Но в следующий миг мощные ноги Таймура напряглись — и мы взмыли в воздух.

Первые несколько секунд были чистым ужасом. Земля провалилась под нами, ветер хлестал по лицу, и я была уверена, что сейчас соскользну и разобьюсь насмерть. Но полёт Таймура оказался удивительно плавным — он двигался вместе с потоками воздуха, а не против них, и постепенно я поняла: контроль у него абсолютный.

А потом случилось нечто волшебное.

Когда мы парили над заснеженными вершинами, поднимаясь выше, чем я когда-либо поднималась без самолёта, страх отступил, уступив место восхищению. Мир раскинулся внизу, словно зимняя сказка: нетронутые долины, древние леса, горы, уходящие за горизонт. А я летела сквозь всё это на спине магического оленя.

Через нашу связь я чувствовала радость Таймура от того, что он делится этим со мной — его гордость за своё мастерство, его спокойное удовлетворение от того, что я рядом с ним, в его стихии. Ветер нёс нас легко и свободно, и я впервые увидела его магию зимы. Не яркую и эффектную, как у Кэная, а тонкую и выверенную — когда небо и ветер подчиняются воле.

— Это невероятно! — крикнула я и почувствовала, как ответное урчание удовольствия прокатилось по его груди.

Ветер стал холоднее, и вихрь снежинок окружил Кэная, когда он присоединился к нам в небе. Его белая шерсть сверкала на солнце, хотя его полёт был… заметно менее стабильным, чем у Таймура.

Мы летели, казалось, одновременно целую вечность и ни мгновения, преодолевая расстояния, на которые пешком ушли бы часы, всего за считаные минуты. Выносливость Таймура поражала — дыхание оставалось ровным, траектория не сбивалась ни разу. Я начала понимать, почему сибирский клан так ценят на самых длинных маршрутах.

Наконец мы начали снижаться к хребту, возвышающемуся над широкой долиной. Мы мягко приземлились на каменистом выступе, и Кэнай сел рядом, подняв облачко снега своим не самым аккуратным приземлением.

Таймур фыркнул, опускаясь, чтобы я могла слезть. Кэнай обратился обратно в человеческую форму, снег всё ещё цеплялся за его волосы.

— Вот поэтому её нёс ты, — сухо сказал он, хотя в голосе слышалась нежность.

Я подошла и стряхнула снег с его чёлки.

Таймур тоже вернулся в человеческий облик, и я повернулась к нему, проведя пальцами по его щеке.

— Это было… самое удивительное, что я когда-либо испытывала.

Он подарил мне неожиданно застенчивую улыбку и мягко поцеловал в лоб.

— Подожди, пока не увидишь это, — мрачно сказал Кэнай, указывая на долину внизу.

Я посмотрела вниз — и у меня сжалось сердце, но совсем не по той причине, которую я ожидала.

Долина превратилась в нечто, напоминающее современный корпоративный кампус. Стерильные здания были разбросаны по территории и соединены ухоженными дорожками. Солнечные панели поблёскивали на крышах, сотрудники спешили между корпусами. Всё выглядело организованно, эффективно и до боли цивилизованно.

И именно это делало ситуацию хуже.

— Выглядит так… обычно, — выдохнула я, в голосе звучало замешательство.

— В этом и смысл, — ответил Таймур, подходя ко мне. — Операция Санты — это не диккенсовский кошмар. Это современная корпорация, просто построенная на магии, а не на деньгах.

Я наблюдала, как олени — и в человеческой форме, и в звериной — сновали между зданиями. Движения у них были торопливые, напряжённые — дедлайн Рождества висел над всем комплексом. На них была униформа: поло и куртки с логотипом Северного полюса. Такие же, как и на мне.

Со стороны это могло выглядеть как хорошо организованное, даже идиллическое место работы.

Но я знала лучше.

— Смотри, — тихо сказал Кэнай. — Жилой комплекс на восточной стороне.

Я прищурилась. Корпоративное жильё в США встречается редко — оно дорогое и сложное в управлении, но при этом имеет долгую и отвратительную историю эксплуатации. Его часто преподносят как «бонус», позволяющий работодателю занижать зарплаты и удерживать деньги за низкокачественное жильё.

