— Так вот почему ты умеешь вязать крючком? — спрашиваю я после того, как она бросает мяч.

Взгляд, который она бросает на меня, полон любопытства.

— Откуда ты узнал, что я умею вязать крючком?

— Это был секрет? — спросил я.

Саванна пожимает плечами, немного озорно.

— Я не выхожу на улицу и не рекламирую это. — И шепчет: — Это не очень по-бруклински, по-хипстерски.

Я похлопываю ее по плечу, пользуясь возможностью прикоснуться к ней.

— Оу. Не волнуйся. Мне по-прежнему нравится твоя репутация бруклинского хипстера. Вязание крючком — это супер ретро.

Я обвиваю рукой ее талию и притягиваю к себе.

— Это по-дружески? — Саванна выгибает бровь.

Я поднимаю свободную руку в знак капитуляции.

— Мне кажется, совершенно дружески.

— Это не наводит меня на дружеские мысли, — шепчет она.

Я ухмыляюсь.

— Превосходно.

— Ты ведешь себя плохо, — говорит Саванна, но ее тон игривый. — Но давай вернемся к нашей теме. Откуда ты узнал, что я люблю вязать крючком?

Я хватаю мяч и отправляю его на траву. Затем поворачиваюсь к ней и признаюсь:

— Однажды в твоей сумке я заметил крючки для вязания. Мне показалось, что это в некотором роде очаровательно.

— Ах ты маленький шпион. И ты понял, что это были крючки для вязания, а не спицы или что-то еще?

— Эм. Признание: так и есть. Меня вырастила последняя в длинной череде рукодельниц женщин.

— Отлично. Рукодельницы — это силы добра в мире.

— Согласен, — говорю я. А когда она побеждает меня, кажется, в двадцатый раз, добавляю: — А еще, у меня не было дружеских мыслей, когда я смотрел, как ты бросаешь этот мяч.

Саванна закатывает глаза, но мне кажется, что это хороший знак.

***

В конце дружеского свидания я провожаю ее домой. Меня так и подмывает поцеловать Саванну на крыльце ее многоквартирного дома, но я также остро осознаю, что моя миссия — показать ей, что я услышал. Что сначала мы станем друзьями.

На следующих выходных мы идем слушать новую группу, но не могу сказать, что мы полностью остаемся во френдзоне. Во время звучания музыки оказывается больше прикосновений, чем обычно. Саванна обнимает меня за плечи, когда группа играет гитарный рифф, который отдается в моих костях. И когда выступление заканчивается, и мы направляемся в ближайший бар, я беру ее за руку. Опускаю взгляд на наши руки, пока мы идем.

— Так как насчет этого? Это по-дружески?

Она хихикает.

— Я все время держусь за руки со своими друзьями.

— Тебе лучше не держаться за руки с друзьями-парнями.

Выражение ее лица становится серьезным.

— Гэвин, ты реально думаешь, что мы ведем себя как друзья?

Я киваю, сохраняя невозмутимое выражение лица.

— Да. Мы ведем себя как хорошие друзья, так что я позволю тебе угостить меня пивом.

Она толкает меня локтем.

— Я не собираюсь покупать тебе пиво.

— Эй! Так делают друзья. Я просто говорю.

— Нет, друзья стали бы голландцами.

— Хорошо. Мы перейдем на голландский.

***

В баре за кружкой пива чувствительная кокетливая атмосфера продолжается, пока Саванна не наклоняется ближе, слегка задыхаясь, немного игриво, и не говорит:

— Если я выпью еще, наверное, возьму твое лицо в ладони и буду целовать тебя как сумасшедшая.

Стон вырывается из моей груди. Я поднимаю руку, притворяясь, будто разговариваю с барменом.

— Еще один для леди.

Саванна качает головой, встает и кладет руку мне на плечо.

— Мне нужно идти, или я сделаю что-нибудь, о чем потом пожалею.

Я хочу, чтобы она поцеловала меня как сумасшедшая, но не хочу, чтобы она жалела.

Я снова провожаю ее домой. На этот раз удержаться от поцелуя труднее. Труднее сопротивляться желанию подняться наверх. Вместо этого я задаю вопрос.

