Огромное спасибо Георгию Павловичу ещё и за то, что он трезво оценивал ситуацию и не прекращал работ по укреплению так называемого «Днестровского рубежа», пока красноармейцы из подчинённых ему частей продолжали сражаться на вражеской территории. Да и вообще работ по строительству оборонительных укреплений на подступах к Одессе. Теперь именно «Днестровский рубеж» станет той крепостью, на которую мы будем опираться. Изучив его укрепления (в том числе, и побывав на нём лично), я убедился в том, что противнику придётся захлебнуться в собственной крови, прежде, чем он прорвёт его.

Впрочем, я не уверен в том, что румынские и итальянские генералы окажутся настолько глупы, чтобы штурмовать эти укрепления в лоб, преодолевая при этом такую серьёзную водную преграду, как лиман. На их месте я действовал бы иначе: сосредоточил бы ударную группировку значительно севернее, и после форсирования собственно Днестра развернул бы наступление на восток и юго-восток, чтобы подойти к Одессе с северо-запада и севера. Задача тоже непростая, учитывая боеспособность Красной Армии, но более реалистичная, чем форсирование лимана.

По словам «старожилов», прибытие на фронт итальянских частей сразу же почувствовалось. И не только в форме поднятия боевого духа румынских солдат. У итальянцев оказалась довольно неплохая артиллерия, как полевая, так и дальнобойная, которой не хватало румынам. А ещё — авиация и бронетехника, пусть последняя и не очень-то способна потягаться с нашими новыми танками. Но ПВО Одессы пришлось серьёзно напрячься, поскольку некоторые образцы итальянских самолётов ничем не уступают многим британским и французским, закупками которых румыны пытаются компенсировать потери.

К сожалению, Южный фронт считается «второстепенным», поскольку основные сражения идут гораздо севернее, в полосе ответственности Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов. А потому и обеспечение его новой боевой техникой ведётся «по остаточному принципу». Хорошо, хоть часть войск, освободившихся после ликвидации британо-турецких сил в Крыму, перебрасывается сюда, под Одессу.

Почему нас так «обижают», мне лично понятно: и враг у нас до сих пор был «второсортный», не сравнимый по силе и опыту даже с польской армией, и серьёзной угрозы потери территории не существовало. Да и теперь даже, с учётом переброски в Румынию итальянских войск, соотношение ситуаций изменилось не очень-то сильно: если против нас будут сражаться итальянцы, то там, на севере в бой вступают канадцы и французы.

Да, до наступления распутицы Красная Армия нанесла серьёзный удар по оккупантам, но была вынуждена остановиться, поскольку трудности, связанные с нею, возникли не только у агрессоров, но и у красноармейцев. А сейчас, насколько мне известно, там, на севере, проблемы бездорожья сменились другими проблемами. Выпавший снег и наступившие холода, с одной стороны, помогают нам, а с другой — мешают не меньше, чем врагу.

Да что там говорить? Холода, сковавшие грязь, обездвижили не только польские и французские танки и автомобили, но и наши. Зачастую, технику буквально приходится выдалбливать из плена окаменевшей грязи, а снег, прикрывший заболоченные места, лишь замедляет замерзание размягшей за осень почвы до такого состояния, чтобы она могла выдержать технику. Правда, бойцы Красной Армии, чаще всего, готовы к таким трудностям, в отличие от европейцев. Но за время вынужденного «безделья» союзники по «Антибольшевистской коалиции» сумели численно и качественно усилить свою группировку и уже пытаются нащупать слабые места в нашей обороне, чтобы продолжить наступление, прерванное советским контрударом.

Насколько мне известно, наращивание численности французских дивизий, переброшенных из Западной Европы, происходит, преимущественно, на юге Белорусской ССР и в центральной части Правобережной Украины. То есть, скорее всего, удары этими войсками будут нанесены в направлении Смоленска и Киева. Важнейших городов, поскольку Киев — это не только столица УССР «мать Земли Русской», но и один из крупнейших промышленных центров, а Смоленск издавна называют «ключом к Москве».

