Радиоуправляемые машинки... нет, это не она.
Глава 5
В двенадцатом часу я поймал на Международной улице такси.
Они вышли меня проводить.
— Приезжай еще.
— Нет, правда приезжай.
Как будто родители на станции провожают уезжающего в Токио деревенского парня. Расставаться было грустно.
— Давно не виделся с родными, — сказал я таксисту, но тот ничего не ответил. — Хорошо-то как!
С ними я тоже немного всплакнул. Поддался-таки настроению. Пожалуй, мужчина подумал, что я пьян. И это правда — я был пьян. За пивом пошло в ход виски. Приятные слезы.
«Как хорошо, — говорил я себе, — встретить родных после долгой разлуки».
Однако те двое — никакая не родня мне. Пока мы были вместе, я едва сдерживался, чтобы не спросить, чуть ли рукой рот не прикрывал: «Вы что, действительно мои родители? »
Супруги тридцати с небольшим не могут быть родителями сорокасемилетнего, нет — уже сорокавосьмилетнего человека. Однако с ними я ощущал себя ребенком. Правда, ребенку виски пить нельзя — развязался язык, а один раз даже сорвалось:
— Отец.
Мужчина ответил мне, как ребенку:
— Чего тебе?
— Постели вон то полотенце. Уронишь ведь.
— Какая разница, сколько я выпил? Чтобы я-то да гребешка уронил?
Женщина держала себя совсем как мать:
— Смотри, уронил! А я ведь тебе говорила — уронишь.
Я вспоминал и повторял про себя их реплики, сидя на заднем сиденье такси.
«Смотри, уронил! А я ведь говорила тебе — уронишь!» «Приезжай еще...» «Нет, правда приезжай...» «Где, говоришь, работаешь? На телевидении? Молодец. Вот это голова! »
Нет, мама, голова у меня обычная, никакой я не молодец и уныло живу совсем один.
«Приезжай еще...» «Нет, правда приезжай...»
Тут не выдержал таксист:
— Хватит уже нюни распускать. Не то высажу — надоело уже слушать.
Мне было все равно, но пешком идти не хотелось, и я замолчал, хотя их голоса еще звучали в ушах.
Сверкали ночные фонари, и даже цвета светофоров казались необыкновенными.
На следующий день с похмелья все это мне показалось невероятным. Словно я пьяным завалился на какую-то скамейку и увидел все это во сне. Однако в глубине души что-то доброе осталось.
Пора было возвращаться к реальности.
Начиналась подготовка к новому телесериалу, и мы втроем с продюсером и режиссером на четыре дня окунулись в мир бильярда и тенниса. В основу сериала легла набиравшая популярность тема бильярда, но чтобы хоть как-то разбавить сплошные сцены в интерьерах, продюсеру пришла в голову мысль вставить светлые натурные планы. Так у нас появился теннис. Мое мнение при этом никого не интересовало. Количество мыльных опер сократилось, а терять этот многосерийный заказ не хотелось.
Вечером четвертого дня я попрощался в баре городка Рюдо со съемочной группой и в начале одиннадцатого вернулся домой.
Я пообещал за два дня придумать героям имена, набросать основную сюжетную линию и мои предложения, как можно повысить рейтинг сериала.
Включил кондиционер, принял душ.
Вытираясь, прослушал автоответчик. Сообщили, что от меня ушла сценарная разработка одного двухчасового фильма. Затем раздался голос молодого актера: «Извини-ите за все, что было. Я женю-усь на Ари. Захоте-елось семейного счастья. Ари предлагает сыграть свадьбу где-то в ноя-абре на Фиджи. Сэнсэй, приезжа-айте. Отпразднуем вместе».
Я у него ничего не преподавал — просто у молодых актеров так принято обращаться к сценаристам. Начни их поправлять, будут считать, что я важничаю. «Отпразднуем вместе» — какая-то чудная учтивость. Или вся молодежь так говорит?
Затем я услышал женский голос.
«Это Фудзино с третьего этажа. Просто захотелось позвонить. Простите».
От кондиционера мне вдруг стало холодно. Я сходил в спальню за пижамой.
