— Нет, не годится. Иначе отец с матерью не смогут спокойно вернуться в тот мир. Мне так кажется. Я не хочу вот так их бросить. Они — хорошие.

— И сделали из тебя мумию.

— Думаю, не по своей воле. Контакты с миром иным требуют этого. Скорее всего, родители даже не догадываются о моем истощении. Им, как и мне, ничего не видно. Точно. Так и есть. Иначе бы они начали беспокоиться.

— Какой ты добренький.

Но это была не похвала. В словах Кей сквозила усмешка.

— Мягко стелешь.

— Что?

— Я серьезно думаю о нашей совместной жизни и дальше, поэтому хочется начистоту.

— Умрешь, и не будет у тебя ничего дальше.

— Ну не обращаться же мне, в самом деле, в полицию.

— Можешь обратиться в храм или к священнику.

— Я не хочу откупаться от родителей.

— В какие дебри тебя несет? Отцы и дети — это совсем другое.

— Не виделся с двенадцати лет. Отсюда вся нежность.

— Подожди только день. Я посоветуюсь.

— С кем?

— С кем-нибудь. Хотя бы и в церкви. Ладно? Я быстро.

— Понятно.

— Что?

— Если я расскажу отцу и матери, они все поймут.

— Тебе так только кажется. Или рискнешь жизнью?

— Все будет в порядке. Я вернусь. Около десяти-одиннадцати.

Кей встала.

— Побудь здесь до четырех.

— Не хочу.

— Тогда хотя бы до полчетвертого.

Я обрадовался замыслу Кей.

— Непременно дождись! До полчетвертого!

Кей ринулась к двери.

— Непременно, непременно будь здесь.

Открылась и закрылась тяжелая дверь.

Для Кей мои родители — лишь ненавистные мстительные духи. Как жаль, что она о них так думает. Тем более — кто о них позаботится, если не я.

Я подошел к окну. Кей вот-вот должна выйти из дома. Может, еще дожидается лифта. Или двери только что открылись на седьмом этаже. Вот она зашла в кабину, двери закрылись. Спускается. Она вылетела из холла быстрее, чем я предполагал. Побежала по тротуару в чем была — в белой ночнушке с длинными рукавами и в сандалиях. В моих глазах отпечаталась тонкая линия ее плеча.

Неужели этот взгляд станет последним? Я медленно направился к двери.

— И вчера пришел, и сегодня. Ну как тут не радоваться? — встретил меня с улыбкой на лице отец. Обнажив торс, он вытирал с себя на кухне пот.

— Куда это годится? Брать пример с отца — бросать работу... — Мать разбирала в шкафу вещи.

— Купил пол-арбуза. Целый — много. — Я поставил пакет с арбузом на пол в кухне.

— Живо его в холодильник.

— Он уже охлажденный, — разуваясь, сказал я. — Их продают из холодильника.

— Тогда сразу и поедим. — Мать встала и пошла на кухню.

— Тогда сразу и нужно есть, — тут же за ней повторил отец, продевая руку в рукав халата. И направляясь в комнату: — Арбуз — это хорошо!

— Жарко. Глядишь, вся шея сплошь покроется потницей. — Мать мыла руки.

— Эй, ты чего там делаешь? Снимай рубашку, снимай! — закричал мне отец.

Я подошел к нему:

— Может, сегодня где-нибудь поужинаем?

— Где-нибудь — это где? — переспросила мать.

— Мы вместе ни разу не ходили поесть сукияки1.

— В те годы это, конечно, было того... — Отец регулировал угол поворота вентилятора.

— Ничего, если я сегодня вас угощу?

— Ужинать не дома? — В голосе матери почувствовалось напряжение. Я уже собрался было отменить приглашение:

— Что, здесь лучше?

— Ничего подобного, — возразил отец.

— Так ведь... — выпрямилась мать на кухне.

Мы уже выходили на улицу играть в кэтч-бол, и я посчитал, что родителям ничего не стоит прогуляться до ресторана сукияки[18] где-нибудь в районе ворот Каминаримон[19]. Однако для них это было равносильно преодолению какого-нибудь горного хребта.

— Ну и ладно. Просто я подумал...

