Прошло много лет, и сейчас Техтиек легко мог бы осуществить все эти желания, но они уже ушли босыми ногами по тропам детства и юности, и нет им пути назад, как нет обратной дороги у жизни! Если раньше он любое свое желание мог высказать, ссылаясь только на сон, то сейчас может сказать прямо: дай мне это, потому что оно мне нравится и нужно! И на всем Алтае не нашлось бы человека, который посмел ему отказать!

— Звездный конь вокруг прикола обежал, хан Ойрот, — сказал Ыныбас глухо, чуть ли не шепотом, — светать скоро будет…

Техтиек взглянул на небо. Кончается его время — время хозяина ночи. Света солнца Техтиек не любил и боялся его. Особенно, когда этот свет заставал его на опасной дороге…

Через час-другой надо будет искать место для дневки. Сейчас, когда Техтиека за неудачный налет на золотой прииск в Байголе особенно усиленно ищут, болтаться днем в горах — смертельно опасно. Тем более, в этом месте, где горные стражники хорошо освоились и не плутают на тропах!

А все испортили парни Козуйта, напоровшиеся на стражников и затеявшие с ними бестолковую перестрелку. Самое скверное, что одного из них стражникам удалось поймать и передать полиции, где кезер признался, что люди, напавшие на прииск, посланы известным в горах бандитом Техтиеком. Совсем не исключено, что он и подсказал удобное место для засады! Знать бы — где…

Сейчас Техтиек бродил по Теректинским горам, под самым носом у полицейских, и вряд ли кому пришло бы в голову искать его именно здесь! Но осторожность — всегда выгодна и сотни раз выручала Техтиека из неминуемой беды… Да и ярлыкчи Ыныбас, хорошо знающий русские порядки, настаивал все время именно на осторожности, хотя у него могли быть и свои причины на это. Главное, что он прав.

Конечно, сам Техтиек мог бы и не ехать в этот опасный ночной рейд золото из тайников Оинчы и самую Чейне доставил бы и ярлыкчи, да и к Анчи можно было послать другого человека — мало ли их под рукой, ждущих только знака или слова! Но он сам настоял на этой поездке перед бурханами:

— Я заставлю их шевелиться всех! А то попрятались по горам и долинам, нос высунуть боятся! Хватит с меня неудачи Козуйта…

Пунцаг кивнул головой, соглашаясь с доводами хана Ойрота, а Чочуш решительно воспротивился:

— Всегда лучше переждать беду, чем идти ей навстречу! Нет нужды хану Ойроту везде и всюду быть самому! Да и зачем?

Но и эти слова отвел Техтиек:

— Здесь, на слиянии Чуй и Катуни, мне сейчас оставаться опаснее, чем там, в Теректинских горах! Там полицейские не будут меня искать… Кто я для них? Грабитель и вор! Я могу быть только на дорогах, по которым идут караваны купцов-чуйцев…

Подумав, Чочуш согласился с Техтиеком. Он тоже неплохо знал русских полицейских! У них вся надежда на кулак в перчатке: сжатым — морды бить, распрямленным — честь отдавать…

— Пусть едет!

Техтиек родился там, где пять речек Громотух вытекали из горного гребня, носившего название «Пять братьев». До десяти лет Техтиек переплыл все пять Громотух и побывал на заколдованном гранитном гребне, но не нашел там пяти потоков воды и понял, что не всему надо верить, что считается очевидным. Услышав про гору Уженю, что внутри ее стоит чугунная юрта Эрлика, он съездил к ней, но никаких железных дверей не нашел и хозяина горы не встретил — ни в образе зверя, ни в виде духа или человека. Уженю была просто гора, как все, — такая же серая, голая и неуютная, на ее камнях грелись ящерицы, а между камнями рос зеленый мох и разводистый сине-розовый чебрец… И второй вывод сделал для себя Техтиек: легенды, как и цветы, существуют только для того, чтобы развлекать ими людей. Легендами взрослых, цветами — детей!..

Занималась заря за спинами всадников, отсвечивая на вершинах гор червонным золотом. Техтиек обернулся к спутникам, дал знак поторопиться: версты через три будет заброшенная старательская избушка, где можно пересидеть долгий августовский день, выспаться, поесть и все приготовить к очередному ночному переходу.

