Наши войска зацепились за левый берег Западной Двины в районе Дисны, где имеется автомобильный мост через реку, и у поляков есть огромное желание ликвидировать плацдарм и на плечах красноармейцев прорваться на северо-восточный берег реки. Вот и перебросили по железной дороге целый танковый батальон поближе к месту удара. Не польский, а французский, если судить по трёхцветным кругам на броне. Причём, вооружённый какими-то новыми танками, если верить сведениям подпольщиков. На вид — немного крупнее «Сомуа С-35», и танковое орудие — не 47 миллиметров, а «трёхдюймовка» с «длинным» стволом. Насколько длинным, неизвестно: вряд ли у подпольщиков была возможность померить эту длину.

Что ж, вполне ожидаемо, что французские инженеры, столкнувшись на фронте сначала с итальянскими машинами, построенными по немецкому проекту, а потом и получив от польских союзников информацию о советской новейшей бронетехнике, не прекратили разрабатывать новинки, имеющие лучшие характеристики, чем у имевшихся у них доселе на вооружении бронированных машин. Их лёгкие, но имеющие неплохое бронирование, танки оказались малопригодными даже для борьбы с нашими «тридцатьчетвёрками», хотя и легко побеждают в бою устаревшие БТ и Т-26. Тяжёлые «Шар Б-1» плохо подходят для болотистой местности Белоруссии, а «кавалерийские» «Сомуа», хоть и относительно неплохи, но фугасного действия снарядов 47-миллиметровки (как и на целый сантиметр более тонких пушек лёгких танков) недостаточно для борьбы с окопавшейся пехотой. Так что вполне ожидаемым было бы появление у них машин с «трёхдюймовкой».

Почему я называю «Сомуа» относительно неплохими? Да из-за их одноместной башни. Командир экипажа просто перегружен, будучи вынужден и наблюдать за обстановкой, и руководить экипажем, и заряжать орудие, и наводить его на цель. Причём, без коренной переработки конструкции боевой машины что-то улучшить в ней просто невозможно: ни дополнительного члена экипажа, наводчика, не добавить, ни более мощную пушку не установить.

Но это так, «лирическое отступление».

Короче, уничтожить колонну, которую явно планируется направить в район Дисны, с воздуха не получится: погода нелётная. Для минирования дороги, по которой она пойдёт, у партизан нет мин. Это — не считая того, что подрыв одной-двух боевых машин всего лишь задержит продвижение колонны на час-полтора и не решит проблему. Вот нам и передали приказ: организовать засаду на пути её следования, по возможности, уничтожить как можно больше вражеских боевых машин, после чего снова «залечь на дно» в лесном массиве. В лучшем случае — до советского контрудара, а в худшем — до начала прочёсывания леса карателями. Что делать дальше — командование решит.

Не знаю, что именно задержало французский танковый батальон на станции Полевачи. Партизаны говорят, что французские солдаты зачастую прибывают совершенно неподготовленными к нашим зимним условиям. Их зимняя форма годится, скорее, для нашей осени, чем для морозов. Хотя они здесь, в Белоруссии, куда слабее, чем, скажем, в Подмосковье или, тем более, на Урале, где мы осваивали Т-55. Может, ждали поступления более тёплой одежды, а может, занимались проверкой боевых машин после переброски через всю Европу. Но, как я уже сказал, нам пришлось ждать танковую колонну полторы ночи и полтора дня.

Сколько за это время мимо нас проехало грузовиков и подвод с боеприпасами, пополнением и горючим, сколько польских солдат промаршировало своим ходом, я сбился со счёта. Но трогать их нам запретили категорически, как бы ни чесались руки вдарить по ним хотя бы из пулемётов. Наша цель — именно танковая колонна. И вот мы её, наконец-то, дождались.

Наш «пятьдесят пятый», замаскированный на опушке, за это время успело припорошить снежком. Как и кусты, которыми мы его прикрыли от вражеских взглядов. Чтобы не нарушить «природную» маскировку, для оправления естественных надобностей пользовались только нижним эвакуационным люком. И мёрзли, поскольку не заводили двигателя.

