Егор стискивает зубы и морщится. Ему очень неприятно вспоминать это. И то, что я снова это слышу, ему тоже неприятно.

– Но больше, по сути, она ему была не нужна! – разводит руками Елена Васильевна. – В тот момент, когда ты притащил ребенка Маше, для твоего отца сложилась идеальная ситуация, – она смотрит на чашки, удивленно вскинув брови, будто те ей действительно могут что-то показать или объяснить. – В какой момент она появилась снова?

– Когда Саньке было уже четыре месяца, – шепчет Егор. – Я прилетел из командировки, а она ждала меня в приемной.

Он кривится, будто собирается кому-то плюнуть в лицо, отворачивается…

А я вспоминаю этот момент… Я тогда решила, что эта женщина и он… В его кабинете… За закрытыми дверьми…

Боже, ведь можно было просто поговорить… И не пришлось бы сейчас выяснять, кто нам угрожает. Или все равно пришлось бы?

– Не хватает данных, – Михницкая резко встает, упирается руками в стол. – Давай! Рассказывай! Прямо по часам! Что делал, с кем встречался, что планировал?

– Контракт был, – Егор трет лицо. – На уровне правительства… С австрийцами… Черт! – зло смеется. – Мне это тогда казалось настолько важным, что я даже ночевать домой не ездил! Впахивал, как вол…

Он крутит головой, пытаясь стряхнуть с себя те воспоминания.

– И что с контрактом?

– С контрактом все срослось, – пожимает плечами. – Несмотря на косяк в Красноярске… Если Федька не прошляпит, то…

– А что за косяк? – прищурившись, смотрит на него престарелая следовательница.

– Да там старые директора решили себе, видимо, дачи обновить, – вздыхает. – Сами у себя украли, чуть поставку на Северсталь не пролюбили… – качает головой. – Два дня без сна концы искал, пять человек уволил… Но все разрулили…

– Так… – Михницкая причмокивает морщинистыми губами. – То есть получается, что у тебя раз проект, из-за которого ты не ночуешь дома, два проект, из-за которого ты вообще уехал…– она многозначительно оглядывается на меня. – А Маша там одна с якобы твоим суррогатным ребенком, – откидывается на стуле с видом победительницы. – Я б взбесилась!

– Я и взбесилась, – отзываюсь почти шепотом. – Я тогда тоже в офис к нему поехала… Решила, что если он прям сейчас ради нас свои дела не бросит, то разведусь… – сглатываю слезы. – А там австрийцы…

– И Регина, – довольно восклицает Михницкая.

– И Регина, – кивает головой Егор.

– То есть эта мадам появилась в твоей жизни второй раз ровно тогда, когда у тебя начались проблемы с женой… – она внимательно смотрит моему мужу в глаза. – Не на работе, – качает головой, – а дома!

– Получается, так, – Егор щурится. Думает. Под этим углом он на ситуацию, похоже, не смотрел…

– Вот хоть режь меня, – хлопает в ладоши старушка, – твоему отцу это не выгодно! Может быть, он ее потом спрятал, – рассуждает она. – А может, и не он…

– Подождите, подождите, – Егор тоже хватается за чашки и масленку, – то есть, если это не отец… – замирает. – Это кто-то из очень близкого круга, – его голос похож на глухое рычание. – Я даже с матерью не делюсь тем, что происходит у меня дома.

– Тю, – вскидывает руки Михницкая, – да у тебя ж не дом, а проходной двор! – видит ошарашенные глаза Егора и продолжает: – Кухарка, экономка, няня… – замолкает. – Три штуки!

Она встает и тихо шаркает к плите.

– Прислуга… – Егор расправляет плечи, явно готовится к бою.

– Садовник, охранник, водитель, – скучающим голосом перечисляет Михницкая. – Надо искать того, кому выгодно!

Причмокивает губами…

– Но, – деланно кряхтит, – кое-какие справки, я, конечно, могу навести, – смотрит на Егора с видом ребенка, знающего секрет.

– Вы?

– Я, – она почти возмущенно вскидывает подбородок.

– Катерина! – улыбаюсь ей.

