Но и во время этих боёв, происходивших на аэродроме, боевая лётная работа не прекращалась. Попрежнему самолёты уходили на выполнение боевого задания, возвращаясь, садились на аэродром, на окраинах которого велись ожесточённые схватки. Был день, когда положение на окраине леса стало таким напряжённым, что пришлось вызвать на помощь комендантскую роту из Ютербога. В другой раз, в тяжёлый момент наземного боя, нас выручили две самоходки, случайно проходившие в районе аэродрома. Расстреливая врага в упор, они решили исход схватки.

Невзирая на ухудшившуюся погоду – туман, дожди, мы продолжали штурмовать врага в лесу, рядом с аэродромом. Чем интенсивнее происходили эти штурмовки, тем меньше попыток прорыва на аэродром делали немцы. Наконец, в последних числах апреля окружённые немецкие части, энергично теснимые нашими войсками со всех сторон, стали группами выходить из леса и сдаваться в плен. Окружённая группировка немцев была полностью ликвидирована. Самолёты нашего соединения, по заявлению командира пехотного корпуса, уничтожили около 8000 немецких солдат, десятки машин и много вооружения. На аэродроме воцарилось то относительное спокойствие, какое может быть на боевом аэродроме вблизи переднего края.

Всё время до нас доносилась оглушительная канонада с севера, где армии 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов стальным кольцом сжимали центр фашистского логова. Высокое напряжение владело в эти дни нашими лётчиками. Все рвались в бой – в дымное небо Берлина.

Каждый день приносил нам радостные вести о доблестной работе сталинских соколов. Так, например, старший лейтенант Сухов и Герой Советского Союза старший лейтенант Бондаренко, во главе двух четвёрок наших самолётов, ведя бой над переправой через Шпрее, встретились с двадцатью вражескими самолётами. В результате боя около станции наведения упало девять фашистских самолётов, а остальные удрали. Наша группа и танки на переправе потерь не имели.

Особенно порадовал меня необычайно красивый боа, проведённый младшим лейтенантом Берёзкиным южнее Берлина: он один принял бой против двенадцати "Фокке-Вульфов-190" и сбил трёх из них. Это был результат умелого использования облаков и ряда ловких маневров.

Несколько замечательных воздушных побед одержал в эти дни прославленный асе Дмитрий Глинка, летавший на Берлин, а затем и в район Дрездена, где мы прикрывали переправу через Эльбу.

Мне вместе с моим напарником Голубевым также довелось побывать и над Эльбой, и над Берлином.

В облаках дыма, поднимавшегося к зениту над Берлином, можно было встретить в эти дни сотни наших самолётов. Советские лётчики полностью господствовали в воздухе. Группы "мессершмиттов" и "фокке-вульфов", которые нам приходилось встречать, почти всегда удирали, не принимая боя.

Войска 1-го Белорусского фронта с востока, севера, северо-запада и юго-востока, а войска 1-го Украинского фронта с юга и юго-запада пробивались к центру Берлина – к рейхстагу, ведя упорные бои за кождый квартал, за каждый дом. По мере приближения к центру города напряжение боёв возрастало. Наибольшего ожесточения бои достигли, когда войска генерал-полковника Берзарина вышли к центральной площади Берлина – Александерплац. войска генерал-полковника Кузнецова достигли северных подступов укреплённого района рейхстага, войска генерал-полковника Чуйкова и танки генерал-полковника танковых войск Катукова форсировали Ландвер-канал, а в южном и юго-западном районах Берлина вели бои танки генерал-полковника танковых войск Рыбалко, двигавшиеся навстречу танкистам генерал-полковника танковых войск Богданова, наступавшим с севера.

