Японцы, конечно, красавчики! Надо же было так вломить «лягушатникам», решившим, что они в союзе с Великобританией могут теперь казнить и миловать любую страну мира! Можно сказать, образцово-показательно выпороли. В «Сражении близ Кракатау» Франция, по сути, лишилась двух третей своего военно-морского флота, а японцы потеряли несколько торпедных катеров, пару подводных лодок, один эсминец и меньше десятка (цифры разнятся от шести до восьми) палубных истребителей «Зеро». Ну, часть тяжёлых кораблей получила некоторые повреждения от артиллерии французских линкоров, но, как я понял, незначительные, не требующие длительного ремонта. В Париже из-за этого объявили трёхдневный траур, а в Токио — празднование.

Нет, не могли японцы, не приведя в порядок потрёпанные корабли, решиться ещё и на атаку мощнейшей американской военно-морской базы. К тому же, далековато Гавайи от Суматры, а ведь ещё и растраченные запасы топлива, авиабомб и снарядов надо пополнить, чтобы решиться на нападение на Пёрл-Харбор.

В хорошо знакомом кремлёвском кабинете (знакомом и по кинофильмам, и уже по моим предыдущим визитам сюда), кроме меня, присутствуют четверо: Хозяин, Молотов, Андреев, отвечающий за «личную тайную разведку Вождя», и Берия.

— Товарищ Бабушкин, нам хорошо известно, что в вашем мире Союз Советских Социалистических Республик через три месяца после разгрома гитлеровской Германии вступил в войну против милитаристской Японии. Насколько, по вашему мнению, эта война отвечала долгосрочным интересам Советского Союза? Можно ли было обойтись без неё?

Кхе-кхе. Неожиданно. Особенно — если знать, что в состоянии войны с Японией находятся не наши союзники по Антигитлеровской коалиции, а враги.

— Если учитывать тогдашнюю политическую обстановку, то эта война была неизбежна…

Я только раскрыл рот, чтобы развернуть тезис, как Сталин меня оборвал.

— Нам это хорошо известно: обязательства перед союзниками, стремление помочь китайским и корейским коммунистам, ликвидация плацдарма японской военщины на нашей границе, реванш за проигранную Русско-Японскую войну. Нам хотелось бы узнать, не совершили ли мы ошибку, вступив в неё? Ведь, насколько нам известно, на протяжении всех последующих десятилетий Япония из-за этого оставалась очень враждебно настроенной к Советскому Союзу и даже к… Российской Федерации.

— Никак нет, товарищ Сталин. Ошибкой это не было. Даже если абстрагироваться от политических обязательств и идеологических установок, а руководствоваться чистой экономикой, то мы вернули половину острова Сахалин с его полезными ископаемыми и получили Курильские острова с запасами редкоземельных металлов, а также морскими богатствами прилегающих вод. Насколько я помню, в водах близ так называемой Малой Курильской гряды в последние годы моего пребывания в Российской Федерации добывалось морепродуктов на сумму около четырёх миллиардов долларов в год. Это, конечно, уже не нынешние доллары, но сумма тоже немалая, — поспешил я внести ясность принявшимся оживлённо переглядываться соратникам Вождя. — Ошибки были допущены позже. Когда ради поддержания дружественных отношений с Китайской Народной Республикой ей подарили Ляодунский полуостров с городами Порт-Артур и Дальний, чем в значительной мере обесценили плоды нашей победы над Японией.

Что же касается Манчжурии и Кореи… Их освобождать тоже нужно. Вы верно подметили: данные территории являются плацдармом японской военщины у нашей границы. Миллионная Квантунская армия — это нешуточная угроза, и если её не ликвидировать, то со временем она может превратиться из потенциальной в реальную.

Враждебность же Японии к СССР на протяжении всех послевоенных лет была продиктована, в значительной мере, тем, что эта страна находилась под мощнейшим политическим и военным давлением со стороны Соединённых Штатов Америки. Практически под оккупацией части её территории. Я имею в виду американские военные базы на острове Окинава. И если нашими не станут Курильские острова и весь Сахалин, то такие же базы могут появиться на них, в непосредственной близости от наших границ. Разумеется, после поражения Японии в войне с Америкой.

