Я лежала между ними, пока они заставляли меня пить воду и кормили с ложки сытным картофельным супом. С момента начала моей течки прошло около семидесяти двух часов, и периоды ясности становились всё длиннее. Моё тело всё ещё отзывалось тёплой дрожью, стоило мне посмотреть на любого из них, но отчаянная острота притупилась настолько, что я снова могла формулировать мысли полными предложениями.

Таймур фыркнул, сидя по-турецки у изножья кровати.

— Вот именно. Хороший вопрос, не так ли? Меня этот образ милой старушки не обманывает. Она играет в эту игру уже столетиями.

— Ты думаешь, это было намеренно? — спросила я. — Не просто вмешательство в духе «заботливой бабушки»?

— Всё, что делает миссис Клаус, просчитано, — ответил Кэнай, рассеянно выводя узоры пальцами на моём плече. — Она не ошибается. Если она запустила твою течку прямо перед Рождеством, как раз тогда, когда мы находимся в разгаре критически важных переговоров...

— Это саботаж, — закончил Таймур. — Чтобы держать зачинщиков занятыми тем, что они трахают свою новую омегу, вместо того чтобы объединять кланы.

Я нахмурилась, и сквозь остаточный туман течки пробились мои юридические инстинкты.

— Это звучит слишком сложно. Почему бы просто… не знаю, уволить вас? Запретить вам появляться на Северном полюсе?

— Нельзя, — голос Кэная стал жёстким. — У нас есть контракты. Древние. Подписанные кровью и магией. Йольнир может сделать нашу жизнь невыносимой, но он не может просто так избавиться от нас без причины. А организация — формально не против правил. Просто это то, что никому не удавалось… никогда.

— Почему? — спросила я.

Таймур накормил меня ещё одной ложкой супа.

— Потому что оборотни-олени — стадные существа, но при этом мы каким-то образом не можем договориться ни о чём. У каждого подвида свои обиды, свои приоритеты. Олени Пири хотят более безопасных магических заданий. Мой народ — стадо сибирской тундры — хотят более коротких маршрутов и лучших периодов отдыха. Финские лесные олени хотят...

Он резко замолчал.

— Хотят чего? — надавила я.

Кэнай вздохнул.

— Они хотят перестать быть вьючными животными. Финские лесные олени — самый крупный и сильный подвид. Им поручают всю самую тяжёлую работу — буквально и фигурально. Погрузка саней, перевозка припасов, строительные работы. Это разрушает их тела. Большинство из них к среднему возрасту уже изломаны.

— Самые большие, самые сильные и самые упрямые, — буркнул Таймур.

— Тай...

— Это правда! — Таймур резко взмахнул рукой. — Каждый раз, когда мы приближаемся к единству, Алекси всё срывает.

— «Лесные олени не будут довольствоваться крошками тундры», — произнёс он с певучим финским акцентом. — Он не идёт на компромиссы, не работает с другими кланами. Он просто со всеми воюет и делает всё ещё сложнее.

В его голосе слышалась не только злость, но и что-то ещё — возможно, боль.

— Ты пытался с ним договориться?

— Годами, — рука Кэная замерла у меня на плече. — Алекси не неправ в том, как обращаются с его народом. Финские лесные олени получают самые тяжёлые задания и самый высокий уровень травм. Но он не принимает того, что перемены должны быть постепенными. Он хочет, чтобы всё исправили сразу — или он уходит от стола переговоров.

— В прошлом году, — тихо добавил Таймур, — у нас была сделка. Все три основных подвида согласились на единый список требований. Улучшенные протоколы безопасности, периоды отдыха, компенсации за травмы. Это было не всё, чего хотел каждый, но это был прогресс. Настоящий прогресс.

— Что случилось?

— Алекси случился, — челюсть Таймура сжалась. — За три дня до того, как мы должны были выступить перед Йольниром, он вывел из соглашения весь свой клан. Сказал, что сделка недостаточно далеко заходит в решении физического насилия над его людьми. Что мы продаём их ради мелких уступок.

— А вы так делали? — осторожно спросила я.

Кэнай на мгновение замолчал.

