В любом случае выполнение пятого пункта с самого начала решил отложить до тех пор, пока не добуду инструмент и не найду того, кто сможет это за меня спеть. А ещё придётся решить проблему, как объяснить исполнителю, что, а вернее, в какой манере он должен петь. Примерно как в том анекдоте про Карузо. Мол, все говорят «Карузо, Карузо», а мне Рабинович вчера несколько вещей насвистел, так знаете, ничего особенного. Вот мне и придётся побыть в роли того Рабиновича.
На самом деле давно уже нашёл, кто за меня будет петь Высоцкого. Вот как голос её впервые услышал, так и нашёл. Если про диктора центрального радио нашей дивизии я больше шутил или, скорее, не был до конца уверен, а надо ли оно нам вообще, то про песни — нет. Осталось убедить саму Любовь Орлову. А перед тем как начать убеждать, желательно узнать, а умеет ли она вообще петь? А то голос может быть и красивый, а музыкальный слух отсутствует. Как, например, у меня.
— Ты петь умеешь? — не став откладывать на потом, спросил я.
Та немного удивилась, но ответила:
— Конечно, умею.
— А музицировать?
— Тоже, как же петь, если не умеешь играть?
Ну да, в это время именно так, а в моё не обязательно. Врубил караоке или минусовку — и пой сколько влезет. Не стал об этом рассказывать, чтобы не объяснять, что такое эти самые караоки или минусовки. Задал следующий вопрос:
— А на каком инструменте?
— Фортепиано, — как о чём-то само собой разумеющемся ответила она.
— Нет, фортепиано не актуально, — заявил я.
— Почему? — удивилась Орлова.
— А как его с собой по лесам таскать? — выдал серьёзный аргумент.
— Ну, лично для тебя это не проблема, — логично усмехнулась она.
Ну да, уже успела привыкнуть к моему пространственному карману. Иной раз даже лучше, чем я сам.
— Нет, всё равно не актуально, — упрямо возразил ей. — Те песни, которые у меня для тебя есть, рассчитаны на нормальный инструмент.
— На какой?
— На гитару, — ответил я.
— Гитару? — удивилась она.
— Конечно, гитару, или ты предпочитаешь гармошку?
Нет, гармошку она не предпочитала, так что была согласна на гитару. Тем более, оказалась, на ней она тоже играть умеет. В общем, будем искать что поприличнее. А пока подбирать репертуар. Даже без всяких трансляций можно и на лесной поляне у костра концерт устроить. Особенно если песни хорошие.
А пока я ей всё-таки решил показать то недоразумение, которое нашёл недавно в телеге. Любовь Орлова взяла в руки инструмент и только поморщилась — расшатанные колки, потёртая дека, местами повреждённые струны. Ну да, я её понимаю. Перед этим пытался показать нашим столяру и мебельщику в надежде, что они хоть как-то поправят дело, но те лишь развели руками. Да и понятно — в походных условиях музыкальный инструмент особо не отремонтируешь. А такую даже в хорошей мастерской не исправишь. Да и попробуй исправь то, что изначально не было даже среднего качества. Но, как я уже сказал, надо с чего-то начинать, и для самых примитивных репетиций она сгодится.
Я честно рассказал, зачем мне надо, чтобы она спела Высоцкого. Нет, против других песен тоже ничего не имел, но Высоцкий — обязательно. Просто рассказал о кодексе попаданца. И как его пытаются выполнить те путешественники во времени, которые попадают в другие эпохи. Трудно предупредить товарища Сталина, если он ещё не родился. А вот Высоцкого перепеть можно даже неандертальцам. Поймут — не поймут, дело десятое, ведь формально пункт выполнил.
Пофантазировали на темы, что можно рассказать разным правителям, каким-то образом оказавшись у них на приёме. Ну, например, песнь о Вещем Олеге спеть:
Как ныне сбирается вещий Олег
Щита прибивать на ворота,
Как вдруг подбегает к нему человек
И ну шепелявить чего-то.*
*Песня о вещем Олеге (В. Высоцкий)
— По-моему, там были другие слова, — сразу заявила Любовь Орлова.
— Это в ненастоящей песне о Вещем Олеге, которая у Пушкина, а у Высоцкого вот такие, настоящие.
