- Тем более до последних нескольких месяцев она не показывала свою неприязнь к тебе. Я искренне думал, что она не затаила злобу, а оказалось жестоко ошибся, и мне жаль, что все так вышло. Прости меня.

Глава 49

Аня

- Ну что, как там, дедушка? Что случилось? - едва переступаем порог дома, Максим, продолжая сбегать по лестнице, сразу засыпает нас вопросами.

Пытаюсь дать жестом понять сыну, что сейчас не до него, что ему лучше отступить, но он не видит меня, он смотрит лишь на отца, который подавлен всеми этими новостями.

Еще бы, в один день узнать и о скорой смерти отца, и о том, что его мать не мать. Это очень тяжело, и мало ли что ему сорок лет, он тоже живой человек, и нервы у всех могут сдать.

- Максим, давай завтра об этом поговорим. Уже очень поздно, иди ложись, я тебя очень прошу, - говорю сыну, когда он подбегает к нам.

- Дедушке недолго осталось быть с нами, если хочешь, можешь завтра поехать к нему в больницу, или тебя отвезут, - немного отстраненным голосом, одновременно со мной отвечает муж.

Я вижу, как тяжело дается ему каждое слово, вижу, что хочет сказать, но не может. Сейчас в нем борются два желания, и они убивают его изнутри, разрывают. Нужно срочно отправить Максима наверх и поговорить с Витей, успокоить.

- Что? Дедушка умирает? Вы не шутите? Мааам, - протяжно зовет меня Максим, и наконец-то обращает на меня внимание, а все, что я могу, это кивок. - Нет, вы шутите. Вы же шутите. Он же здоровый мужик.

- Нет, Максим, мы не шутим, - опережаю Витю, глажу сына по плечу и понимаю, что оба моих мужчины выбиты из колеи.

И вот она, та самая важная роль женщины, не дать им скатиться в уныние. Сейчас я должна быть сильной, чтобы они оставались сильными потом до конца. Не то, чтобы они сами не справились, скорее моя задача сохранить в них любовь и доброту.

- Иди наверх, я к тебе поднимусь. Мы сейчас с папой немного поговорим, и я приду, правда.

- Я никуда не пойду. О чем вы еще будете говорить, кроме как о дедушке? Нет, я остаюсь. Я никуда не пойду. Никуда.

- Максим, правда, оставь нас. Мы сейчас поговорим и потом оба к тебе придем. Пожалуйста, сын, - молю его, и тут Макс сдается.

Вижу, как тяжело ему становится дышать, но он все же согласно кивает и уходит. Как жаль, очень-очень жаль, что все так получилось, но я не знаю, что еще мы могли сказать, что мы должны были сделать.

Сын поднимается по лестнице, громко хлопает дверью своей комнаты, и вместе с этим хлопком, мы вздрагиваем, и Витя идет на кухню, а я семеню следом. Муж достает из шкафа стакан и наливает ледяную воду из-под крана, залпом ее выпивает, и мне, только глядя на него, становится резко холодно. Терпеть не могу такую воду, это ужасно.

- Он хотел, как лучше, Вить. Его можно понять, - закрыв за собой дверь, говорю это мужу. Он усмехается, наливает второй стакан. - Он остался один с тобой на руках. Да, это сейчас жестоко прозвучит, но разве она недостаточно тебе дала? Неужели была действительно такой плохой матерью?

- Была, Аня, была. Просто раньше я это списывал на свой тяжелый характер, ведь она часто подчеркивала, что я весь в отца, а я видел, каким был отец, и поэтому просто смирился. Вот только, оказывается, на самом деле она меня ненавидела, - с болью бросает в мою сторону.

Понимаю, что ему тяжело, но все равно мне тоже больно от его слов.

- Теперь я понимаю, к чему были эти постоянные придирки. Понимаю, почему она все время грозилась отправить меня в какой-нибудь спец интернат. Она вымещала таким образом, на мне свою боль. Я не помню, понимаешь, не помню от нее материнского тепла и ласки, но просто считал, что, ну вот так сложилось, и я такой тяжелый ребенок и должен ее любить.

Усмешка пропитала каждое его слово, и понятно, как ему на самом деле больно. Но он не показывает этого.

