Мысль о том, что его у меня могло бы не быть, пугает, проносится вихрем по последнему году жизни, заставляя прижать моего маленького сопящего Авдеева еще сильнее. В этот самый момент, пока я стою посреди гостиной, в вечернем платье, с самым дорогим сокровищем на руках, в мозгу вспыхивает трусливое, молящее: «Пожалуйста, Морковка, просто… срыгни. Ну хоть капельку. Испачкай это чертово платье и я останусь дома. Никуда не пойду и буду весь вечер читать тебе книжку, ту, с дурацкими картинками».

Не знаю, откуда берется этот почти панический страх и отчаянное желание ухватиться за любой повод, чтобы остаться дома — я всю неделю ждала этого выхода, у меня дорогущее красивое платье и я шикарно в нем выгляжу, мой сын спокоен и нет ни единого повода думать, что за те пару часов, что я проведу в компании Арика, что-то случится. Но мне вдруг отчаянно страшно выходит из дому. Как будто… предчувствие, что сегодняшний вечер изменит все?

Звонок в домофон заставляет дернуться, как будто ударили током.

Это Бережной — мы договорились, что он заедет за мной. Я не смогла придумать, как вежливо попросить его не подниматься в квартиру, потому что любая моя попытка объяснить, почему я не хочу, чтобы его видели моя чудесная Галина Петровна и няня Марка, в итоге звучали просто как трусливое блеяние.

— Я открою? — предлагает Елена Павловна, но я останавливаю ее жестом.

Передаю Марка, иду и нажимаю на кнопку домофона.

Пока жду, когда поднимется Арик, заговариваю зубы своей неожиданной панике детской считалочкой, которую придумываю буквально на ходу. Получается абракадабра без рифмы и смысла, но она работает — звонок в дверь воспринимаю совершенно спокойно, открываю и делаю пару шагов назад, впуская Бережного внутрь.

Он в черном элегантном костюме, модной розовой рубашке в полоску и в галстуке в тон всему образу. Волосы собраны в растрепанный пучок на затылке, так, что несколько прядей добавляют необходимую толику брутальности.

Несколько секунд Арик просто меня рассматривает.

Как будто столбенеет, пока взгляд скользит по мне снизу верх, не лапая, а будто солнце — которое не жжется, но греет даже через одежду. Он так увлечен разглядыванием меня, что приходится мягко кашлянуть и, шутя, поинтересоваться, не нужна ли ему помощь.

— А? — Он встряхивает головой, как будто сбрасывая наваждение.

— Цветы, — киваю на красивый аккуратный букет розовых кустовых роз у него в руках. — Если они приклеены к твоим рукам — просто моргни, я придумаю, как тебя спасти.

— Боже, блин, прости… черт! — Он делает шаг вперед, протягивает мне букет. И снова смотрит, вынуждая мои плечи покрыться румянцем.

Я никогда не страдала от недостатка мужского внимания, но неподдельной восторг Бережного ощущается особенно приятно. До щекотки в груди — немного теплой, немного зудящей.

— Я поставлю цветы в воду? — смотрю на него с немым вопросом, есть ли у меня пара минут на этот нехитрый ритуал.

Арик снова рассеянно кивает. Ведет взглядом мне за спину, улыбается.

Понимаю, что теперь его увидели обе моих чудесных «бабушки», и силой давлю мысли о том, что все это как будто выводит наше общения на новый уровень. Как будто я познакомила мальчика, который просто носит мне портфель, с сестрами и мамой (если бы они у меня были). Понимаю, что совершенно бессмысленно накручивать себя по этому поводу — я свободная женщина, официально и прозрачно. Могу хоть каждый день приводить нового мужика.

Вспоминаю свои обязанности хозяйки, извиняюсь, и по очереди знакомлю его с обеими. Елена Павловна рассматривает его с любопытством, в глазах Галины Петровны — тепло. Кажется, если бы у нас в запасе было немного времени, она обязательно бы запекла ему своего фирменного судака.

Прежде чем уйти, чмокаю Марика в нос, позволяю Арику за мной поухаживать — накинуть мне на плечи легкую норковую шубку, беру клатч и мы выходим.

— Прости, — улыбается Бережной, как только мы оказываемся в лифте. — Веду себя как прыщавый пацан, который впервые увидел женщину. Но ты просто… ошеломительна.