– Ну конечно, – хмыкает Михницкая. – Они ж там все до сих пор работают! – закатывает глаза. – От нечего делать устроили санаторий! Ругаются, что почитать нечего – вся библиотека на немецком и английском, и всерьез рассуждают, можно ли пользоваться бассейном в ваше отсутствие!

Услышав это, Егор заливисто хохочет.

– Если она откопает мне крысу, то ей можно будет пользоваться чем угодно даже в наше присутствие!

– Да уж ей и так щедрот хватит, – отмахивается Михницкая. – Я ей давно сказала, чтобы она там поменьше болтала, а побольше слушала… Но пока ничего обнадеживающего, – поворачивается к Егору. – Думай сам, – тычет в него пальцем. – Ты что-то упускаешь! Не видишь кого-то, кому было выгодно!

Егор трет подбородок, вижу по его глазам, что в мыслях он уже далеко…

– И еще одно…

Михницкая с громким стуком водрузила на плиту старый чайник.

– Что? – возвращается из своих размышлений Егор.

– Непонятно, чего хочет эта дама, скорее всего, она думает о том, как подвинуть Марию, – старая следовательница поджимает губы и выглядит в этот момент очень серьезно, настолько серьезно, что мне становится страшно. Егору, похоже, тоже. – А возможно… – Елена Васильевна многозначительно смотрит на голопопого Саньку у меня на руках.

– Сашка, – выдыхает Егор.

– Именно, – кивает старушка. – Маша ее видела из окна, когда ты гулял с коляской. Сегодня тебя не было, но она снова была около коляски…

– Она охотится за ребенком, – дрожащим голосом отзываюсь я.

– Возможно, – кивает Елена Васильевна. – И так как ты, – тычет скрюченным пальцем в Егора, – никак не поймешь, откуда ветер дует, то я бы пацана лучше спрятала, – она ежится, будто ей вдруг становится холодно, а у меня мурашки бегут по коже.

– Где его спрятать? – шепчу я.

– Да ну где? – хмыкает Михницкая. – На самом видном месте, конечно! – смотрит на меня с видом победителя. – Вы когда-нибудь пытались пересчитать детей своих соседей?

П

Егор

– Он любит морковку, – Маша держит под руку Иру, Лехину жену. Обе женщины волнуются, но Маруська при этом чуть не плачет. – Только ты много не давай, а то его начнет сыпать.

– От морковки? – недоверчиво хмурится Ира.

– Ага, – Маша кивает. – И от тыквы. Любит оранжевое, но обсыпает.

– Поняла, – кивает наша многодетная соседка, – у меня с Кирюшей так было!

Кирюша – это ее второй или третий… Сейчас он уже рассекает по двору на велике, но я почему-то уверен, что Ирина не забыла ни одной мелочи.

– Спать на животе любит, не перекладывай, – волнуется Маша.

– Да кто ж не любит, – широко улыбается красивая дородная женщина. – Все коленки подожмут, попу кверху!

Нам было сложно их уговорить. Очень.

Если честно, без Михницкой мы бы не справились. Соседи даже на деньги не позарились – мы им предлагали все, что у нас в копилке. Не взяли.

Когда поняли, что опасность ребенку угрожает именно потому, что он у нас, согласились.

Разработали целый план: нашего сына нарядили в плюшевый розовый комбинезон с ушками, напялили ему носочки с бабочками. Он доволен. Ярко, есть что пожевать. Маша чуть не плачет.

Ира собрала вокруг себя ораву своих детей, усадила в пеструю разбитую коляску Саньку и со всей этой шумной толпой отправилась в магазин. На весь двор рассуждают, что сейчас уедут к каким-то друзьям на дачу.

Меньше чем через час шумное семейство действительно покидает город, а мы с Машей берем нашу аккуратную дорогую коляску, укладываем туда пупса, заимствованного все у тех же соседей, и чинно выходим в парк.

Молчим. Держим друг друга за руки и молчим.

На душе тягостно.

Маруське еще хуже. Она успела к нему привязаться, да и… Не забери она из нашего дома карапуза, жила бы сейчас спокойно…

А как бы жил я?

От мысли, что кто-то настойчиво впихивал в мою постель Регину, становится мерзко и противно.

Зачем?

Какие выгоды?

Никак не могу просчитать. Прокручиваю в голове всех возможных игроков, но понимаю, что что-то упускаю.