Рурк протянул руки, и экономка с гордостью передала ему вопившего малыша. Сердце Саммер сжалось от страха при виде лица мужа. Лица собственника, заполучившего наконец желанный приз.

Рурк поднял голову и взглядом велел миссис Бишоп удалиться. Та мгновенно исчезла.

– Моя крошка, – прошептала Саммер, изнемогая от любви к этому беспомощному созданию. Услышав материнский голос, Райан потянулся к ней и заревел еще громче и требовательнее. Саммер поняла, что настало время выпроводить Рурка и спокойно покормить сына.

– Уже поздно, – извиняющимся тоном объяснила она. – Надеюсь, ты понимаешь, Рурк?

Все еще не выпуская малыша, он пристально уставился на ее груди, вздымавшиеся над глубоким вырезом тугого корсажа. Под его взглядом мокрые пятна стали быстро расползаться.

– Я прекрасно понимаю, – хрипло обронил он.

Саммер покраснела и, взяв у него ребенка, решительно сказала:

– Как видишь, мне нужно срочно его покормить. Полагаю, вы уже насмотрелись досыта, сэр, и готовы удалиться?

– Нет, – тихо пробормотал он, – я хочу быть рядом… и никогда… никогда не смогу наглядеться.

Груди распирало так, что Саммер не знала, куда деваться. Поняв, что Рурк не отступит, она унесла Райана в гостиную, села в кресло-качалку и, отвернувшись от мужа, приложила мальчика к груди. Тот недовольно закряхтел, словно боясь, что его лишили живительного источника, но тут же, крепко вцепившись пальчиками в набухший молоком холмик, удовлетворенно зачмокал.

Рурк благоговейно взирал на самых дорогих ему существ. Никогда доселе он не испытывал такой потребности уберечь, защитить и лелеять. Он хотел их обоих и теперь наконец нашел самый верный способ получить желаемое. Если он похитит сына, мать пойдет за своим ребенком на край света.

– Рурк, умоляю, живи своей жизнью и забудь о нас, – тихо попросила она.

– Пока малыш не подрос, его место в объятиях матери, но позже я заберу его, Саммер. Не позволю, чтобы мой сын рос в Лондоне, этом рассаднике греха и порока. Он должен жить в Хелфорд-Холле, и ты это знаешь не хуже меня!

Слезы навернулись на глаза Саммер, но она вызывающе вскинула голову. Противники мерили друг друга упрямыми взглядами. Ни один не хотел уступить. Саммер отвернулась первой. Ни за что на свете она не желала бы причинить вред своему драгоценному дитяти! Уж лучше отдать его без борьбы!

Но тут Рурк нежно коснулся ее плеча.

– Прости, любимая, иногда я сам не знаю, что творю. Поверь, больше я не потревожу тебя, – грустно выдохнул он.

В жизни Саммер настал тот период, когда самым важным казалось познать себя и укротить свои душевные порывы. С того рокового дня, когда она впервые попала в Лондон и встретилась с лордом Хелфордом, жизнь ее уподобилась бушующему штормящему морю. Страсть уносила ее на своих огненных крыльях, но когда муж безжалостно отверг ее, обида и боль бросили Саммер в объятия Рори. Она совершила смертный грех, отдаваясь родным братьям, пока наконец не забеременела, сама не зная от кого.

Но теперь она не подпускала к себе ни одного мужчину, и ее совесть была чиста. Какое счастье сознавать, что больше она не служит игрушкой в их руках! Отныне она любила лишь одного человека на свете – маленького Райана. Он единственный стал смыслом ее существования. Теперь она может навсегда избавиться от призрака любви к Рурку Хелфорду и жить в мире и согласии с собой.

Однако ее спокойствие вскоре было нарушено самым грубым образом. Граф Бристол пригласил Саммер в театр «Ройял» на Друри-лейн, где давали пьесу знаменитого драматурга Бена Джонсона «Вольпоне». Все общество только и говорило что о спектакле, и Саммер оделась с величайшей тщательностью, зная, что дамы в зале будут блистать красотой и нарядами. Она выбрала дорогое, изящное черное платье, на фоне которого сверкали кровавыми каплями рубины, и уложила волосы в элегантную строгую прическу.

