И тут СБшник ловит мой взгляд, приветливо кивает и идет дальше.

Все обрывается внутри.

Нет. Не меня.

Я себе все придумала.

Мой муж ищет другую сбежавшую девицу.

Ту… Яркую, страстную… Ту, из-за которой у него так блестели глаза…

Егор

Я теперь знаю, что такое выжженная пустыня.

Это то, что внутри у меня. И у моей жены. Из-за моих поступков. Из-за необдуманных действий. Из-за игры на повышение.

Я рискнул. Захотел сыграть по-крупному и рискнул.

И все потерял.

Машенька убегает из приемной, а я замираю и боюсь пошевелиться.

Мой мир рухнул и накрыл меня обломками.

Больше ничего нет.

Ничего больше не важно.

Ничего больше не нужно.

– Шеф… – тихо окликает меня Гоха. – Чего вызывал?

Вдох-выдох.

Отмираю.

Нет.

Нельзя себя жалеть.

Заварил кашу – разгребай.

А то эта дрянь еще к Маруське полезет.

Я просто обязан оградить ее от этого!

– Гох, отсюда только что вылетела девица…

– Брюнеточка? – Гошка рисует на уровне груди полусферы.

– Она, – киваю, поморщившись. – Пробить по камерам, куда делась. Найти. Доставить ко мне. Потом скажу, что дальше.

СБшник с готовностью кивает и растворяется в коридоре.

Я оборачиваюсь к секретарше.

– Алина, – произношу тоном, не предвещающим ничего хорошего.

– Да, Егор Григорьевич? – сейчас она не тянет на коварную соблазнительницу, сейчас она скорее первоклашка, не выучившая урок. Глаза широко распахнуты, губы дрожат.

– Алина, вы не пустили ко мне мою ЖЕНУ, – выделяю последнее слово, чтобы поняла. Чтобы осознала, дура такая…

– Но, Егор Григорьевич, разве ваша жена не… – она в панике, удивленно крутит головой, несмотря на то, что все женщины уже ушли. – Эта дама, – машет на мой кабинет, – представилась вашей супругой…

– Что, прямым текстом? – стискиваю зубы.

– Нет, – Алина краснеет, – она сказала, что…

С меня достаточно. Регина – сволочь, но это не отменяет того, что Алина – дура. Убрать обеих из моей жизни.

– Алина, я не готов выслушивать ваши оправдания, – еле сдерживаюсь. – Знать в лицо важных посетителей – ваша обязанность.

– Да… Но… Эта женщина, – Алина взмахивает рукой в сторону двери. – Она совсем не выглядела как… И вы там, – теперь взмах в сторону кабинета.

– Это моя ЖЕНА! – ору на нее, я уже не в силах сдержаться. – Мария Сергеевна моя жена! – повторяю с нажимом.

Что?!

Что ты себе позволила?

Решила, что я там с любовницей и дала это понять моей Маруське?!

– Алина, – смотрю сейчас на нее и думаю, как сохранить профессионализм и не наорать матом, – вы уволены!

– Но, Егор Григорьевич! – несется мне вслед, но я уже не слушаю.

Подхватываю ноут и спешу в главный переговорный зал. Сейчас встреча с австрийцами, а потом срочно домой. Срочно!

Может, еще хоть что-то смогу спасти.

Я смогу.

Я буду пытаться.

До последнего.

Это моя жена.

Это женщина, ради которой я живу.

Маша

Домой ехать не хочется.

Да и…

Если честно, нет сил.

Коленки дрожат, ладони потеют. Боль накрывает с головой, мешая дышать, становясь комом в горле.

В голове роятся совершенно неприятные мысли, в животе все сворачивается узлом.

Выхожу из лифта, но иду не на парковку.

Холл, крыльцо, улица…

Здесь недалеко есть парк. Маленький скверик в самом центре города, с прудом и утками. И очень красивыми клумбами. Только сейчас вся эта милота оставляет меня равнодушной. У меня просто ноги подкашиваются. Уговариваю себя, что это оттого, что автолюлька жутко тяжелая. С трудом добираюсь до ближайшей пустой лавочки, ставлю свою ношу и достаю ребенка.