Звонок от человека, о котором я уже начал было забывать. А всего каких-то десять дней назад всматривался под дождем в ее окно.
Затем поехал в Асакуса.
Предположим, то, что я там... не знаю, можно ли так сказать... испытал — полупьяная иллюзия. Но тот вечер произвел на меня такое мощное впечатление, что все до него кажется жуткой древностью.
Нет, не так... Уже тот вечер в Асакуса для меня — древность. За четыре дня работы отдалилось все, что было прежде. Голова занята одной работой — вымышленной историей, которую мне предстояло написать.
Или женщина все это время ждала моего приглашения сходить куда-нибудь выпить? Или ей страшно в безлюдном здании по ночам?
Все это так — с тех пор ничего не изменилось. У меня самого в ушах звенела безмолвность этой бетонной глыбы.
Однако сейчас я напрочь забыл об этой странной тишине. Все помыслы мои устремились к первой серьезной работе после развода.
Интересно, почему?
Верно, Асакуса. Тем вечером депрессия моя куда-то испарилась. Те двое — они меня вызволили из мрака одиночества.
И спустя каких-то пять дней они кажутся мне древностью. Что я такое несу?
Мне показалось, что я забыл о родителях, и я корил себя, как ребенка, который думает только о собственной жизни.
Как я живу, если вдуматься? Реагирую на беспрерывную вереницу событий, они волнуют меня какое-то время, но не откладываются в душе, а улетают куда-то далеко-далеко. Я опять и опять каждый день встречаю новый день, но не взрослею. А когда прихожу в себя — старость уже на пороге.
Что заставило меня спустя всего несколько дней едва не забыть о тех событиях, будто они для меня ничего не значили.
Та пара, удивительно похожая на умерших родителей, приняла меня, приласкала и радовалась мне — как это могут сделать только отец или мать.
Разве нормальный человек будет пытаться выяснить, где грань иллюзии?
Я считал себя человеком практичным, и меня переполняло желание немедленно поехать в Асакуса и постучаться к ним в дверь.
Затем я взял себя в руки. То есть попытался. Безмозглый сценаристишка! Ехать в Асакуса уже поздно. Сколько, ты думаешь, сейчас времени? Конечно, забавная история, но не настолько, чтобы немедленно ехать что-то проверять.
Сейчас самое время решить, что делать со звонком этой женщины.
Сам обещал. Как-нибудь вместе выпить, поговорить. Взяв трубку, я понял, что не знаю ее номера. Поискал в справочнике фамилию Фудзино с адресом нашего дома. Вот, есть — с именем Кацура.
На третьем гудке она подняла трубку.
— Квартира Фудзино. — Голос спокойный.
— Это Харада с седьмого этажа.
— Добрый вечер.
— Извините, что так поздно.
— Что, выпьем?
— А ничего?
— Сегодня суббота. Я зайду через десять, даже нет — через пять минут. — Голос у нее богатый. Нет, она не трясется по ночам от страха.
Я собирался подать руку уставшей от одиночества женщине и был несколько разочарован. Но все-таки лучше, если бы она пришла мрачная. Так, сегодня у нас суббота. Когда не показывают мои сериалы, я начинаю путаться в днях недели.
— Кей, — сказала женщина.
Она присела на диван, открыла пластмассовую коробку, которую принесла с собой. Внутри — нож и несколько ломтиков сыра.
— По документам я Кацура. Только «фудзи», «но» да еще и «кацура»[10] — сплошная ботаника. Поэтому я — Кей. Как английская «К».
— Сколько сортов сыра у вас...
— Ем ломтиками, поэтому всего осталось понемногу.
— Можно мне вон того, с черной плесенью?
— Серьезно? — с удивлением глянула она.
— А что?
— Многие морщатся.
— Тогда мне ломтик.
— На самом деле это гадание на сыре. Вижу человека по тому, что он выберет.
— И что вам говорит ломтик с черной плесенью?
— Пока молодой.
— А что, без сыра не видно?
— Видно. И судя по лицу — моложавый. Некоторым подросткам ничего не нужно, кроме «Юкидзируси»[11].
— Выходит, они — старики.
— Выходит.