Дискуссию на тему, кто же из них настоящий, выиграл я. Ну, хотя бы потому, что судьёй назначил тоже себя. А если серьёзно, то пушкинскую песнь о Вещем Олеге я учил ещё в школе, рассказал на уроке, получил оценку и тут же благополучно забыл. Песнь о Вещем Олеге Высоцкого я вообще нигде и никогда не учил, но почему-то до сих пор её прекрасно помню. И какая из них после этого настоящая? То-то же.
Ещё можно рассказать сказку про Федота-стрельца, удалого молодца. Процитировал небольшой отрывок и вдруг обнаружил, что меня слушает не только Любовь Орлова. Все свободные бойцы дивизии собрались вокруг. Окинул их нахмуренным взглядом, упёр руки в бёдра, потом вместо разноса махнул рукой и продолжил.
Да, я знаю её всю наизусть. А что тут такого? У меня есть знакомая, которая всего «Евгения Онегина» знает, и никого это особо не удивляет. Притом что я сам в школе выучил письмо Онегина Татьяне, рассказал, получил оценку и уже на второй день забыл. В отличие от «Вещего Олега» — буквально на второй день. Мне зачем-то понадобилось проверить, попытался рассказать и не смог. А она весь роман в стихах — и никаких проблем. Вот и я так же помнил всего «Федота-стрельца».
Когда рассказывал, незаметно следил за публикой. Как ни странно, она нравилась всем: и комсомольцам, и дворянам (пока одной дворянке). Да, смеялись они нередко над разными местами, но слушали внимательно, не отрываясь. Как соберу радиостанцию, пущу в эфир. Тем более с современной политической точки зрения сказка очень хорошая.
Потом мы всё-таки вернулись к тому, что будет исполнять Любовь Орлова, разогнав перед тем лишних слушателей незапланированного концерта. Нет, я знал, что научить кого-то петь Высоцкого, не умеючи это делать самому, будет крайне трудно. Но не подозревал, что настолько. И виновата в этом вовсе не хреновая гитара. Нет, сам Высоцкий, как оказалось, не так уж и сложен. Сложнее всего было отучить Любовь Орлову петь романсы.
Это знаете, когда у человека козлиная фамилия, козлиный голос, козлиная манера исполнения, то есть блеяние. И всё это гармонирует друг с другом до тошноты и отвращения. И сейчас это считается нормальным и красивым. Понятно, что Любовь пела далеко не так, но сам стиль просматривался. Сейчас вообще, считай, только два стиля и есть: вот это вот всё плюс бравурные марши. С маршами как раз полный порядок, они во все времена были именно такими. Многие мои песни, особенно советские, как раз идеально под них ложились. Но Высоцкий пел в несколько ином стиле, и вот приходилось бороться с романсами.
На самом деле я даже не рассчитываю сохранить аутентичность стиля самого Высоцкого. Мне хватит, чтобы было не так, как сейчас. Да и никому не нужен ещё один Высоцкий. Лучше, чем настоящий, всё равно не выйдет, а так же просто не нужно. Найдёт моя подруга какой-то свой стиль — уже хорошо. А если он понравится лично мне — ещё лучше. В принципе, последнее и есть главная цель, а не мифический пятый пункт кодекса попаданца.
Пока мы строили баню, планировали бытовку и репетировали песни, второй ценный специалист тоже без дела не сидел. Ему я дал задание даже раньше, чем бригаде строителей. И стол выделил, и инструмент. Когда появлялась возможность, вытаскивал всё это из инвентаря, оставляя его неспешно работать. И вот теперь смотрел на результат.
— А ты точно гравёр? — с подозрением спросил я, рассматривая оттиск своего первого экслибриса.
Казалось бы, выдал ему элементарное техзадание, которое просто невозможно понять как-то неправильно. Стилизованное изображение молнии, состоящее из одного зигзага. Даже скорее не молния, а просто росчерк, разделяющий верхнюю и нижнюю надписи. Строго горизонтально. Сверху вдоль всего росчерка надпись: «Товарищ Гроза». Если её перевернуть, то опять сверху вдоль — латинскими буквами: «Ex Libris». То есть у штампа как бы нет верха и низа, его можно ставить и так и эдак, но строго горизонтально. Потому что сразу под оттиском планировалось от руки дописывать дату поступления книги в библиотеку. Всё, больше ничего.