— Здания разного размера, — заметила я.

— Пири получают самые маленькие блоки, — пояснил Таймур. — Сибирское стадо — средние. Финские лесные олени — самые большие, но они дальше всего от основного кампуса.

— Жильё распределяется по подвиду, — пробормотала я. — Раздельно и неравно.

— Подожди, пока не увидишь, что внутри.

Рука Кэная легла мне на поясницу, когда он повёл нас вниз по склону к кампусу. Вблизи на меня никто даже не обратил внимания. Атмосфера была лихорадочной — всем было не до странной маленькой оленихи между двумя альфами, стоящими подозрительно близко.

— Ребят, меня тут не ограбят. Вы слишком палитесь, — прошептала я.

Они оба фыркнули, но всё равно отошли от меня ровно на полшага.

Кэнай приложил бейдж к сканеру, и мы вошли в одно из зданий. Внутри оказалась лаборатория, заполненная светящимися артефактами.

— Исследование и разработка магического оборудования, — прошептал Кэнай мне на ухо.

Все работники здесь были очевидно из подвида Пири — многие с таким же светлым или белым волосом, как у Кэная. Несколько человек взглянули на нас, но большинство даже не подняли головы.

Перед ними парили экраны — я почти была уверена, что они работали на магии, а не электричестве, — заполненные графиками и рунами. Даже я, человек, ощущала, как магия пульсирует в этом месте. Но это была не мягкая, снежная магия связи Кэная.

Она была напряжённой, как оголённый провод.

И она сорвалась.

Аура помещения резко сменилась, и огромная ледяная глыба, высотой в три оленя, материализовалась над лабораторным столом, сбив ближайшего работника с ног. Его напарник помог ему подняться, стряхнул с него лёд — и они немедленно вернулись к работе.

— Это место — пороховая бочка, — сказала я. — Инцидент здесь — вопрос времени.

Кэнай кивнул.

— Нам поручают самую опасную магическую работу, потому что мы «естественно устойчивы к магической отдаче». Для сибирского оленя это означало бы неделю нетрудоспособности.

— Но ведь они все здесь по собственному выбору, да? — спросила я. — Это не принудительный труд.

Смех Таймура был горьким.

— Технически — да. Мы все «выбираем» быть здесь. Так же, как люди выбирают работать за минималку без соцпакета — потому что альтернатива — голод.

— Олени-оборотни рождаются со связью с зимней магией, — продолжил Кэнай. — Это часть нашей природы: мы летаем, ориентируемся в любой погоде, работаем с магией, которая убила бы другие виды. Но эту связь нужно постоянно подпитывать.

— Операция Северного полюса обеспечивает эту подпитку… — подхватил Таймур, — …и превратила её в товар. Работаешь здесь — магия остаётся с тобой. Попробуешь уйти...

— И потеряешь способности, — закончила я, и понимание накрыло меня с головой. — Ты становишься по сути человеком.

— Хуже, чем человеком, — тихо сказал Кэнай. — Люди приспособлены жить без магии. Мы — нет. Олени, которые уходят, не просто теряют сверхъестественные способности. Они заболевают, впадают в депрессию, теряют связь с собственной сущностью. Большинство не живёт дольше пары лет.

Я огляделась вокруг.

— Значит, это не рабство юридически… но альтернатива — смерть.

— Они утверждают, что всё не так серьёзно, — ответил Таймур. — Что смерти не связаны с потерей магии. А поскольку уходит так мало оленей, это сложно доказать. Но мы знаем правду. Каждый олень там внизу «добровольно» подписал контракт, прекрасно понимая, что уйти он не сможет никогда. И их дети подпишут такие же, когда достигнут определенного возраста.

Я сжала зубы.

— А зарплаты?

— Конкурентоспособная, — сквозь зубы сказал Кэнай. — Жильё, питание и медицинская страховка включены. Все «бонусы» современного работодателя. Я помню… — он замолчал, и на его лице мелькнуло чувство вины. — Я был рад, когда увидел свой пакет. Пири всегда получают самую высокую оплату — наше магическое влияние ценно для инфраструктуры Северного полюса.

— А сейчас? — спросила я.