Небо кроет грустью серою

Над моею головой,

И зачем все в Бога верую

Я, оставленный тобой?

И за что мне в наказание

Белый цвет венчальной лжи?

Как же быстро для заклания

В сердце точатся ножи.

Как же быстро все проходит-то,

Будто поезд – под откос,

И душа моя распорота

Враз на тысячи полос.

Их не сшить уже иголкою,

Ведь суровой будет нить,

А любовь уж слишком колкая,

Чтоб взахлеб не загрустить.

Я – босой в колючем вереске,

Где роса – живой хрусталь,

Сердце разбивают вдребезги,

Если прошлого не жаль.

Раз не жалко недопетого,

Бьют изменой по губам,

И я пью до дна от этого

Спирт с печалью пополам.

Но звезда, как рюмка белая,

Вдруг пробьет тоски покров,

Чтоб не зря я в Бога веровал,

Чтоб к любви я был готов.

Бог у нас прощает всех,

Дьявол ищет лучших,

И на мне тяжелый грех —

Я пошел в кликуши.

И теперь врагов своих

В злости выкликаю,

Оттого недобрый стих

Не читаю – лаю.

Оттого мои зрачки

На прицел похожи,

Чтобы души рвать в клочки

Под дубленой кожей.

Я друзей не узнаю —

Смотрят исподлобья,

Не хватает мест в раю,

Хватит под надгробьем.

А враги похожи все —

На одну душонку,

Мне желают крепко сесть

На блатную шконку.

Мне на славу наплевать,

На мошну – тем более,

Эх ты, в Бога душу мать,

Как в тюрьме – на воле.

Не лосьоном, тиной с ржой

Ваши пахнут души,

Вот с того-то всем чужой

Я пошел в кликуши.

Ну да, бывал и я не прав,

Но сколько можно, сколько можно

Меня и мною же поправ,

Так не любить неосторожно.

Ведь я когда-нибудь вернусь,

Но без тебя в сожженном сердце,

И вдрызг сиреневая Русь

Мне даст возможность отогреться.

А ты, а ты – звенеть едва ль,

Так сможешь не в моих объятьях,

Но так уже не жжет печаль

И веселит твое проклятье.

Да что мне порча, что мне сглаз,

Когда вдруг песня разольется,

Что так рекой раздвинет нас

И охладит водой с колодца.

Я так один теперь, что мне

Ничьей погибели не надо,

И зря приходишь ты во сне

Под белый саван снегопада.

Я посмотрю окрест себя

Еще не блеклыми глазами

И Русь, по-прежнему любя,

Меня согреет голосами.

И я, вдыхая грусть полей,

С тобой расстанусь наконец-то,

Которой пел в зените дней,

Но от которой не согреться.

И пусть я был не прав с тобой,

Но мне милей теперь свобода,

И глаз рассвета голубой,

И песни русского народа.

Душа, как география, – без края,

У нас коль любят – любят до креста,

А коли рубят – щеп не разбирая,

Такие православные места.

Уж ежели зима – чтоб все замерзло,

Уж ежели война – себя на дзот,

И песня – до слезы, разрыва горла,

Да вот другой сейчас пошел народ.

Когда в народе нет идеи гордой,

То и народа нет, а то, что есть —

Довольствием накаченные морды,

Живущие, чтоб не кормить, а есть.

Поэты раньше дрались на дуэли,

Свинец – он явно ямба тяжелей,

А нынешние как-то обмелели,

На середине совести своей.

А женщины, презрев мужскую похоть,

Что смысл бытия дает блядям,

Все отдавали, если мужу плохо,

Развесив бриллианты по сердцам.

И раньше всех встречали по одежке,

А ныне провожают по деньгам,

Но за какие-то алмазные сережки

Не купишь долгой верности у дам.

И предки наши, бравшие вершины,

Печально смотрят, верно, вниз, на нас,

На поколение, чье знамя – середина,

Где самый средний в мире средний класс.

Я так люблю людей неосторожных,

Что прут всегда талантом на таран,

А эти – «как же», «что вы», «разве можно» —

Бездарность все с холопством пополам.

Нет, не бывает в середине чести,

Как в чести пользы не бывало встарь,

И спотыкаются они на ровном месте,

Раз душ не зажигается фонарь.

Пусть губят океанские глубины,

Раз утонуть судили в небесах,

Вот оттого я презираю середины,

Что там мельчают русские в сердцах.