Черт!

Маша! Марусенька!

Что же тебе сказать?

Оправдываться нельзя.

Иначе сразу все разрушу. Ты даже слушать не станешь.

Да, ночевал в городе. Да, улетел срочно.

Работа.

Это ты поймешь. Простишь.

Телефон. Забыл в квартире.

Это тоже просто случайность.

Регина.

Черт!

Как объяснить эту шаландру, выбегающую из моего кабинета?

Кем она может быть, чтобы это выглядело… Естественно?

Слыш, Полянский, ты хочешь опять врать жене?

Притормози!

Физически тоже жму на тормоз.

КПП на въезде в поселок.

Итак. Что же сказать жене?

Я трахал эту дрянь, и тот ребенок, которого я тебе принес – наш с ней сын.

Твою ж…

Самому тошно от этой формулировки.

Каково же будет Маше?

И все же.

Врать нельзя.

Нельзя.

Сколько слоев лжи я уже наворотил? Сколько не договорил? Сколько выставил в исключительно мне нужном свете?

Нет. Так больше нельзя.

Она же моя жена.

Я же пытался сохранить наш брак.

А что делаю в итоге?

Вру ей? На каждом шагу вру ей и избегаю объяснений?

Она этого как минимум не заслужила.

Паркуюсь около дома.

В голове только одна выжигающая все мысль.

Больше никакой лжи.

Аж в висках стучит от напряжения, ладони вспотели.

Я заслужил это.

Я заслужил любую ее реакцию.

И я просто обязан это все вынести.

Это по моей вине.

Ну что ж.

Я готов.

Хлопаю дверью, выхожу.

Ступени крыльца, холл.

– Маша?

В доме тихо. Может, Санька спит. А я тут ору.

Прохожу в холл, заглядываю на кухню.

Там мирно пьют чай кухарка с одной из нянь.

– Мария Сергеевна наверху? – спрашиваю требовательно.

– А, – подхватываются женщины. – А, ой… Нет!

– В смысле нет? А где? – хмурюсь.

– А… – няня бледнеет. – А Мария Сергеевна поехала к вам…

Егор

– Что значит еще не приехала? – я бегаю по дому, зачем-то заглядываю в кабинет. – Она же должна была! Она звонила?

– Н-нет, – повариха всхлипывает, а няня хватается за свой телефон.

Как я сам до этого не додумался?

– Наберите ее. Где она?

Кажется, я просто ору на них.

Мечусь по дому, как загнанный зверь, рву на себе волосы.

И вдруг от двери очень тихо:

– Не надо меня набирать.

– Маша!!!

Я готов упасть перед ней на колени от облегчения.

Кидаюсь к жене, перехватываю люльку.

– Маша, где ты была? Что случилось?

– Нигде не была, – спокойно пожимает плечами она. – Просто гуляли с Сашей в парке, – смотрит на меня прямо, и я впервые в жизни не могу считать ее взгляд.

Что в нем? Обида? Боль? Злость? Недоумение? Не понимаю. Ничего не понимаю.

– А почему ты мне не позвонил? – чуть вскидывает бровь она.

– Я, – кручу головой, опять запускаю пальцы в волосы, – телефон в квартире забыл, – выдаю как что-то само собой разумеющееся. – Не спал после командировки, вообще на автомате в офис уехал.

– Ах, в квартире, – тихо и певуче произносит она, а у меня мурашки бегут по спине.

Я же готовился к этому разговору.

Но что-то идет не так.

Что?

Что случилось?

Почему Маша такая?

– Маша, – обращаюсь к ней и понимаю, что у меня голос дрожит.

– Нам надо поговорить, Егор, – спокойно говорит мне моя Маруся.

– Да, – киваю и понимаю, что это будет совсем не такой разговор, как я планировал. Понимаю, что это будет что-то, что я никак не могу просчитать.

– Катерина? – Маша спокойно поворачивается к няне. – Возьмите Санечку. Он сыт, но ему явно нужно поменять подгузник. Вы займетесь?

– Конечно, Марья Сергеевна! – они с кухаркой, оказывается, так и стояли у меня за спиной. – Вы позволите? – она поднимает на меня взволнованный взгляд, тянется за люлькой.