– Иди ко мне, мой сладкий, – воркую, стараясь успокоить и себя, и его. – Иди к маме, – говорю на автомате. – Смотри, какое солнышко.

Малыш смешно хмурится, сопит, фыркает, как ежик, забавно чихает. Улыбаюсь. Мой ты маленький. Целую нежную щечку, поправляю чепчик, перехватываю его поудобнее.

На душе становится легче и приятнее.

Солнечные лучи играют бликами на глади крохотного паркового озерца, а я смотрю на очаровательную копию своего мужа, и во мне вдруг поселяются сомнения.

А был ли Егор так коварен?

А может, это просто череда глупых совпадений?

Ну всем же тяжело.

И ему в том числе.

Вон, в Красноярске, Мишка сказал, без перерыва на сон работали.

Не могут наши отношения так быстро развалиться.

Я безумно его люблю.

И он меня.

Я знаю, я чувствую.

Как он держал мое лицо в ладонях там, в кабинете…

Может, еще не все потеряно?

Может, у нас еще есть шанс?

Поговорить откровенно, сходить вдвоем к психологу.

Вздыхаю, прижимаю к себе малыша, и в этот момент рядом со мной на лавку садится…

Егор

Сижу в переговорном зале. Никак не могу переключиться на немецкий язык. Через каждые две фразы понимаю, что перевожу сам себе. Черт!

Егор!

Выкинь все из головы!

Ты этих переговоров два месяца добивался. Для чего? Чтобы их слить?

Тут же думаю, что если Маша уйдет, то на хрен мне вообще все эти переговоры? Вся эта корпорация? Вообще все?

Одергиваю себя.

Нет.

Работаем!

Работать, Полянский! Солнце еще высоко!

Австрийцы сыплют нужными им цифрами, которые неплохо бы проверить.

Черт! Вот тут и сейчас мне нужен нормальный ассистент рядом!

Открываю корпоративный чат, пишу начальнице отдела кадров: “Заменить мне помощницу. Нужна зрелая женщина, а еще лучше мужчина”, – делаю на этом акцент, давая понять все, что мне надо, не скатываясь в сплетни. Высокомерная выскочка посмела не пустить ко мне жену! Алине выписан волчий билет. Пусть попробует устроиться туда, где смотрят не на размер груди. Хотя вряд ли ей это помешает в карьере.

Снова пытаюсь сконцентрироваться на переговорах.

Хорошо, что Ермолин рядом.

Феноменальная память. Держит в уме данные по всем сделкам за прошедший год.

Дотошный зануда. Мы с ним так обычно и работаем. Он знает все детали, а я разрабатываю стратегию.

Вот только в случае с ребенком я ее фигово разработал! Не хватило мне Мишкиной педантичности.

Но год назад было с ним не посоветоваться…

Когда у Маруськи вдруг прижился плод, мне кажется, я готов был петь и плясать на каждом углу!

Это было счастье!

Это было то, чего мы всей душой хотели!

Там был мальчик.

Сын.

На этом настояла сама Маша.

Чтобы ей подсаживали только мальчиков.

Это чертово завещание.

Будь оно проклято!

Полоумный старик повесил хомут на шеи всех, кто был вынужден носить его фамилию. Отец все детство издевался надо мной, но когда я стал во главе компании, я был уверен, что теперь-то все кончено. Теперь я рулю ситуацией! Куда там! Как же жестоко я ошибался!

Ненавижу!

Его, отца, себя и всю эту чертову империю.

Наверное, год на третий брака мы решили, что можно подумать и о ребенке. И почти сразу поняли, что Маруся не может забеременеть…

Это был ее первый цикл сессий с психотерапевтом.

Она кляла себя, что не может выполнить обязательства перед фамилией.

А я проклинал саму фамилию и деда.

Это женщина, которую я люблю больше жизни.

Мне плевать, будут у нас дети или нет. Главное, чтобы она сама была рядом!

Но нет.

С упорством камикадзе Маша из раза в раз записывалась на ЭКО.

Гормональная терапия разрушала ее организм, каждая неудача била по ее психике.

Я терял свою девочку.

Я разрушал ее.

Я убивал ее тем, что я Полянский.

Очень просил прекратить, и она почти согласилась, но… И вот неожиданно удача! Успех! Плод прижился!

Боже, как же я был счастлив.