Войска 1-го Белорусского фронта с востока, севера, северо-запада и юго-востока, а войска 1-го Украинского фронта с юга и юго-запада пробивались к центру Берлина – к рейхстагу, ведя упорные бои за каждый квартал, за каждый дом. По мере приближения к центру города напряжение боёв возрастало. Наибольшего ожесточения бои достигли, когда войска генерал-полковника Берзарина вышли к центральной площади Берлина – Александерплац, войска генерал-полковника Кузнецова достигли северных подступов укреплённого района рейхстага, войска генерал-полковника Чуйкова и танки генерал-полковника танковых войск Катукова форсировали Ландвер-канал, а в южном и юго-западном районах Берлина вели бои танки генерал-полковника танковых войск Рыбалко, двигавшиеся навстречу танкистам генерал-полковника танковых войск Богданова, наступавшим с севера.

Наше воздухоплавательное подразделение было придано гвардейской артиллерийской части. Вместе с этой бригадой мы шли с Одера, чтобы направлять огонь пушек по Берлину.

Аэростат быстрее и легче вести в воздухе на 75-метровом тросе автолебёдки, но в целях маскировки мы вели его на руках до самого Берлина. На отдых останавливались редко, спать приходилось по два-три часа в сутки. Достигнув назначенного пункта, мы немедленно получали приказание продвигаться вперёд. Шли только по просёлкам.

Ноги бойцов вязли в сырой почве. Ветер рвал из рук большой аэростат. Машины, нагружённые воздухоплавательным имуществом, застревали в грязи. Бойцы подпирали их, вытаскивали на твёрдую землю, и подразделение продолжало двигаться дальше.

Боевой расчёт аэростата не чувствовал усталости. Берлин, о котором мы с ненавистью думали в тяжёлые дни под Москвой, под Великими Луками, под Варшавой и в Лодзи, – этот город, казавшийся раньше таким далёким, был теперь перед нами. И каждый из нас напрягал все силы. Мы знали, что эта битва будет последней.

25 апреля подразделение вступило в предместье Берлина – Фридрихс-хаген. Здесь у переправы через Шпрее скопилась большая масса техники, движущейся на Берлин. Грохочут по мостовой танки, гудят моторы грузовых автомашин, тяжело нагружённых боеприпасами и вооружением; проходят установки гвардейских миномётов, с которых уже сброшены брезентовые чехлы; ползут тягачи, таща за собой мощные орудия крупнокалиберной артиллерии; среди тяжёлых машин ловко снуют виллисы, легковые машины генералов; колонны пехотинцев беспрерывными потоками идут к переправе.

Мы поражаемся количеству и разнообразию техники, брошенной на штурм Берлина.

Между машин пробиваются беженцы-немцы и освобождённые из немецкого рабства русские, французы, итальянцы, чехи. На рукавах проходящих можно увидеть самые разнообразные повязки, почти всех национальных цветов Европы. С белыми повязками, знаком капитуляции, идут хмурые и подавленные немцы со своими велосипедами, чемоданами, детскими колясками. Тут же оживлённо балагурят французы, весело блестят глазами смуглые сухощавые итальянцы, хохочут русские девчата – они радуются своему освобождению из немецкого рабства, радуются тому, что, наконец-то, снова попали в среду своих, русских.

И вот мы в Берлине. Серые дома, похожие на каменные коробки, смотрят на нас битыми стёклами окон, из которых выставлены белые флаги. Угрюмые цивильные немцы вылезают из своих подвалов и ничего не выражающим взглядом смотрят на наш аэростат. На стенах домов еще сохранились фашистские лозунги. У разрушенных зданий среди груд кирпича и камней застряли разбитые немецкие танки, орудия и автомашины, рядом – трупы немецких солдат. Наши батареи прямо с улиц бьют по центру города. Гудят машины, грохочут танки, с шумом проносятся самолёты над крышами.

К полудню аэростат прибыл в назначенный пункт – парк Кернера. Капитан Грамотеев не ошибся. Он выбрал очень удобное место для работы и стоянки аэростата: парк расположен в низине, его прикрывают бетонированные стены – здесь можно надёжно скрыть аэростат.

Расчёт выстраивается. Капитан Грамотеев ставит ему боевую задачу.