— То есть, вы и эту войну считаете неизбежной?

— Так точно, товарищ Сталин. Экономические противоречия между этими странами непременно приведут к ней. Каким будет повод, предсказывать не берусь, но вы же знаете, насколько империалисты изобретательны в подобных вопросах.

— В-вы имеете в виду взрыв на рейде Гаваны к-крейсера «Мэн»?

— В настоящий момент именно этот сценарий маловероятен, поскольку японцам будет очень легко свались вину на французов или голландцев, с которыми они находятся в состоянии войны. Но вы поняли меня верно, товарищ Молотов.

— То есть, союз с Японией в войне против Франции и Великобритании нам противопоказан? — пыхнул дымом из трубки хозяин кабинета. — Потому что тогда нам скоро придётся воевать ещё и с Америкой.

— Как мне кажется, да, товарищ Сталин. Только веди Британия…

— Не находится в состоянии войны с Японией, — кивнул тот. — Не переживайте, товарищ Бабушкин. Японцы уже позаботились об этом вопросе. Сегодня утром после нового обстрела с кораблей японские войска начали высадку в порту Хайфон французского Протектората Тонкин.

— А это значит, согласно франко-британского договора, Великобритания должна будет помочь союзнику в деле посягательства на его территорию, — пояснил Вячеслав Михайлович.

— Но хватит ли у Японии солдат ещё и для этой военной операции?

— Ну, почему же их не должно хватить? — снова усмехнулся Председатель ГКО. — Вы же всего несколько минут назад упоминали миллионную Квантунскую армию. Почему они не могут немного уменьшить её численность в обмен на некоторые наши гарантии и обязательства по поставкам трофейной техники? С общими же врагами сражаемся. А ваши слова о нежелательности фиксации союзнических отношений с Японией во избежание войны ещё и с Америкой мы примем к сведению.

14

Капитан Антуан Роже, 15 декабря 1941 года

Поражение французского флота в Сражении близ Кракатау потрясло всю страну. Да, пожалуй, не только Францию, но и весь мир, вызвав у наших друзей печаль, а у врагов радость. Телеграммы соболезнования президенту Лебрену после объявления трёхдневного траура прислали главы всех наших военных союзников и ряда нейтральных государств, включая Соединённые Штаты Америки. А уж личных соболезнований от друзей и знакомых из числа польских офицеров, проходящих службу здесь, в Минске, я выслушал такое множество, что давно уже сбился со счёта.

К сожалению, эти соболезнования от поляков вызывают у меня двоякое чувство. Казалось бы, с одной стороны, вполне искренне выражают сочувствие, но следующий за этим непременный вопрос смазывает всё впечатление:

— Не откажется ли французское правительство от отправки своих войск на фронт борьбы с Россией после случившегося?

И я хорошо понимаю, почему это так беспокоит поляков. Война против большевиков оказалась не совсем такой, как планировалось. Точнее, совсем не такой. И они, и мы рассчитывали на то, что после мощных ударов в первые недели войны русские и особенно белорусские и украинские крестьяне и рабочие, насильно призванные в Красную Армию, развернут винтовки против угнетающих их большевиков. Что комиссары, в своём большинстве являющиеся евреями, станут не настраивать серую солдатскую массу на отчаянное сопротивление, а тайно помогать нам, исподволь снижать мотивацию мобилизованных, ведь им предложили такую прекрасную идею, как создание по итогам этой войны еврейского независимого государства.

Война оказалось не такой, как мы планировали. Во-первых, наша пропаганда существенно преувеличивала число евреев в институте комиссаров. Во-вторых, даже среди комиссаров-евреев оказалось намного больше фанатически верующих в коммунистические идеи, чем разумных людей. В-третьих, в мотивации русских солдат куда более важную роль играет не угнетение их большевиками, а вторжение на советские земли иностранцев. Сталин мгновенно сориентировался, и большевистская пропаганда активно спекулирует на фигурах Минина и Пожарского, изгнавших из России польских оккупантов, призывая население «поддержать героическую традицию пращуров». А с появлением на фронте французских дивизий, в пропагандистской риторике добавились ещё и отсылки ко временам нашествия Наполеона. Вплоть до того, что и эту войну они называют Отечественной, по аналогии с войной 1812 года.