Сидя в ложе, она с удивлением ловила на себе завистливые женские взгляды, но вскоре сообразила, что причиной всему, должно быть, ее красавец кавалер. Любая отдала бы все на свете за право появиться в театре с графом Бристолом. Ей и самой нравился Джордж. За последнее время они подружились, в основном потому, что Саммер не была ни в малейшей степени очарована его внешностью и титулом. Она вообще предпочитала более мужественные лица.

Граф спросил, удобно ли ей, и Саммер, наградив его ослепительной улыбкой, скинула с плеч палантин из серебристой лисы и устремила взор на королевскую ложу. Оказалось, что король уже прибыл. Саммер усмехнулась, заметив, что на этот раз его сопровождают и Барбара Каслмейн, и Франсис Стюарт. Барбара выглядела поистине царственно в пурпурном туалете: вероятно, она выбрала этот цвет, желая подчеркнуть свои тесные связи с королевским домом. Она была буквально обвешана бриллиантами, испускавшими ослепительно-радужное сияние, и Саммер невольно восхитилась этой неукротимой женщиной. Барбара снова была беременна королевским бастардом и, по мнению Саммер, честно заслужила свои драгоценности. Взгляд Саммер упал на Франсис Стюарт, и она, как всегда, задалась вопросом, что нашел Карл в этой бледной тощей девице. Как такой повеса и ценитель женской красоты увлекся этой снулой рыбой? Плоскую грудь Франсис украшала скромная ниточка жемчуга, платье сидело неважно, редкие волосы уложены в тощие букольки.

Саммер почувствовала было жалость к человеку, который разрывается между двумя женщинами, но тут же пришла в себя и насмешливо тряхнула головой. В конце концов, Карла, как всякого стареющего распутника, неудержимо влечет насладиться юностью и невинностью.

Презрительно скривив губы, она уже хотела поделиться своим открытием с графом, но случайно перевела взгляд на соседнюю ложу и громко ахнула.

– Что случилось, дорогая? – осведомился Джордж, видя ее расстроенное лицо.

– Хелфорд! Привел в театр девчонку, которая ему в дочери годится!

Ревность вонзила ей в сердце ядовитое жало с такой силой, что Саммер задохнулась.

Джордж весело хмыкнул, и Саммер наградила его негодующим взглядом.

– Собственно говоря, это моя дочь.

Саммер стало плохо.

– Ваша дочь? – выдавила она.

– Джорджи. Она впервые в Лондоне, и Рурк взял ее под свое крылышко, чтобы уберечь от охотников за приданым, – невозмутимо добавил граф.

– Джорджи? – откликнулась она с неприкрытым отвращением. Тошнота подступала к горлу, внутри все горело. Внезапная боль пронзила Саммер, и она с ужасом поняла, что это разрывается ее сердце. Она судорожно глотала воздух, не в силах глубоко вдохнуть. Взгляд лихорадочно метался между двумя ложами. И король, и Хелфорд, улыбаясь, о чем-то беседовали с девушками, и она заметила, что Карл ласкает колено Франсис. Два сапога пара! Горошины из одного и того же гнусного стручка! Развратники! Греховодники! Нет, это просто невыносимо!

Саммер была вне себя от бешенства. Господи, в глазах двора это должно выглядеть так, словно граф и Хелфорд поменялись женщинами! Однако с лица Бристола не сходило самодовольное выражение, словно все шло по заранее обдуманному плану. Ему плевать, что мир Саммер только что рухнул, разбился на мелкие осколки!

Она почти не поняла содержания шедевра Бена Джонсона и нетерпеливо играла веером в ожидании антракта. Актеры бубнили текст так уныло, что ей хотелось закричать. Наконец бархатный занавес опустился, и публика горячо зааплодировала. Саммер присоединилась к зрителям, обрадованная, что проклятая пьеса скоро закончится.

Джордж галантно подал руку Саммер и вывел из ложи. Публика прогуливалась по фойе, где подавали вино. Не прошло и минуты, как они столкнулись лицом к лицу с Рурком и Джорджи. Ох, ну почему ей пришло в голову надеть черное платье, в котором лицо кажется желтым, а сама она похожа на старую ворону? Прическа, которую она считала верхом элегантности, теперь казалась уродливой.

На дочери Дигби было светло-голубое платье, и Саммер подумала, что белокурые локоны, ниспадавшие на плечи, напоминают противные толстые колбаски.