— Если бы ты сделала то, о чем говорила в баре, то почему бы пожалела?

Глубокий вздох срывается с ее губ, а в глазах вспыхивает уязвимость.

— Я не хочу быть девочкой для утешения.

— Кем ты хочешь быть, Саванна? — мягко спрашиваю.

— Я хочу быть чем-то большим, чем просто заменой. — Она указывает большим пальцем на дверь. — И на этой ноте, мне нужно зайти внутрь.

Когда Саванна уходит, а я возвращаюсь домой, все, о чем могу думать, это о том, что она не чувствует себя девушкой для утешения.

Она чувствует себя полной противоположностью. Той, кто останется.

Саванна

Два месяца спустя мы дегустируем новые бургеры в заведении, предлагающем пятьдесят различных вкусов соусов, в том числе по меньшей мере дюжину из категории «жгучих». (Перевод: место в моем вкусе.)

Мы выбираем несколько вариантов бургеров.

— Я умею хранить специи лучше, чем ты.

Я откусываю кусочек с раскаленным халапеньо и улыбаюсь, поедая это адское блюдо.

Гэвин рискует попробовать бургер с перцем, и даже когда у него на лбу выступает капелька пота, он остается стойким.

Это восхитительно.

Мне нравится, как твердо он относится к чему-то столь бессмысленному, но чертовски веселому.

Я выбираю самый острый бургер из возможных — с красным перцем чили — и откусываю кусочек.

О, святая матерь огненной пищи.

В моей голове образуется дым. Мой язык вспыхивает пятибалльным пламенем. Я машу рукой перед своим лицом. Я кашляю, и Гэвин протягивает мне стакан воды. Я быстро глотаю его.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

— Думаю, что достигла своего предела, — задыхаюсь я.

— Но ты будешь жить?

Из моего горла вырывается еще один приступ кашля.

— Это спорно.

Спустя несколько стаканов воды и ломтиков хлеба я жива и в общем-то в порядке.

Он расправляет плечи и играет бровями.

— Значит, можно с уверенностью сказать, что я победил?

Я прищуриваю глаза.

— Гррр. Да. Это самое острое, что я ела.

Он поднимает руки в знак победы.

— Взгляни на Спицинатора.

— Ты победил, но я не куплю тебе футболку, — протестую я. — И не собираюсь вязать тебе одеяло крючком.

— Это круто. У меня есть право, и это то, чего я хотел. — Он придвигается чуть ближе ко мне в кабинке. — Эй, ты знаешь, какой самый лучший способ избавиться от этого острого ощущения?

Заинтригованная, я отвечаю:

— Я не знаю. Каков наилучший способ избавиться от острого ощущения?

— Нужно, чтобы тебя поцеловали.

Легкая дрожь удовольствия пробегает по моей коже.

— Значит, ты хочешь поцелуями стереть остатки красного перца чили у меня во рту?

— Я полностью открыт для этого.

Я смеюсь. Но потом перестаю смеяться. Потому что прошло два месяца, а мы все еще этим занимаемся. Мы по-прежнему остаемся друзьями, делаем все то, что делали раньше, работаем вместе, тусуемся и веселимся.

Когда мы выходим из ресторана, я беру его за руку, что мы часто делали в последнее время. Но на этот раз все ощущается совершенно по-другому.

Гэвин опускает взгляд на наши руки, затем снова на меня, в его глазах светится обещание.

— Это то, что делают друзья?

Я качаю головой.

— Нет, и друзья не приглашают друзей остаться на ночь.

Энцо

Я бросаю свой лучший тлеющий взгляд справа от объектива.

Фотограф окликает меня.

— Мило. Если ты посмотришь прямо в камеру, мы все растаем от глубины твоего взгляда.

Он слишком добр.

Легкая улыбка щекочет мои губы, и щелчок объектива подтверждает, что фотограф запечатлел и это тоже.

— Блестяще. Ты прекрасно выглядишь, когда улыбаешься.

— Энцо выглядит фантастически, когда улыбается, и когда не улыбается, и в любое другое время тоже.