Если уж и прощаться, только не в этой квартире. Мне казалось, что это проще сделать, например, за столом в ресторане сукияки, где много посетителей и официанток. Но усугублять страдания родителей при этом не хотелось.

— Сейчас вообще-то не сезон для сукияки. Что мы, здесь не найдем, чего поесть?

— И то правда. Так и сделаем. Я раньше думал, как хорошо всей семье собраться за одним столом, поставить варить кастрюльку...

— Нет прохлады — нету и кастрюльки.

— Ничего страшного. Извините, если я наговорил лишнего.

— Куда ты встаешь? А кто арбуз будет резать?

Отец заворчал на мать. Как гром средь ясного неба. И я понял, насколько хрупок наш общий с ними мир.

Нет, сегодня я не смогу это сказать. Иначе я их сражу наповал.

— Почему-то опять сюда потянуло.

— Ну и хорошо. Приезжай, когда захочешь.

— Ага.

— Сыграем? В карты?

— После арбуза.

Даже сейчас казалось: скажи я им о разлуке — перевоплотятся в монстров и нападут на меня со зверской силой. И если для меня здесь был только страх, для отца и матери это означало беду: ведь перевоплотились бы они отнюдь не по своему желанию.

Мы ели арбуз, играли в карты.

Мать очень шустро сбрасывала все, что было у нее на руках, и раз за разом легко выигрывала.

Пробило четыре часа, затем пять.

В какой-то момент я хотел прервать игру, но не смог — так весело они развлекались. В комнату прокрались вечерние сумерки.

И вдруг мне стало очень страшно. Если и говорить, то до наступления темноты. Стемнеет, и я тогда уж точно ни на что не решусь. Но вернуться сегодня, ничего не сказав, я тоже не могу.

— Пора включить свет. Который там час? — поднялся отец.

— Седьмой, — ответила мать. Зажглась лампа. Догорала за окном заря.

— Мне нужно сходить в магазин.

— Нашла когда ходить. Хватит того, что вчера купила.

— Так я все сготовила на обед. Осталось только натто[20].

— Ну и чем ты собираешься кормить Хидэо?

— Отец, — сказал я. — Мама...

— Что?

— Ладно, попейте пока пиво. Сейчас мигом что-нибудь придумаю.

— У меня есть к вам один разговор.

— Разговор?

— Что за разговор?

— Ничего, если я прямо сейчас?

— Ничего хорошего. Выкладывай. Я сел прямо и низко поклонился.

— Ты чего? — сказала мать.

— Брось кривляться. — Отец присел опять.

— Мы больше с вами не увидимся.

— Почему?

— Что случилось? — печально вскрикнули они в один голос, словно услышали что-то нелепое и несправедливое. Выходит, они не знают ничего о моем истощении.

— Мне очень приятно у вас бывать. И вы даже представить себе не можете, как я рад нашей встрече. Я хотел бы вас навещать, пусть даже и умру...

— Умрешь?

— С какой стати, сынок?

И я рассказал родителям о предостережениях продюсера и Мамии, о том, как накануне увидел в зеркале свой истинный, до ужаса истощенный облик.

Умолчал я только об отношениях с Кей. Кое-что я вынужден был приукрасить, но так было даже лучше. Родители тут ни при чем, однако некие силы потустороннего мира воздадут по заслугам тому, кто пытается меня с ними разлучить. Я не был уверен, стоило об этом говорить или нет, но у родителей был такой вид, словно их обманули.

Закончив рассказ, я еще раз поклонился им, едва не касаясь лбом пола.

Родители молчали.

На подушке валялись разбросанные карты.

Я не мог поднять на родителей взгляд. Опять возникло предчувствие: взгляну я на них, а передо мною — жуткие монстры. Я вздрогнул.

— Вот как... — тихо произнес отец.

— Да уж... — Голос матери сделался грустным. — Я так и знала, что долго это не продлится.

Но даже теперь мне хотелось исчезнуть, не поднимая головы.

— Делать нечего, — сказал отец.

— Да. Недолго это длилось, но ты даже не представляешь, как мы счастливы: столько теперь будет воспоминаний...

— Ну что, пошли?

— Куда? — Я невольно взглянул на отца.