Над городом стоят чёрные дымовые тучи. Беспрерывно грохочет тяжёлая артиллерия. Подходит уже вечер, а бойцы ещё не обедали. Все ослабели от бессонных ночей, лица потемнели от дыма и пыли. После чтения первомайского приказа товарища Сталина раздалась чья-то команда: "Вперёд, товарищи, ползком, броском, но только вперёд, победа за нами!" Нужно было воспитать в себе необыкновенное терпение, упорство, стойкость, чтобы, несмотря на все препятствия, продвигаться здесь вперёд.

Первомайский приказ вождя мы читали под гул артиллерии, при треске пулемётов и мысленно были там – в сердце нашей Родины. В Москве – парад, а здесь мы завершаем войну.

Где-то далекая Родина, окутанная весенней зеленью, радостно встречает милый праздник. Она поднимает тост за наше здоровье, за нашу победу. Москва шлёт нам привет и благословляет на подвиг. Родина! Мы, твои сыновья, солдаты, сейчас, как никогда, скучаем по тебе, гордимся тобой. Наш солдатский тост мы поднимаем за тебя, Родина, за твою свободную жизнь, за твоё счастье, за тебя – Сталин!

Расход снарядов сегодня был очень большой. Доставлять нх к орудиям приходилось через простреливаемый перекрёсток. Из двенадцати бойцов, выделенных для доставки снарядов, восемь вышло из строя – кого ранило, кого убило. Оставшиеся бойцы не могли справиться с работой. Создалось критическое положение,.у орудий снаряды были на исходе. Это увидели иностранные, рабочие, согнанные в Берлин гитлеровцами. К командиру батареи подбежали два чеха, потом ещё два. Они предложили свою помощь. Командир .батареи сказал:

– Помогайте, союзникам разрешаю.

Чехи очень обрадовались, вместе с нашими бойцами они стали перетаскивать снаряды через опасный перекрёсток.

Артиллеристы повеселели, снова часто загремели выстрелы орудий.

Не могу сказать, на какой улице это произошло, так как все немецкие этикетки с надписями были здесь сбиты или погребены под развалинами. Я лежал у груды горячих, дымящихся кирпичей вместе с командиром роты капитаном Батиным. Искры с горящих домов сыпались нам на головы и обжигали нас. Пот лился с наших лиц, которые мы давно не умывали. Капитан был неузнаваем. Это результат многих бессонных ночей. Я посмотрел ему в глаза, и мне захотелось обнять и поцеловать его, как отца родного в трудную минуту жизни. Он заметил мой взгляд, улыбнулся и сказал:

– Мы воюем, как одна семья. – Потом он поднялся и крикнул: – Вперёд, за мной!

И мы побежали за ним, несмотря на яростный огонь противника. Вечером, после боя мы опять были вместе с капитаном и вместе с ним праздновали великий праздник Первое Мая.

Мы хорошо запомнили напутственные слова командира батальона: "Нам выпало счастье быть участниками завершающих боёв… Я уверен, что водрузим наше знамя над рейхстагом".

Уже позади Ландвер-канал, по полуразрушенному мосту которого мы вручную тащили наши орудия в сплошной завесе пыли, поднявшейся от рушившихся зданий. Пехотинцы, которым мы приданы, движутся впереди. Они форсировали канал, не дожидаясь конца артподготовки. Откуда-то бьёт пулемёт, и мне доносят, что пехота приостановилась. Надо скорее расчистить путь, но как в этой пыли, которая стеной стоит, найти огневую точку? Делаем остановку, посылаем разведчиков. Я чувствую, как мои бойцы волнуются, и понимаю почему, – они боятся, что этот проклятый пулемёт задержит нас и наш батальон опередят другие.

Наконец, наш лучший разведчик, он же и связист, Карымов, нырнувший в эту плотную массу пыли, вернулся и примерно определил, откуда ведётся огонь. Решаем для большей верности подтянуть орудие ближе к цели. Слышится взволнованный голос командира орудия старшего сержанта Петрочука: "За мной, к рейхстагу!" И гвардейцы тащат пушки прямо навстречу потоку пуль. Секунды, предшествовавшие выстрелу, казались часами. Выстрел…

– Мазила, с тобой рейхстага не возьмёшь, – ругает Петрочук наводчика.

– Нет, возьмём, – чуть не плача от обиды, отвечает наводчик. И действительно, после второго выстрела пулемёт замолчал. Тотчас же позади наших пушек раздалось "ура" – это наши пехотинцы бросились в атаку. Оказалось, что в погоне за вражеским пулемётом мы опередили пехоту.

Задача выполнена, огневые точки уничтожены, пехотинцы сломили сопротивление врага, и рейхстаг теперь совсем близко. Но когда мы подошли к зданию, на крыше уже развевалось красное знамя. Его, как мы потом узнали, водрузили товарищи, подходившие к рейхстагу с севера.

– Не успели! – с горечью сказал Штрочук. – Эх, вы! – обрушился он на свой ни в чём не повинный расчёт.

Едва удалось мне успокоить ребят, до того они огорчены были, что их опередили. Да и самому мне было досадно.

Когда к рейхстагу подходили, не одну линию прокладывали, а целых три. Одна сгорит – другая работает. На другой повреждение – третья готова.

Подошли к рейхстагу, все просят: "Пошли меня тянуть связь в рейхстаг". Все первыми хотят быть. И тут, конечно, Коруленко и Примак своего добились и опять первыми были. Немцы обстреливали и с тыла и с фланга, а нам нужно было всего 200 метров пробежать. Пустили дымовую завесу, но сильный ветер разогнал наш дым, и с левого фланга немцы открыли стрельбу. Поранило двух наших славных героев – сержанта Селиванова, который лучше всех действовал на Шпрее, и красноармейца Шульгу. Всё же с наступлением темноты мы прорвались и протянули провод в рейхстаг.