В общем, к возобновлению активных боевых действий готовятся все. И мы, и оккупанты. Но когда эти боевые действия закипят снова, остаётся лишь предполагать, ведь о своих планах мне не докладывает ни наш Генеральный Штаб, ни, тем более, противник.

Предполагаю, что на моём участке фронта это произойдёт вовсе не в ближайшие дни, поскольку и итальянцам, и румынам требуется перегруппировка после отвода нашего десанта за лиман (а румынским частям — ещё и пополнение после напряжённых боёв, в которых они понесли серьёзные потери). И на это уйдут не дни, а недели.

Как бы то ни было, а перед подчинёнными мне войсками стоит совершенно конкретная задача, которую мне сформулировал товарищ Сталин во время нашей встречи в Москве перед моим отбытием в Одессу.

— Ни один солдат противника не должен войти в город иначе, чем в качестве пленного.

Опять оборона, как это было в Ленинакане. Что ж, дело знакомое. Только в подчинении у меня теперь — не единственная мотострелковая дивизия, не «группа» из двух дивизий, как это было на завершающем этапе обороны города. И даже не армия, как в Крыму, а существенно больше сил. Так что возможность держаться имеется.

10

Ульрих Граф, 21 ноября 1941 года

Вот и расстались мы с генералом Эрвином Роммелем. Надеюсь, не навсегда.

По его словам, наше пребывание в Соединённых Штатах Америки прошло очень плодотворно. И речь идёт не только об Абердинском полигоне, где он читал лекции американским военным и давал рекомендации о том, какими должны быть современные танки. Ведь после Абердина мы побывали и в Вашингтоне, и в Детройте, «автомобильной столице Америки», а после этого переехали поездом (от самолётов меня уже тошнит!) на Западное Побережье.

С кем Эрвин встречался в Вашингтоне, мне достоверно неизвестно. Могу лишь с определённостью сказать, что в Белом Доме он точно не был. Если его фигурой интересуются какие-то высокопоставленные чиновники, то это вовсе не значит, что на встречах с ними должен присутствовать «какой-то генеральский денщик». Да и наш статус разыскиваемых в ряде довольно влиятельных стран (Великобритания, Франция, Польша) «военных преступников» накладывает серьёзные ограничения: такие встречи должны быть неофициальными.

Впрочем, я и сам не очень-то горел желанием присутствовать на некоторых из них: еврейское влияние в США доведено до максимума. Куда ни плюнь, включая государственный аппарат, с огромной вероятностью попадёшь в еврея, а они меня бесят. Но приходится терпеть, поскольку генерал считает, что от этих людей очень сильно зависит наше — его и моё — будущее. А возможно — и будущее миллионов наших соотечественников, ныне изнывающих в польском рабстве.

Да, в Соединённых Штатах очень сильно про-польское еврейское лобби. Этим настроениям мы обязаны идеологической диверсии, устроенной британцами и поляками, объявившими, что войну с Россией они начали, в том числе, ради создания на её территории еврейского государства. Потому, куда ни глянь, на глаза попадаются плакаты с призывом записываться добровольцами в «Еврейский освободительный корпус», жертвовать деньги на помощь Польше. А в газетах (приходится понемногу осваивать английский язык, хотя от него, как от языка врагов германского народа, меня тоже корёжит) — истекающие патокой восхваления «героев», сражающихся против «русских угнетателей еврейского народа». Тьфу!

Будучи в Нью-Йорке, я сам видел демонстрацию с требованием к американскому правительству вступить в войну с большевиками «вместе с братским английским народом». Но и президент Рузвельт, и другие высокопоставленные лица из его администрации пока либо хранят молчание на эту тему, либо рассуждают, насколько выгодно Америке сохранять нейтралитет и торговать со всеми воюющими сторонами.

В Детройте всё было значительно проще, поскольку нашим визави выступал сам «автомобильный король» Генри Форд, как известно, очень сочувствующий идеологии фашизма. Поэтому представление ему меня как одного из близких соратников вначале Гитлера, а потом и Вальдемара Пабста только пошло на пользу в его разговоре с Роммелем.