Над избушкой вился дымок. Приложив ладонь козырьком к глазам, Техтиек долго разглядывал стоянку старателей-золотодобытчиков, но ни коней, ни других примет, что в избушке расположился отряд полиции или горной стражи, не обнаружил. И все-таки идти вниз было опасно. Ыныбас осторожно дотронулся до плеча Техтиека и показал пальцем влево от домика. Там кривлялся в танце босой оборванный человек, размахивая содранной с головы шапкой. Техтиек усмехнулся: такие пляски он уже видел не раз.

— Золото нашел. Фарт, — сказал он по-русски.

— Что же нам делать теперь? — Ыныбас не скрывал тревоги. — Сам-то он уже отсюда не уйдет!

— А я его и не отпущу! — криво усмехнулся Техтиек и ловко сбросил винтовочный ремень с плеча.

Ыныбас даже не успел сообразить, что собирается делать Техтиек, как грохнул винтовочный выстрел, утонув в горах, как в тюке с шерстью. Пляшущий человек замер на мгновение и тотчас рухнул на каменистый берег реки, раскинув руки.

— Зачем ты его убил, хан Ойрот? — спросил Ыныбас недоуменно.

Техтиек спокойно передернул затвор, выбрасывая дымящуюся гильзу и досылая второй патрон:

— Счастливчика всегда убивают, ярлыкчи. Или убивает он.

Ыныбас молча опустил голову. Он сам был среди золотоискателей и знал их нравы. Пожалуй, Техтиек прав. Этот счастливчик им всем бы горло перегрыз, чтобы отстоять свой фарт!

Осмотрев домик и загасив никому не нужную печь-каменку, растопленную старателем для того только, чтобы вскипятить воду и простирнуть свои пожитки, Техтиек и Ыныбас подъехали к трупу. Счастливчик выплясывал зря: на золотую жилу он не наткнулся, а в руке сжимал небольшой самородок, принесенный Ануем с далеких отсюда гор — самородок был хорошо обкатан и давным-давно потерял свою первоначальную форму. Но золото всегда ослепляет человека, и этот бедолага не покинул бы счастливого места до тех пор, пока не перерыл весь песок на берегу и не уморил себя голодом.

— Похоронить надо, — обронил Техтиек. — Я не люблю оставлять следы… Он сделал знак своим кезерам и искренне вздохнул: — Жаль дурака!

Ыныбас кивнул, не отрывая взгляда от лица покойного. Ему казалось, что где-то он уже видел этот шрам на левой щеке и эти серые глаза, но так и не мог вспомнить.

Чейне ойкнула, увидев Ыныбаса, и всем телом прижалась к нему, не обращая внимания на Техтиека и его воинов.

— Ты приехал! — ворковала она. — Я знала, что ты приедешь ко мне! Я видела сон! Я просила Ульгеня,[137] чтобы он прислал тебя, и добрый бог меня не обманул! Ты за мной приехал, да? Ты теперь отвезешь меня в свой большой и новый аил, да?

Ыныбас осторожно высвободился из ее объятий и повернулся к Техтиеку, сказал смущенно:

— Это и есть Чейне, которая нужна бурханам. Тот кивнул и, спешившись, сам подвел коня к аилу, но привязывать его не стал, давая понять хозяйке, что гостить он здесь не собирается и со всеми сборами придется поторопиться.

— Собери самые необходимые вещи в арчмак,[138] — сказал Ыныбас озабоченно, — мы должны уехать до рассвета.

— Ты не хочешь поговорить с моим отцом? — удивилась Чейне и сделала шаг назад.

— Мне не о чем говорить с твоим отцом!

— Как? Разве ты не берешь меня в жены?

— Когда я буду брать тебя замуж, я буду говорить с твоим мужем! Собирайся, меня ждут люди.

Неожиданно Чейне заупрямилась:

— Муж меня вернул моему отцу, и я теперь живу в его аиле!

К ним подошел Техтиек, кашлянул в кулак:

— Вот что, ярлыкчи. Уговаривать эту козу тебе придется долго, а мы не можем ждать. Возьми Идам, а мы едем к Анчи! Когда вернемся, вы оба должны быть готовы в дорогу! С ней или без нее — все равно… Ты меня понял? Красивую молодую женщину, нужную бурханам, мы найдем в любом аиле… — Он вложил в ладонь Ыныбаса колючий брусок и сел в седло. — Помни: с ней или без нее!

— Куда же вы, гости? — всполошилась Чейне. — У нас с отцом есть арака и мясо!