Ужель виновник я народного восстанья,
Ужель своих вождей чернь ставит над царем,
Царем, что избегал суровых наказаний,
И был рожден в день Иова-страдальца.
В годину тяжких испытаний преступен бунт вдвойне.
Не время для разбора и шатаний,
Когда забрезжил перелом в войне.
О предки! Вы в правленье славном
Пролили море крови – холопьей и боярской
Во властолюбье жадном,
Ужель силен лишь страхом царь?
Я ж не наказывал жестоко,
Россию я не усмирял,
Ужели так угодно Богу,
Чтоб я державу потерял?
Тут впору вспомнить «Годунова»:
«Кто ни умрет, я всех убийца тайный»,
Но совесть государя вашего – чиста,
И нету мальчиков кровавых,
И не тошнит, и голова – ясна.
Но правда и другое – «милости не чувствует народ».
И вправду, шапка Мономаха – тяжела.
Неужто мне не донести?
Я Думу дал российскому народу, но ненадолго
Воцарился в государстве мир.
Неужто нет конца уступкам,
Как нет конца амбициям людей,
Которые народ российский представляют?
Ну почему, Россия, ты – всегда
Врагу – трофей, своим – добыча?
И, получив добычу, развалив, расстроив управленье,
Они же первые умоют руки – простой отставкой.
И некому спросить.
Ведь назначали из своих, свои и для своих.
И через век так будет…
Такие люди связаны порукой крепче, чем ребенок пуповиной.
Что с ними станет, если царь не сможет боле
Державно управлять теченьем дел?
Кто будет армии и флота во главе?
Кто их в конце концов рассудит,
Какой свободы хочешь ты, народ российский,
Какую участь ты готовишь и себе и мне?
Инстинкты низкие и разум низкий,
Обман и трусость ныне на коне.
Ужель мне трон велик, ужель не в силах
Ни Алексеев, ни войска на что-то повлиять?
Но где же Рузский? Как невыносимо
Сидеть и милости холопов ждать.
Но если Рузский прав? И Алексеев говорит о том же.
Сбить недовольство, успокоить…
Ах, Боже мой, но как там Аликс? Дети?
Что скажет государыня, когда узнает?
Кто может мне помочь принять решенье,
Которое так круто все изменит? Не будет более
Державного монарха. Такого на Руси еще не знали,
Но, может, это правда выход? Спасти семью и Родину
Готов любыми я путями. Что эта власть – лишь бремя,
Особенно в годину войн и бурь.
Но не от войн пришло на Русь лихое время,
А забродила в русских душах хмурь.
Я поступаюсь бременем во имя мира.
Видать, так хочет Бог, что тут поделать…