— Думаю, нет. Но я понимаю, почему он так это воспринял. Олени Пири и сибирское стадо — мы сталкиваемся с другими формами эксплуатации. Магическое истощение, переутомление, опасные маршруты. Но правда в том, что нам платят лучше. Их работа считается менее специализированной — физический труд. А некоторые из их надсмотрщиков… жестоки. Намеренно.

— Жестоки — это как?

— Словесные унижения. Невыполнимые нормы. Назначение самой тяжёлой, унизительной работы оборотням, о которых они знают, что те уже травмированы. — Голос Кэная напрягся. — Прошлой зимой был инцидент. Финский олень рухнул, перетаскивая припасы в канун Рождества. Его надсмотрщик заставил его продолжать, сказал, что тот симулирует. В итоге оказалось — три треснувших ребра и внутреннее кровотечение.

Меня замутило.

— Это нападение. Как минимум преступная халатность.

— В человеческом мире — да, — Таймур покачал головой. — На Северном полюсе? Надсмотрщик получил устное предупреждение. Оборотня отметили как «ненадёжного» в личном деле — а это значит, что теперь ему назначают ещё более тяжёлую работу.

— И Алекси видел, как с его людьми так обращаются, пока вы вели переговоры о более длинных перерывах, — медленно сказала я, и понимание накрыло меня. — Неудивительно, что он ушёл.

Таймур резко посмотрел на меня.

— Мы пытались создать что-то устойчивое. Нельзя требовать всё и сразу и ожидать...

— Я знаю, — перебила я, протягивая руку и сжимая его ладонь. — Я вела достаточно профсоюзных переговоров, чтобы понимать стратегию. Пошаговые изменения, наращивание импульса, не перегибать палку. Но, Таймур… если бы мой народ систематически подвергался насилию, пока я сидела за столом переговоров и просила увеличить обеденный перерыв, я бы тоже всё сожгла к чертям.

В комнате повисла тишина. Рука Кэная снова начала медленно двигаться у меня на плече.

— И что случилось после того, как Алекси вышел из соглашения? — спросила я.

— Всё рухнуло, — ответил Кэнай. — Без финских лесных оленей у нас не было численного веса, чтобы Йольнир воспринимал нас всерьёз. Олени Пири и сибирское стадо вернулись к своим отдельным претензиям. Ещё один год был потерян.

— А Алекси?

— Вернулся к тому, чтобы воевать по-своему, — голос Таймура был предельно сдержан. — Что в основном означает физические стычки с надсмотрщиками и ещё большие проблемы для всех.

Я обдумывала услышанное, прокручивая динамику конфликта.

— Он вам не доверяет.

— Нет, — признал Кэнай, крепче обнимая меня. — Так что нам делать? Мы не можем объединить кланы без него. Но и решить все проблемы одновременно мы тоже не можем — иначе перегнём палку и не добьёмся ничего.

Я задумалась, медленно переворачивая задачу в голове. Это была знакомая территория — расколотые коалиции и паралич, возникающий, когда все хотят справедливости, но не согласны в методах.

— Вам нужен другой подход, — сказала я наконец. — Перестаньте искать точки соприкосновения между подвидами. Вместо этого определите общего врага.

— Йольнир, — сразу сказал Таймур.

— Нет. Не он напрямую. — Я приподнялась, оживившись, несмотря на усталость. — Система. То, что позволяет ему вообще это делать. Что даёт Северному полюсу возможность эксплуатировать труд оборотней без последствий?

— Отсутствие надзора, — задумчиво сказал Кэнай. — Нет регулирующего органа по магическому труду. Нет механизма принуждения к соблюдению древних контрактов.

— Именно. Значит, вы больше не спорите о том, чьи страдания важнее и чьи требования приоритетнее. Вы боретесь за создание структуры, которая решает всё сразу.

— Это… — Таймур уставился на меня. — Это масштабно. На реализацию уйдут годы.

— Да. Но это нужно всем трём подвидам одинаково. — Я посмотрела на них обоих. — Вы больше не торгуетесь за крошки. Вы строите фундамент, который делает эксплуатацию невозможной.

— Миссис Клаус знала, — внезапно сказал Кэнай. — Вот почему она запустила твою течку. Она знала, что мы близко к чему-то… что нам просто нужно.... — он посмотрел на меня, — кто-то, кто увидит всю картину целиком.