Обычно я не теряюсь со словами, но сейчас на ум не приходит ни одной, даже малюсенькой шутки. Просто улыбаюсь и тут же делаю ответный комплимент ему.

На улице он помогает мне сесть в его авто — теперь меня уже совсем не удивляет довольно новая премиальная модель.

По дороге то и дело мысленно бью себя по рукам, чтобы не схватиться за телефон и не проверить — вдруг там сообщение от Вадима, и точно такое же предложение? Накануне ночью мне все это настолько реально приснилось, что я, даже не проснувшись, сунула руку под подушку, чтобы проверить, нет ли там чертового сообщения, которое я могла пропустить. Только через минуту поняла, что произошло.

Где-то через полчаса мы подъезжаем к Оперному театру. На парковке такое количество крутых тачек, что мой взгляд на автомате пытается найти среди них авдеевский «Бентли» — его нет.

Я выдыхаю с облегчением, загоняя панику обратно под лавку.

Арик помогает мне выйти. На несколько секунд задерживает мои пальцы в своих ладонях, согревая и успокаивая.

— Не бойся, — его голос действует на меня как успокоительное. — Там не кусаются. По крайней мере, не сразу.

Я усмехаюсь, и напряжение немного отступает.

Внутри — уже довольно прилично народу. Арик не особо вдавался в подробности, а я почему-то не стала даже гуглить, так что толпа становится для меня неожиданностью. Люди здесь в основном похожи на экзотических рыб в гигантском аквариуме — они просто плавно перемещаются от группы к группе, обмениваясь ничего не значащими фразами и оценивающими взглядами. Парочка таких сразу же проскальзывают по мне.

— Кристина, расслабься, — шепчет мне на ухо Бережной, мягко закладывая мою руку себе за локоть. — Ты здесь самая красивая.

Он, как спасательный круг, ведет меня сквозь толпу легко и уверенно, кивая и улыбаясь знакомым.

Я тоже киваю и улыбаюсь.

Но все равно чувствую себя пятым колесом у телеги.

— Аркадий, дорогой, какими судьбами? — К нам подплывает пожилая, но невероятно элегантная дама в жемчугах, в сопровождении седого, похожего на ястреба, мужчины.

— Софья Марковна, Илья Романович, добрый вечер, — улыбается Арик, галантно целуя ей руку женщине, а потом обмениваясь рукопожатием с ее спутником. — Решил внести свою скромную лепту в спасение нации.

Он говорит это с такой легкой иронией, что я невольно улыбаюсь.

— А кто эта прелестная молодая Афродита? — Женщина переводит на меня острый сканирующий взгляд.

Я вижу ее буквально впервые в жизни, но не могу отделаться от мысли, что она уже давным-давно его «женила» на какой-то милой славной тихой женщине, конечно, более подходящей ему по возрасту и никогда бы не напялившей платье с таким неприличным вырезом. Все это как будто написано мелким шрифтом между складками на ее слегка сморщенном лбу.

— Позвольте представить, — говорит Арик, и я замираю, ожидая, какой ярлык он на меня сейчас повесит. «Моя знакомая»? «Моя спутница»? — Кристина Таранова. Моя подруга и очень талантливый керамист.

Я поднимаю на него удивленный взгляд. «Друг»? «Талантливый керамист»?

Меня это ни капли не задевает, наоборот — я рада, что он не присвоил меня как вещь.

Мы обмениваемся парой вежливых фраз, и они отплывают дальше.

— Что? — спрашивает Арик, заметив мой взгляд.

— Керамист? — позволяю себе капельку юмора. — Звучит очень… претенциозно.

— Не хотел тебя смущать.

— Я знаю. — Улыбаюсь чуть теплее и сильнее сжимаю ее

Он понимающе улыбается.

Сегодняшний вечер посвящен сбору средств для какого-то детского фонда. В холле расставлены стенды с лотами для будущего аукциона — картины современных художников, антикварные украшения, уикенд на яхте. Мы ходим от стенда к стенду, и Арик с легким юмором комментирует каждый лот.

— Вот эту мазню, — говорит он, кивая на огромное абстрактное полотно, — продадут тысяч за пятьдесят. Потому что художник — смазливый парень и пользуется спросом у дам определенного возраста. А вот эту, — кивает на небольшую, но невероятно тонкую акварель с изображением старого одесского дворика, — купят за бесценок. Хотя она — настоящая.