени сделать разворот уже не оставалось, и волей-неволей пришлось лететь вперед в надежде на то, что удастся проскочить между скалами. Даже при достаточном запасе высоты в такие узкие ворота мог бы проскочить очень спокойный и хладнокровный пилот. Эйлсон без колебаний шел прежним курсом. Он направил самолет прямо в просвет между горами и проскочил ущелье так, что с обеих сторон между крыльями и скалами оставалось совсем пустячное расстояние. Уилкинс посмотрел в окно кабины и увидел, что колеса машины вертятся, как во время взлета, только что оторвавшись от земли. Он не почувствовал и не увидел, в каком месте самолет коснулся снега, но был уверен, что колеса машины задели его.
Первые попытки перелета из Барроу на Шпицберген не увенчались успехом: оба самолета оказались разбитыми. Кое-как приведя в порядок технику, летчики решили еще раз, уже на следующий год, попытать счастья. Но и следующий год не принес удачи. Вынужденная посадка более чем в сотне миль от мыса Барроу, тринадцать суток пешего перехода в жесточайшую пургу, ампутация пальца отмороженной Эйлсоном руки, разбитый самолет – вот результат этого полета.
Обанкротившийся в полном смысле слова Уилкинс вернулся в Америку. Денег и самолетов не стало, надежды рухнули. Но летчик не сдается. Из двух разбитых «Фоккеров» он собирает один самолет и продает его. На вырученные деньги приобретает «Локхид Bery» с мотором «Райт Уирлвинд» и вновь отправляет его в Барроу.
Наконец, после третьей попытки, летчики достигают желанной цели, и в США летит телеграмма: После 20 часов 30 минут полета сели на Шпицбергене.
...Взлетели на перегруженной горючим машине 15 апреля 1926 года, разбежавшись по утоптанному за двое суток эскимосами коридору в снежной целине. Впереди 1300 миль полета над сплошными льдами. Погода великолепная, попутный ветер. Путешествие было для обоих летчиков приятнейшей воздушной прогулкой, пока мощная облачность не преградила дорогу машине. Позже набрав высоту, экипаж не смог избежать слепого полета. С наступлением полуночи отказал генератор питания радиостанции, и связь с самолетом пропала. По всем признакам он входил в полосу мощного шторма. Кончался бензин. По расчету самолет уже должен был идти над Шпицбергеном. Летчики, хотя и не слишком в этом уверенные, решают снижаться. Самолет вышел из облачности почти над самой водой. Долетев до побережья, Уилкинс и Эйлсон тут же посадили машину. Надвигающийся шторм становился слишком опасным: лютый ветер, видимость всего несколько метров. Слив масло в бидон и укутав его, летчики определили, что у них еще более шестидесяти литров горючего – этого вполне достаточно для перелета в Кингс-Бей или Грин-Харбор, места, где на Шпицбергене можно встретить живого человека. Но удастся ли взлететь? В этом безлюдном месте некому утаптывать взлетную полосу.
Пять дней и ночей просидел экипаж в маленькой кабине, пока бушевала сильнейшая пурга. Наконец все вокруг засияло от солнечного света. Настроение стало прекрасным, тем более что прямо перед самолетом заблестел расчищенный пятисуточным штормовым ветром лед. Запустили мотор, но, как ни старался Эйлсон, самолет с места не двигался – лыжи прочно примерзли ко льду. Уилкинс вылез из кабины и стал раскачивать машину. Самолет сдвинулся с места, Эйлсон дал полный газ, и вскоре «Локхид» легко перешел в набор высоты. Взглянув вниз, на место вынужденной посадки, Эйлсон увидел на снегу... Уилкинса. Позже Уилкинс описал этот эпизод так: Как только самолет двинулся, я уцепился за подножку и попытался забраться внутрь, но вывалился обратно. Эйлсон, у которого не было возможности оглянуться назад, подумал, конечно, что я уже в самолете и взлетел. Однако на первом же вираже он увидел, что я продолжаю одиноко стоять на снегу. Он тут же снова приземлился. И опять мы попытались взлетать. Но на этот раз, как только машина тронулась, я взобрался на ее хвост и с огромным трудом пополз по фюзеляжу, стараясь добраться до кабины. Перчатки я сбросил, чтобы было удобнее схватиться за трап. Вероятно, со стороны это выглядело очень глупо, но другой возможности удержаться у меня не было. Самолет скользил очень быстро, и Эйлсон, чувствуя, что мой вес уже не давит на хвост, подумал, что я в безопасности, и дал мотору полный газ. Но когда самолет уже почти отрывался от земли, я понял, что перспектива добраться до кабины, болтаясь в воздухе, слишком призрачна. Тогда я отдался власти ветра, и он стащил меня по фюзеляжу назад. Стукнувшись о хвостовое оперение, я полетел прямо в снег, который, к счастью, оказался в этом месте довольно мягким. Очистив глаза и рот от снега, я понял, что все обошлось благополучно, если не считать шатающихся зубов. И снова Эйлсон развернулся и сел.