- На самом деле любить было некого, некого, Аня, понимаешь? И он тоже хорош. Вообще не понимаю, зачем он так сделал. Папка эта еще дурацкая.

О да, кстати, папка, я совсем о ней забыла. Она так и осталась лежать в машине вместе со всеми фотографиями, которые Сергей Павлович скрывал.

Витя побоялся, а может быть, действительно пока не готов был увидеть настоящую мать, а я и не настаивала, пока мы ехали, но уверена, однажды он и кассеты посмотрит, и фотографии, и все обязательно поймет.

Конечно, мне бы хотелось, чтобы это произошло раньше, но почему-то кажется, что это случится поздно. Но, в любом случае, они поговорили, выслушали друг друга, высказались. Они даже успели поругаться в больнице так, что пришли врачи и выставили нас за дверь.

Но почему-то мне кажется, что сегодня они сделали огромный шаг друг другу, даже если больше и не поговорят, на душе у каждого полегчало.

- Я не прошу тебя ее прощать, не прошу тебя ее понимать, я прошу тебя помириться с отцом. Ему не так много осталось, и он действительно обо всем сожалеет, ведь порой осознание приходит к нам слишком поздно. И вот в эти самые поздние моменты, тяжелее всего, когда ты просто не знаешь, как, не знаешь и боишься подобрать не те слова.

Не понимает он моих слов, но это больше похоже на отрицание происходящего, и сейчас нельзя ни в коем случае отступать, как бы не хотелось.

- Вы же два упертых барана, ужасных барана, которые никогда не извиняются, и признают ошибки лишь в своей голове. Наедине с собой вы многое можете сказать, но вот так глаза в глаза друг другу... Вы оба должны сделать этот первый шаг. Он сделал, он был готов, а ты закрылся.

- Ты сейчас на чьей стороне? - резко поставив стакан, да так, что из него часть воды выплескалась, забрызгав столешницу, рычит муж. - На его? Тебе его так жалко стало, сердобольная моя? А вот мне нет. Он заслужил все это за все то, что сделал. Я еще не знаю почему… мать умерла, - на слове мама, он запинается. Еще бы слишком все это оглушительно.

Витя замыкается. Я вижу, как сейчас он закрывается от меня, и желая еще что-то сказать, он все же останавливается, поворачивается ко мне спиной.

Его спина напряженная, и он засовывает руки в карманы брюк. Надо что-то делать. Смотрю на него и не понимаю, что.

Тяжело вздыхаю, решаюсь на один такой простой понятный жест.

Подхожу к нему со спины, прижимаюсь щекой к его лопаткам, обнимаю за талию, на что он тяжело вздыхает, и я понимаю, что делаю все правильно. Именно этого ему сейчас не хватает. Я понимаю, что не хотела бы, чтобы все закончилось вот так.

Глава 50

Аня

- Знаешь, я теперь понимаю, зачем они все это сделали, - спустя не знаю сколько времени, начинает говорить муж, а я все также продолжаю обнимать его.

Раз он не убирает руки, значит, ему очень важно чувствовать, что я рядом.

- Я ведь изменил тебе от обиды. Мен бесило, что ты стала слишком много внимания уделять своей карьере, ушла в преподавание, и начала меньше обращать внимания на меня, - что?

Не было такого. Не было. Не помню такого. Да, он просил меня поехать с ним, но не настаивал. И карьеру я никогда не выводила на первый план. Просто тогда действительно не могла сорваться. Приехала проверка и мне нужно было помочь на кафедре.

- Я ведь никогда не хотел, чтобы ты так зашивалась на работе, хотел, чтобы была счастлива, развивалась и любила, просто любила. Но на деле же мне стало дико тебя не хватать. Я разговаривал с тобой, просил тебя, но ты не слушала меня.

Неправда. Неправда! Я никогда не игнорировала его просьб.

- Как же они все четко рассчитали. И бармен тот с задушевными разговорами и бесконечными добавками, и раскрутка нужных шестеренок души. И вот к чему все это привело.

Ладно, сейчас не до этого. Я узнала его видение, узнала, что стало толчком и смутно, как все произошло, и мне вроде легче становится, и в то же время не чувствую какой-то дикой радости. Наверное, потому, что все случилось именно вот так, при таких обстоятельствах.