– Да, конечно… – хмурюсь, протягиваю ей ребенка.

– Ты обедал? – Маша уверенным шагом проходит в дом.

А я вдруг замечаю, что она действительно здесь стала хозяйкой. Язвительной экономки нет. Горничная тоже только одна. Второй не вижу. Кухарка и единственная нянечка смотрят на нее крайне уважительно и почти с любовью.

Вот так.

Пока я придумывал, как выпутаться из всей этой лжи, моя жена делала то, что умела лучше всех на свете – устраивала мир вокруг себя. Правильный, почти идеальный. Мир, в котором я очень люблю жить.

Шумно сглатываю, понимая, чего я могу лишиться, потеряв ее. Это не просто развод. Все, что я люблю, все, что я ценю – выстроено Марусей. Уйдет она – развалится мой мир. Иду за ней следом.

– Ты обедал? – оборачивается Маша с видом гостеприимной хозяйки. – Александра Степановна состряпала чудесное фрикасе!

– Нет, – качаю головой. – Спасибо, я не голоден, – ловлю взгляд жены и добавляю: – С ног падаю от усталости, но есть не хочу.

– Тогда, может быть, кофе? – все тем же тоном светской дамы продолжает она. Видит, что я снова хочу отказаться и настаивает: – Я хочу чая!

Отворачивается, идет в кухню. Слышит, что я тоже захожу, продолжает:

– Жутко хотелось пить в машине, – включает чайник, достает чашки. Кухарка, мелькнувшая было на пороге, растворяется где-то в коридоре. – Но я не хотела останавливаться, – Маша оборачивается, смотрит на меня, кажется, с вызовом. – Саша спит, пока машина едет. А стоит притормозить, сразу просыпается. Так что, – подхватывает вскипевший чайник, – пить хочу.

Вот так. Она уже знает повадки этого ребенка. Она возится с ним как с родным. Когда ты это пропустил, Полянский? Может, еще в какую командировку съездишь? Тогда точно, чтобы в дом приехать, надо будет о визите предупреждать заранее. Почувствуй себя в гостях, называется.

Сам виноват.

Добегался.

Вот и получай.

Все.

Хватит.

– Свари мне кофе, – смотрю на жену исподлобья. Всем своим видом показываю, что я все понял.

Осознал, прочувствовал.

Я и правда прочувствовал.

Не хочу так.

– Поговорим? – коротко спрашиваю жену.

Можно, конечно, и дальше играть в это добродушное гостеприимство, но я и так уже понял, что тут я скорее в гостях, чем дома.

Надо это исправить.

– Поговорим, – кивает Маша, а сама тянется за туркой.

Она по-прежнему ко мне спиной. Не хочет смотреть в глаза. Ну что ж. Я подожду.

Я заставлял ее ждать намного дольше.

Кухня заполняется горьковатым ароматом арабики. Маша терпеливо стоит над туркой. В последний момент бросает щепотку грецкого ореха, дает подняться пене…

Обожаю.

Ее обожаю, ее кофе обожаю, смотреть, как она его готовит, обожаю.

– Марусь, – окликаю ее тихо, когда она ставит на стол две чашки.

– Садись! – она на меня по-прежнему не смотрит. У нее между бровок пролегла вертикальная складка. Хмурится моя девочка.

– Маш, – зову ее снова.

А вот тут она поднимает на меня взгляд.

Ух…

Ну ты же сам хотел этого, Полянский.

Злость, боль, обида…

Все, что ты себе предполагал.

– Маш, все не так, как ты думаешь, – начинаю оправдываться я, хотя сам себя заклинал этого не делать.

– А откуда ты знаешь, как я думаю? – вдруг усмехается моя Маруська и усаживается за стол, высокомерно вскинув подбородок. – Ты, что ли, мысли мои читаешь? Или как?

– Нет, не читаю, но я вполне в состоянии проанализировать все происходящее и спрогнозировать твою реакцию, – выдаю ей на автомате.

– Да, – она ехидно усмехается. – А сейчас ты что спрогнозировал? Чего заволновался? Думал, что я домой не поеду после встречи с твоей любовницей?

– Она не моя любовница, – рычу я, но Маша иронично вскидывает бровь, и у меня все холодеет внутри.

Нет.

Только не это.