Нет, топлива у нас достаточно. Перед отступлением от населённого пункта Прозороки, рядом со станцией Полевачи, залили почти полные баки, а, «мотаясь» по лесу, мы потратили не так уж и много солярки. Не заводили, чтобы не раскрывать засады.

Место для неё очень удобное: от нас до дороги в самом узком месте поля, отделяющего лес от неё, всего восемьсот шестьдесят метров, как «докладывает» дальномер. И открывается целый километр дороги от вески Новинки до хутора Мирончики. Поэтому план у меня следующий: подбить сначала переднюю машину, потом заднюю, и после этого крушить заблокированную вражескую технику, пока не кончатся либо она, либо снаряды.

— А вот теперь — огонь!

Дистанция плёвая, меньше километра, наводчик опытный, а колонна движется со скоростью около двадцати вёрст в час. Так что фугас «лёг» как раз в бортовой люк на моторном отделении. А «француза» даже развернуло на месте силой взрыва.

— «Ломик», — проорал я заряжающему.

Хрен его знает, какая лобовая броня у этих новинок, действительно отличающихся по форме башни и немного — обводами корпуса от «Сомуа». Вроде, тоже из категории средних танков, но если французы на лёгких применяют лобовую броню, толщиной сорок миллиметров, то могут и на средних нарастить её до всех семидесяти. Возьмёт ли такую наш фугас?

После первого выстрела — нет у нас уже никакой маскировки. Ни приваленных к машине кустов, ни припорошившего её снега. Да и вспышка от выстрела из стамиллиметрового орудия такая, что только слепой не увидит. Поэтому, пока башня доворачивается на хвост колонны, командую механику-водителю, чтобы заводил мотор. Пусть движок прогревается, пока мы ведём огонь.

«Ломик», подкалиберный бронебойный снаряд, специально предназначенный для того, чтобы пробивать летящим с очень высокой скоростью твёрдосплавным тонким сердечником даже очень мощную броню. Выстрел, и тут же на лобовом листе французской новинки вспыхивает искра: скорость снаряда на вылете из орудия — почти полтора километра в секунду, а до цели — всего километр. Судя по клочкам, разлетающимся с противоположной стороны, «ломик» прошил танк противника навылет. Но дело сделано: вперёд из-за раскорячившейся наискосок и горящей боевой машины колонне не пройти. А назад уйти мы не дадим, подбив ещё и предпоследний танк.

Кое-кто отреагировал на обстрел: либо разворачивают в нашу сторону башни, либо, встав, доворачивают весь корпус. Вспышки на дульных срезах говорят, что нас прекрасно видят. Правда, от неожиданности торопятся, плохо целятся. Только два снаряда после первого залпа ушли в рикошет от сферической башни Т-55, остальные — мимо. Главное, что у нас гусеницы, самое слабое место нашей машины, прикрыты. А корпус и башня трёхдюймовые снаряды точно выдержат.

Горят уже четыре танка в хвосте колонны. А те, что встали в её середине, пытаются съехать на поле, чтобы атаковать нас с разных направлений. На их-то узеньких «шоссейных» гусеницах? Впрочем, подползайте, подползайте поближе, если сможете, чтобы можно было без напряжения сорвать ваши башни замысловатой формы осколочно-фугасным снарядом. Или даже проломить им люк механика-водителя в почти вертикальном лобовом бронелисте. У нас их в боекомплекте намного больше, чем бронебойных «ломов».

16

Джон Смит, 24 декабря 1941 года

Большинство людей во всём цивилизованном мире готовится ко встрече Рождества, радуются приближению этого светлого праздника, а на меня накатывает депрессия. И вместо празднования возникает желание напиться рома или виски до потери чувств, как это делают вечно пьяные русские или такие же ненавистные мне ирландцы. Останавливает лишь то, что я не хочу им уподобляться.

Поводы для депрессии имеются. Мы откровенно теряем Индию. Всего неделю назад индийскими мятежниками захвачен Бомбей, один из крупнейших городов и портов «жемчужины британской короны». Причём, захвачен не внешним ударом, а в результате восстания его жителей, устроивших на улицах настоящую резню всех, кто хоть как-то связан с колониальными властями. Не помог ни обстрел из орудий британских кораблей, ни массированные налёты авиации на жилые кварталы города.